— Могу себе представить. — Сочувствие растопило её холодность, — всё равно что детские кошмары сбылись.

— Я где-то месяц боялся на улицу выходить! — Он издал нервный смешок.

— К счастью, в реальности роботы оказались куда миролюбивее, чем в старом кино. — Мари ободряюще улыбнулась ему. — Даже вон, имеют подобие человеческих эмоций и чувств. Стараются жить с людьми в симбиозе.

— А ты, гляжу, во всём положительные стороны ищешь?

— Пытаюсь ужиться с реальностью. Наш с тобой город — колыбель производства андроидов, так что у меня нет выбора.

«Наш с тобой». Наш. С тобой. Марсель мысленно прокручивал в своей голове снова и снова это тёплое соединение звуков. По неведомой причине оно обладало странной властью, внезапно подчинившей себе его разум. «Вот бы мы с тобой болтали до утра на веранде твоего дома. Вот бы мы с тобой танцевали пьяные на вечеринке, прильнув друг к другу. Вот мы с тобой вернулись вместе в Детройт. Вот бы мы с тобой… Вот бы с тобой».

О чём они там говорили? Кажется, о чёртовых пластмассках, наводнивших мир. Не наплевать ли на них? Ведь на Мари это соблазнительное короткое платье и туфли с тонким ремешком вокруг щиколотки.

— Ты будешь ещё что-то заказывать? — спросил нетерпеливо.

— Не, с меня хватит. Я пойду домой готовиться к экзаменам. И так кучу времени упустила, пока развлекалась с тобой.

— Правда? А я вот хотел предложить поехать ко мне и продолжить веселье. — Он подался вперёд, вперив в неё голодные глаза.

— Я уже сидеть не могу! Ты неугомонный! — Она театрально всплеснула руками и жалобно скривила брови. — Даже когда я прошу чуть сбавить обороты, ты меня не слышишь. Или делаешь вид, что не слышишь. Мы же не марафон бежим.

— В самом деле?

— Не смешно.

— О, ещё как! Вообще-то мне с тобой всегда весело: ты не зажатая и открытая. Объятия и ласки, правда, не любишь, но да хрен с ним. За то, как ты инициативно скачешь на мне или работаешь руками, я тебе вообще любое дерьмо готов простить. — Он захохотал, затем достал сигарету и прикурил.

— Я сейчас вообще-то говорила, что ты, пусть умелый, но весьма эгоистичный любовник, и не интересуешься тем, как я хочу. Лишь даёшь инструкции, как хочешь ты.

— По-моему, ты преувеличиваешь. ― Он глубоко затянулся, всё ещё держа её под прицелом блестящих широких зрачков. ― Ну, смотри, я тут наручники раздобыл, — с задором облизнулся, — поиграем в допрос полицейского, тебе точно понравится!

— О боже… Нет… — Мари покраснела чуть не с ног до головы и стыдливо прикрыла лицо ладонями.

— Да брось! Что тут такого? Банальная же эротическая игра. Зато забавная.

— Никаких копов!

— Ладно, как скажешь. ― Марсель капитулирующе поднял кверху ладони. ― Кстати, в четверг я буду читать лекцию про исследование загрязнения воздуха. Ты придёшь?

― Агась. И после сразу поедем ко мне: Линда будет у подруги в Монреале.

― Можем сначала в кино сходить. ― Он волнительно провёл рукой по волосам.

― Я просто хочу заняться сексом, Марсель. Я не хочу с тобой в кино, а то мы как парочка какая-то. ― Мари улыбнулась, очаровательно поджав губы, и деловито вздёрнула подбородок.

― Может, мы и есть парочка. ― Он зеркально ухмыльнулся ей. ― Не боишься влюбиться в меня?

― Ты и капельки не похож на того, в кого я могла бы влюбиться. Несмотря на то, что не встречала никого красивее тебя.

В четверг он всё-таки повёл её в кино. Фильм оказался скучным, но страстная ночь сгладила неприятные впечатления. Секс теперь скрашивал всё в буднях Мари и заставил забыть о том, что когда-то имело значение. Старая боль превратилась в призрак и давно не досаждала воспоминаниями о былом.

Выпускной прошёл как в мечтах ― бурно, весело и пьяно. В шуме песен, поздравлений и шуток Мари вспоминала о матери, представляла её лучезарную улыбку и надеялась, что Бет гордилась бы своей дочерью. Она много болтала по видеосвязи с Кристиной и без устали передавала приветы ребятам из детройтской школы.

Марсель привёз её к себе, когда усталые одноклассники стали разбредаться по домам или продолжать тусоваться в барах маленькими компаниями. Они танцевали вдвоём до рассвета и выпили ещё бутылку вина, болтая то о пустом, то о планах на будущее. «Мы вернёмся вместе в Детройт. Это уж точно, ― вертелось в голове Марселя, пока он сидел на полу, смотря, как Мари поправляет бретели мятого платья и курит в открытое окно, тихонько напевая между затяжками. ― Будем обжиматься на переменках в универе, отдавать в приюты бездомных кошек и собак, поливать дерьмом безответственные корпорации, загрязняющие окружающую среду, пить по выходным, много заниматься сексом и постоянно спорить: она пока не догадывается, но я теперь иногда даже готов уступать ей в этих спорах. Мари не будет долго упорствовать, она благоразумна. Знаю, она тоже хоть немного влюблена в меня, просто не признаётся себе. Девчонки вечно всё усложняют». Зарево покрыло молочно-розовым светом её пряди, и Мари показалась Марселю недосягаемо волшебной. Это разозлило его. Поднялся и стремительно преодолел расстояние между ними, заключив её в капкан сильных рук.

Легли спать после заката нового дня. В мириадах аляпистых картинок минувших лет Мари вдруг увидела стройную фигуру в костюме, стоящую в темноте. Вокруг бушевал ветер, танцевали ослепляющие лучи искусственного света. Но в следующую секунду незнакомец уже падал с высоты, и бесплотное тело Мари подлетело близко-близко к происходящему. Испуганно открыла рот, и её немой крик поглотили стены высоток в центре Детройта. Прямо перед ней устремлялся вниз её милый друг, раскинув руки и смиренно прикрывая глаза. Его безмятежное лицо было едва подсвечено узкой полоской голубого света, стекающего по виску, пушистую прядь волос на лбу трепал ненасытный ветер. Мари хотелось прокричать «хватай мою руку», но язык намертво прирос к нёбу, и она лишь беспомощно растопырила пятерню в попытке поймать Коннора за пальцы. А внизу сплошь ночные фонари да реки машин. И никому нет дела, что через секунду его не станет. Не станет. На расстоянии вытянутой руки.

Тьма. Мокрый хруст об асфальт.

Очнулась, тихо всхлипнув, и задрожала, уставившись в пасмурный полумрак знойного летнего вечера. В тишине раздавались лишь мерный стук сердца и ровное дыхание Марселя. «Что я здесь делаю?» ― шёпотом спросила она у пустоты, не понимая, как выбросить из головы это лицо, принимающее неизбежность высоты, неизбежность падения. Смерти. Не поймала, не спасла. Рыдания подступили к горлу обжигающей волной, душили и резали. Сотни прекрасных воспоминаний разрушили усердно возведённые ею стены темницы, чтобы отыскать дорогу домой.

«Дорога всегда приведёт домой, если я иду с тобой…»

Как же ей захотелось сбежать из этих горячих нежеланных рук, прямиком в холодный обморок далёкой зимы, чтобы в чудесном свете уличного фонаря прижиматься к мокрой ткани пальто, ёрзать щекой по заснеженной каштановой макушке и без остановки произносить слова любви. Умереть бы у этой чужой обнажённой груди, затеряться в простынях, раствориться в душном воздухе проклятой маленькой спальни. Только бы не эти руки! Другие — родные. Укрыться в них, забыться и просто бесконечно чувствовать свою неправильную, постыдную, неудобную любовь.

Вдохнула кромсающий лёгкие воздух, села на постели и бросила взгляд в окно. Солнце прокралось на цыпочках в спальню и расплескало на всём вокруг розовато-рыжие лучи: ласковые, как ручной зверь, шустрые и шёлковые, нежные, как поцелуй ангела.

«Как поцелуй ангела…» — шепнула Мари, схватившись за подвеску на груди, и разрыдалась, словно покинутый ребёнок.

Наступил июль, и всё, о чём теперь думала Мария, ― это возвращение домой. Она не уехала сразу после выпускного из-за Линды, которая не хотела расставаться и просила побыть с ней хотя бы первую половину лета. Июнь был наполнен хмельными вечерами, прогулками в компании, ночами с Марселем и нарастающей тревогой.

Собирала чемоданы в спешке, суетилась по дому и нервничала. Она написала Марселю сообщение: «Было здорово! Ты отличный парень и классный любовник. Надеюсь, у тебя всё сложится круто. Пока-пока». Ни прощальной ночи, ни последней встречи ― она отпускала его как малозначительную страничку своей юности. Мари и представить не могла, что он мчал на такси в аэропорт, позабыв обо всех делах, чтобы успеть отговорить её: она не отвечала на звонки, и Марсель не мог рассказать о своих чувствах. О том, что хотел бы вернуться домой вместе с ней к осени. В тот вечер он напился и подрался в баре: никогда прежде он не ощущал себя настолько уязвимо и странно.