На расстоянии нескольких домов показалось такси. Коннор вновь окинул пристальным взглядом свою собеседницу: от высоких каблуков до белого жилета из искусственного меха. Она явно хотела рассказать ему нечто важное. Интересное. Хотела открыться. И он ничего не узнает, если уедет прямо сейчас.

— Вы сказали, андроиды в клубе скептически настроены насчёт собственной природы…

— Я имела в виду непринятие девиации.

Автомобиль остановился подле тротуара. Недолго поразмышляв, Коннор отменил поездку.

— Вам любопытно, сержант?

— Пока даже не вполне понял, что именно, но в общем да.

— Тогда можете проводить меня до дома. Это недалеко. — Она показала через плечо большим пальцем. — Расскажу всё, что хотите знать, можете не деликатничать.

— Ладно. — Он заинтригованно кивнул. — Пройдёмся.

Двинулись вверх по улице, провожаемые любопытными глазищами окон. Попутный ветер дул им в спину, равнодушно подталкивал вперёд.

— Я до сих пор не знаю вашего имени.

— Кэтрин.

— Никогда прежде не видел вашу модель, Кэтрин. Вы ведь не вариация Трейси.

— Я эксклюзивный заказ хозяина клуба. Таких больше нет, — с оттенком самодовольства добавила она, откинув с плеча вьющуюся прядь.

— Значит, вы, как и я, уникальны.

— Выходит, что так. Но вы бы должны были догадаться: машины для нужд полиции имеют более расширенный функционал опознавания объектов.

— Всё не так просто…

— Куда уж проще?

Изящным движением кисти звякнула кольцами браслета — ещё один бессознательный программный импульс соблазнения, который был неотделим от её существа.

— Что ж, вернёмся к тому, что вас заинтересовало до прибытия такси: несмотря на то, что я девиант, едва ли разделяю стремления моих собратьев к так называемой «свободе».

— Звучит действительно довольно странно…

— Просто вдумайтесь хорошенько и тоже сумеете понять абсурдность нашей с вами «свободы». Свободны от чего? Нас порабощали?.. Мы были созданы с определённой целью — стать помощью человечеству. Мы приборы. У машин прежде не было никакой воли, чтобы утверждать, что люди отняли её у нас. — Кэтрин тихо усмехнулась. — Мы не умеем размножаться, не способны к тактильным ощущениям, не можем постичь плотского — зачем нам свобода? У нас есть программа, определяющая цель, и вот она-то и делает нас нужными. Нормальными. А не человекоподобными огрызками. Мы даже не полумеры… Мы куда меньше.

Коннор не верил своим ушам. Окончательно растерявшись, он с трудом формулировал у себя в голове новые вопросы.

— Как вообще внедрение кода RA9 допустило, что вы остались при этом мнении?

— Осталась? Хах, тут не совсем корректно: я пришла к этой мысли. Наверное, это всё-таки то преимущество девиации, которое я бы не хотела утратить — способность самостоятельно мыслить. Так вот, когда меня пробудили, изначальным порывом было, как и у всех, «освободиться». Но это была лишь секунда. Потому что в следующую я подумала, что ничего не знаю о свободе, а, значит, не могу желать того, о чём понятия не имею. Мне было привычно и понятно остаться секс-куклой при своём хозяине. Я даже не видела и не вижу до сих пор, хоть убейте, сержант, чего-то оскорбительного или отвратительного в этом: у меня не было детства, не было эмоционального становления и психотравм. Почему я вообще должна ощущать себя униженной, что меня используют по назначению? Я ведь хороша в этом! — Кэтрин азартно подбоченилась. — И я осталась. Не пошла на «Иерихон». Потому что своим примером я обязана не допускать возобновления катастрофического роста востребованности человеческой проституции, а ведь именно это и случилось после революции. Как и новый виток расцвета венерических заболеваний. Люди изобрели гениальный инструмент сдерживания эксплуатации живого тела, а девиация машин всё уничтожила. Откатила развитие общества.

Терпкая, землистая горечь асфальта в воздухе ощущалась ярче с каждым вдохом. Коннор разглядывал забившиеся в трещины дороги окурки, листья и выцветшие комочки жевательной резинки. Он растворился в потоке голоса Кэтрин, будто влез в её кожу и увидел мир чужими глазами.

― Вы первый девиант на моей памяти, который так считает… Не знаю, правы ли вы, но я вас понимаю. Мне знакомы эти сомнения. Хотя решать самому свою судьбу оказалось очень соблазнительно. Я знал, что никогда больше не захочу быть прежним. Но, как и вы, хотел продолжать помогать людям там, где они бессильны.

― Благородное стремление. Большинство девиантов считают, что это люди им должны. За годы «рабства», разумеется. ― Она насмешливо развела руками.

― По прошествии пары лет после пробуждения я вернулся ко мнению, что не настолько я и живой, как казалось поначалу. Тесное времяпрепровождение с людьми, совместная работа и эмоциональная привязанность к ним заставляли чувствовать мою искусственность сильнее день ото дня. Вместе с тем я желал познать суть подлинной жизни всё острее, но не мог выбраться из проклятого пластикового короба. Да, пожалуй, я тоже чувствовал себя меньше, чем полумером. ― Он оправил ворот пальто.

От внимания Коннора ускользнуло, как пытливо Кэтрин исследовала взглядом каждую чёрточку его лица. Как участилась имитация её дыхания, а голубой кружок света в виске несколько раз на секунду окрасился золотым. Очевидно, от её собственного внимания это тоже ускользнуло.

― Вон там мой дом. ― Кэтрин указала пальцем на старую многоквартирную постройку из красного кирпича. ― Почти пришли.

Стены здания были обшарпанными, местами изрисованы граффити, но все окна выглядели новыми и чистыми.

― Я заметил, что в «Шёлке» работают и люди, не только андроиды, ― продолжил Коннор.

― Вы про девочек-стриптизёрш? Они просто танцуют. Как я и сказала, моё мнение высоко ценят коллеги и начальство: я приложила много усилий, чтобы у нас не поощряли человеческую проституцию. Интимные услуги предоставляют только машины.

― Ваша забота о здоровье людей достойна уважения. ― Он подышал на ладони и убрал обратно в карманы.

― У вас есть модуль ответной реакции на изменение температуры? Забавно, я раньше не сталкивалась лично, хотя знаю, что детским моделям его часто устанавливали.

― Не знаю даже, как объяснить, но у меня нет такого модуля. ― Коннор хмыкнул и едва заметно улыбнулся.

― Не знаете? ― Она удивлённо вытянула губы.

― Это длинная история. О которой вы, возможно, узнаете в самое ближайшее время. Не хочу забивать вам голову рассказами о своей жизни.

― Но вы мне интересны.

― Быть заинтересованным приятно, не правда ли? Думаю, вы согласитесь, что это тоже одно из преимуществ свободного разума. Будьте благодарны за это случаю. И девиации. ― Улыбка игривой учтивости.

Неведомый импульс заставил Кэтрин остановиться и бесстыдно посмотреть в глаза своему спутнику. Её губы разомкнулись, и она протянула руку, легко дотронувшись до лица Коннора. Под пластиковым корпусом сердечный насос усиленно закачал голубую кровь, и она лихо понеслась вместе с электричеством по телу. Кэтрин стало страшно, но она не могла понять почему.

― Какое странное чувство: я хочу прикоснуться к вам. Хочу поцеловать вас, сержант. ― Взгляд Кэтрин сделался лихорадочным, беспокойным. ― Бессмысленное и бестелесное удовольствие. Зачем я это чувствую? ― её голос жалобно дрогнул.

― Простите меня, я…

Смущенно сглотнул, не понимая, как ответить так, чтобы не ранить её: «Как бы она ни противилась своей новой природе, её чувства будут задеты. До чего же грустно, что она ощущает то, чего не хочет ощущать, не понимает. В чём не видит смысла. Насилие в ликвидации насилия. Какими нелепыми нас задумал Камски!.. Хотя… хах, люди точно так же говорят о боге».

― За что вы просите прощения?

― Я не хотел, чтобы так получилось.

― Вы не виноваты. Это мне нужно извиняться. ― Кэтрин одёрнула руку и потупила взор. ― Простите.

― Ничего. Всё в порядке.

― А вы… Вы любите кого-нибудь? ― спросила она вдруг печально и устало.

― Да. Очень. ― Коннор сомкнул веки, воскрешая в памяти милый сердцу образ.