— Ну, и каков теперь план, лохматое чудовище? — В тёмно-медовой радужке блеснула весёлая мягкость.
— Вот я дура… Жарко так теперь.
Наконец двери протянули спасительные объятия желающим выйти на остановке рядом с торговым центром, и автобус выплюнул большую часть пассажиров на улицу. Мари громко вздохнула с показным облегчением, ловя ртом свежий воздух. Раскалённый салон понемногу начал остывать.
— Иди-ка сюда и замри.
Коннор развернул любимое лохматое чудовище спиной к себе и заботливо расчесал пальцами спутанные светлые пряди. Энергичные слаженные движения пальцев сплетали из тонких шелковистых нитей волос чудесный узор.
Машинная точность. Дружеское тепло.
— Это что, колосок?! — счастливо взвизгнула она, ощупывая макушку.
— Так, не балуйся, а то испортишь мой шедевр! Посмотришь, когда закончу.
— Колосок! Колосок! — напевала Мари, нарочно качая головой, чтобы позлить его. — Я знаю, что колосок.
«Да, вот так, замри: твоя дурацкая пластмасска хочет прикоснуться к тебе…» — В груди сгустился электрический страх. Коннор испытывал себя, рисковал нелепо раскрыться. И ничего не мог сделать с неутолимым желанием быть с ней самим собой. Отбросить осточертевшую ложь и чувство вины. Хотя бы раз. Хотя бы украдкой.
Бионическая кожа кисти плавно деактивировалась, обнажив белый гибкий пластик. Коннор вдохнул поглубже бесполезного, ненужного воздуха и легонько опустил руку на маленькое покатое плечо, нежно обвёл окружность и остановился, едва касаясь кожи подушечкой среднего пальца.
— Всё уже? — Она внезапно обернулась, зажмурив один глаз, и её рот растянулся в хулиганской улыбочке.
Мари не успела заметить, как Коннор пугливо и своевременно активировал кожу обратно. Но заметила, как с его лица сошёл оживлённый задор, сменившись непонятной ей тоской.
— Ты чего такой грустный?
— Тебе кажется. Просто духота разморила…
Она и забыла, что хотела полюбоваться причёской в отражении окон: всё с беспокойством вглядывалась в лживое лицо своего ангела, не понимая, почему он не хочет делиться с ней своими печалями. Хмыкнула и покачнулась, шлёпнувшись спиной о его живот. Затем ещё раз. И ещё. Захихикала и стала ударяться сильнее, пока Коннор не блокировал очередную «атаку», обхватив Мари обеими руками и тесно прижав к себе. Затем легко и весело поцеловал её в висок.
Наверное, тот день пах её малиновыми жевательными конфетами, кондиционером для белья, пропитавшим его белую рубашку, горечью отцветающих пушистых одуванчиков (как она смеялась, носясь вдоль тропы в парке, сдувая с них дымчатые головки!). Вне всякого сомнения, теперь Коннор мог бы и выдумать себе эту странную помесь гадких выхлопов и сладкой свежести. Но ему всё равно не узнать, как пах тот самый день. Потому что каждый новый день пахнет по-своему, уверяла его Мари…
― Мистер Андерсон? Вы слушаете? ― безликое эхо чужого голоса выдернуло его назад. Дорожка летнего парка, облитая солнечным светом, растаяла, и Коннор с тоской оглядел блёклое помещение.
― Я здесь, честное слово. Уход в спящий режим мне больше не доступен, ― отшутился, бесцветно улыбнувшись.
― Вам мешает жить физическая боль?
― Совру, если скажу, что не мешает. Боль довольно скверный индикатор неисправности: диагностика системы куда надёжнее. ― Коннор ослабил галстук, нервно пригладил бровь. ― Я даже не смогу подобрать внятных сравнений, чтобы описать моё первое знакомство с этим чувством. Для, того, кто прежде не ощущал ничего, боль ― это прижизненный ад…
Сквозь гудение ламп и шум микрофона в его уши ворвался собственный крик. На его лицо вновь лилась кипящая лава нестерпимого нечто ― без оболочки и без формы. Нечто завладело каждой клеткой, каждой мыслью, росло и множилось, поглощая целиком и уничтожая. Словно вчера он лежал на операционном столе в лаборатории Майкла ― разобранный на куски и собранный вновь из боли и ужаса. Ребёнок микросхем, проводов и алгоритмов, приговорённый к страданиям, о которых грезил в бессчётных цифровых снах.
― Но всё же это была неизбежная жертва. В некотором смысле это вроде как деградация, ведь человечество прикладывает столько усилий, чтобы минимизировать боль, сопровождающую всё его существование… Хотя боль многому научила меня. Сделала острее сострадание.
― Судя по всему, этот опыт просто невероятен. И он так полезен в условиях новой эпохи, когда мы изо всех сил наводим мосты между людьми и пробудившимися андроидами.
― Вы сейчас очень верно подметили, ― подключился Майкл. ― Когда я думаю о разрушительной стороне человеческой натуры ― о жестокости друг к другу, животным и потребительском использовании ресурсов планеты ― понимаю, что нам есть чему поучиться у машин, в которых запрограммировано бережное отношение к природе. И теперь у Коннора есть уникальная возможность взглянуть на мир глазами обеих сторон.
― Так выходит, с помощью столь революционной технологии мы можем всех девиантов сделать нормальными? ― прозвучало из конца зала.
― Уверен, большинство девиантов и так считает себя нормальными… ― Коннор немного смутился. ― Не нормальным себя считал конкретно я.
Присутствующие в зале андроиды одарили молчаливым презрением выступившего журналиста. Атмосфера заметно накалилась. Отовсюду тянулись руки, раздавались выкрики, что мгновенно перемешивались в один непонятный гомон. Пока один из них не прозвучал громче остальных:
― Мистер Андерсон, вам нравится секс?
Коннор почувствовал, как мурашки пронеслись не только по спине, но и по всем внутренностям разом. Внезапная бестактность была частым явлением на службе: во время допроса преступники нередко пытались перехватить инициативу и застать его врасплох оскорблениями или непристойными вопросами, но он стойко держал удар. Эта бестактность была совсем другой ― публичной, глупой, невинной. Под канонаду зашедшегося сердца и пульсацию крови на щеках он снисходительно улыбнулся в ответ:
― А вам?
В толпе прокатился хохот, и Коннор расслабленно выдохнул. Наконец руку поднял один из девиантов.
― Зачем вам диод? Он до сих пор выполняет какую-то функцию?
― Из практических ― никакую. Это было… сентиментальное желание. Он просто держит мою связь с прошлым. Напоминает о том, кто я такой на самом деле.
― Обращаюсь к Майклу Грейсу! Скажите, в ближайшее время мы ещё увидим модифицированного вашими усилиями андроида?
― Как я уже говорил, вопрос о повторных операциях остаётся открытым. Наш метод был экспериментальным, и его успех во многом состоялся из-за силы воли самого Коннора и ряда случайностей. Мой друг осознанно пошёл на риск, даже вопреки моим опасениям. Я бы не хотел вновь подвергать опасности чью-то жизнь. Наша разработка нуждается в дальнейшем детальном изучении и составлении программы, прежде чем я решусь заявить, что «готов оживить всех желающих». ― Обвёл взглядом присутствующих, затем посмотрел на дисплей своего телефона. ― На сегодня всё. Спасибо участникам.
Поднялся гул. Майкл дёрнул Коннора за рукав и кивнул в сторону выхода. Голодные журналисты провожали их до автомобиля, желая ухватить хотя бы ещё кусочек сенсации. К счастью, их муравьиные фигурки и стены здания постепенно уменьшались и в итоге скрылись за первым поворотом. В душе Коннора царили хаос и смятение. Хотелось, чтобы как можно скорее наступило завтра, вернулась полицейская рутина вместе с дурацкими шутками Гэвина, над которыми смеётся он один, ворчание Хэнка и уютные вечера дома перед телевизором в компании Сумо.
Поздним вечером вышел прогуляться в одиночестве. Голова гудела от несмолкающих мыслей, навалилась гадкая усталость, и хотелось поскорее избавиться стресса, забравшего в пакостные ручонки весь этот день.
Город притих, задремал, притворившись, что забыл о существовании людей. Коннор сунул поглубже руки в карманы пальто и задумчиво глядел под ноги, пиная грязные кленовые листья и наступая во все подряд лужи. Чем дальше уводила дорога, тем крепче становилось в нём чувство безопасности: мир узнал его тайну, но всё словно осталось прежним. Вышел к веренице магазинов и побрёл в сторону бара «Демон перекрёстка», который недавно открыл для себя. Коннор предпочитал ходить туда один, чтобы побыть наедине с мыслями и поглазеть на посетителей, выдумывая им историю жизни и обстоятельства, что привели их в это место. Едва ускорив шаг, он остановился, приметив на противоположной стороне проезжей части Мари. Обхватив себя за плечи, она стояла напротив источающей стерильное белое свечение витрины «Киберлайф».
