Ему бы уйти. Продолжить путь навстречу ещё одному десятку вымышленных судеб, забыться в облаке дыма чьей-то недокуренной сигареты, брошенной в переполненной липкой пепельнице. Выпить порцию-другую бурбона и заснуть в такси по дороге домой. Ему бы уйти…

Стоял не шелохнувшись, неотрывно глядя на свою любовь, и вместо чужих жизней воображал, чем она занималась при свете дня, прежде чем оказалась здесь. Коннор позволил себе роскошь представить, что в этот миг она вспоминает о нём: зачем бы ещё ей изучать витрину с наборами биокомпонентов? Мари наверняка смотрела сегодня пресс-конференцию, и её думы поглотили размышления о прежних страхах и сомнениях, об их совместном будущем. Он поймал себя на мысли, что её волосы стали заметно длиннее с лета. Рокот мотоциклетного двигателя отвлёк его, и Коннор заострил внимание на проезжавшем. Вдруг мотоцикл резко затормозил у тротуара, где стояла Мари, и водитель, сняв шлем, молодцевато крикнул ей: «Доброй ночи, малышка!»

Вздрогнув, она обернулась и изумлённо уставилась на незнакомца. Затем медленно приблизилась, и он протянул ей руку. Ответив на его страстное рукопожатие, Мари издала удивлённую усмешку и кокетливо склонила голову к плечу: «Здравствуй, Марсель».

Волнения прогнали сон, и поздняя прогулка виделась единственным лекарством для души. Мари скучала по Коннору и, вопреки здравому смыслу, ждала, что он вновь появится на её пороге, охваченный безрассудным порывом. «Какая глупость! Я же не собираюсь устраивать ему эмоциональные качели? Так нельзя, ― пыталась отрезвить себя. ― До чего нелепо: теперь, когда он так сдержан и спокоен в моём присутствии, я хочу его лишь сильнее…»

Неделю назад она приходила к отцу в участок и знала, что Коннор тоже будет там. Тело опутала дрожь томления, когда Мари входила в здание Департамента и воображала, как он будет пытаться прикоснуться к ней или захочет поцеловать где-нибудь в укромном уголке. Взяла с собой кофе из его любимой кофейни ― желание позаботиться, вошедшее в привычку с детства. Приметила своего милого друга ещё издалека: склонился над своим столом, изучая папку с фотоматериалами расследования. Его увлечённость работой всегда бередила ей нервы. Часто задышав, уверенно приблизилась, но все её фантазии вмиг раскрошились о его терпеливый взгляд и мимолётную ласковую улыбку. И, как медленно ни пыталась Мари поставить стаканчик на стол, давая Коннору простор для манёвра, чтобы дотронуться до её руки, он этого не сделал. Тепло поблагодарив за кофе, вернулся к делам.

А сегодня ночное дыхание едва родившегося октября принесло к её ногам вместе с опавшими листьями призрак канадского лета. С тех пор, как уехала, Мари не ответила ни на один его звонок, игнорировала все сообщения, но в эту минуту в её груди затеплело противоречивое чувство ― ей было приятно увидеть его лицо. Его до невозможности красивое лицо. И блистательную улыбку мерзавца.

― Ходишь где-то в этом городе, а я никак не могу найти тебя — назойливая головная боль. Рад, что она закончилась. ― Марсель достал смятую пачку крепких сигарет и зажал одну губами. ― Блядь, зажигалку дома оставил!.. ― С досадой похлопал себя по нагрудным карманам кожанки.

― Вот, держи. ― Мари участливо поднесла к его лицу колыхающийся огонёк.

Марсель с блаженством затянулся, запрокинув голову, и сощурился от лезущего в глаза дыма. Мысленно благодарил чёрную высокую неизвестность с подрагивающими точками звёзд и подбирал в уме нужные слова. «Его серо-голубые глаза похожи на эти звёзды, ― думала Мари, изучая лицо напротив. ― Такие же прекрасные, холодные, с мечущимися искорками в черноте зрачков».

— Забавно, что не мог найти. Мы учимся в одном здании.

— Я и пытался, да ты всё равно неуловимая. К тому же я примерный студентик, ты знаешь. — Он театрально приложил ладони к груди. — Мне некогда за барышнями бегать. — И широко улыбнулся в ответ на её заразительный светлый смех.

— Как ты? — спросила со всей искренностью.

― Неплохо. Местами даже супер. Через год стану бакалавром. Не верится, что на носу выпускной. — Марсель снова мечтательно посмотрел на небо, а затем сфокусировался на притихшей Мари. — Волосы длиннее стали. ― Он указал кончиком сигареты на её пряди.

― Агась, надо бы подстричься.

― А мне нравится.

― Папе тоже. Поэтому я так и ненавижу длинные.

― Предки умеют иногда подговнить хорошую вещь.

В привычной манере не сводил с неё пронзительного прямого взгляда и делал глубокие затяжки.

― Чего свалила-то, не попрощавшись? ― В его голосе что-то притаилось. Что-то прежде незнакомое.

― А был смысл прощаться? ― Она пожала плечами и тоже закурила.

― Мы всё-таки были близки.

― Мы не были близки, Марсель, мы просто спали, ― сухо произнесла Мари, глядя на мелкую лужу под ногами, в которой отражался её рот, да мелькала тлеющая сигарета. ― О близости ты знаешь столько же, сколько я о высшей математике.

― Ауч… Как жестоко. ― Он сделал шутливую гримасу. ― Но тут согласен, бойфренд из меня такой себе. Хотя знаешь, с тобой я иногда думал, что, типа, всё могло бы быть по-другому… Да и ты, уверен, понимала это не хуже меня. В твоих глазах всегда что-то было…

― Ты меня путаешь с кем-то из своих девиц. ― Она скептично улыбнулась, хмуря лоб.

― Не, я, конечно, часто в девках путаюсь, но сейчас говорю предельно искренне. ― Он сделал последнюю затяжку, затем достал жестяной футляр, куда складывал окурки, и вдавил в пепельную горстку ещё один сигаретный труп.

С противоположной стороны дороги переместилась высокая стройная тень и остановилась сзади, чуть поодаль; Мари уловила её боковым зрением, но не обернулась, поскольку совершенно не интересовалась происходящим вокруг.

― Я выгляжу смешно? ― В голосе Марселя впервые звучала растерянность, сквозила мягкость, расталкивая локтями напыщенность. ― Думаешь, всё было безнадёжно, и мы только для потрахаться друг другу подходим?

― Да мне вообще в этом мире мало кто подходит. ― Она потушила в его футляре окурок. ― Дело даже не в тебе… Вообще ни в ком, с кем я была, кроме… ― Мари выдохнула и спрятала кисти рук в рукавах пальто. ― Просто я ужасная. Вся какая-то нелепая, поспешная, запутанная. И ещё мне в детстве вкус на мужиков «испортил», ― улыбнулась, сделав пальцами кавычки, ― один человек. Это неправильно и, наверное, не совсем здоро́во, но по мере взросления я всё больше понимала, что никто в моих глазах до него не дотягивает.

― Некоторые детские идеалы следует добить. Запинать ногами к чертям собачьим. Потому что все эти папины лучшие друзья, умницы-кузены, которые по существу даже не мужчины, а идеализированный образ ― пустое и бессмысленное искажение действительности. Некий такой совершенный кастрат, который не вторгнется в тебя, в твои личные границы, не заставит бороться с эгоизмом. Потому что он живёт свою жизнь, а ты свою. Ваше пересечение ― милые мгновения под флёром розовых очков, за которыми ты не можешь видеть их личных проблем и недостатков.

― Ты всё верно говоришь. Я бы лучше не выразилась. ― Марсель впервые услышал, как она соглашается с ним, уступает, не вредничает из принципа. ― Но это было не совсем то. Возможно, отчасти, но не по существу. Он не относился ко мне так, словно я неразумный ребёнок. Мы дружили почти как ровесники.

― Хах, я понял. Ты ведь про Коннора? Который «постарше». ― Он выразительно ухмыльнулся, достав ещё сигарету. Затем нахально залез в один из карманов Мари и вытащил зажигалку, чтобы прикурить. ― Коннор «Убийца оргазмов». ― Саркастично хмыкнул, выпустив густой клубок дыма.

― Ну, не моих уж точно. ― Мари растерянно свела брови домиком.

― Действительно. ― Марсель насмешливо опустил уголки губ. ― Это же не я орал его имя в постели что было сил.

― Господи, чего ты сейчас добиваешься?

― Сам не пойму. Просто… Поехали ко мне? ― Он с надеждой взял её за руку.

― Не стоит. ― Мари деликатно высвободилась и поёжилась.

― Да брось ты ломаться! Было же круто, помнишь?

― Было ничего.