– Апа… у себя, – хриплым голосом произнесла она.

Не сказав ни слова, Чынтемир стремительно проскочил мимо Каныкей, взбежал по лестнице и скрылся в комнате Зууры. Судя по последовавшему молчанию, скорая помощь свекрови уже не требовалась. Каныкей с содроганием вспомнила ощущение неестественного холода под пальцами, когда она схватила свекровь за плечо. «Холодный, как мертвец» – вспомнилась ей услышанная где-то фраза.

– Чингиз! – выйдя из комнаты Зууры, крикнул дядя и направился в комнату своего младшего племянника.

Каныкей похолодела. Впав в состояние шока от увиденного, она совсем позабыла про братишку мужа. «Боже мой! А если… и он тоже?» и следом вновь порадовалась тому, что дочери нет дома. Не обнаружив Чингиза в его комнате, Чынтемир принялся тут же ему звонить.

– Алло, ты где? Все в порядке с тобой? Чувствуешь себя как? – моментально засыпал он вопросами племянника, как только тот ответил на звонок. – Да нормально все, давай домой по быстрому, важный разговор есть, – и отключился, оставив Чингиза в полном недоумении.

Следом он набрал 102 и коротко описав положение дел, вызвал оперативную группу. Затем спустился по лестнице и остановился напротив Каныкей. Она подняла голову, скользнула взглядом по худой, изможденной фигуре (желчнокаменная болезнь год за годом, словно иссушала его тело), желчному лицу и, замирая от страха, посмотрела в глаза. Узкие, глубоко посаженные глаза Чынтемира смотрели холодно и жестко, не предвещая ничего хорошего.

– Что вы вчера ели на ужин? И почему с тобой ничего не случилось? – резким тоном спросил он.

Каныкей растерялась.

– Я… не знаю, мы… мы с Айдаром поссорились еще до ужина, я ушла из дома и ночевала у подруги, – запинаясь, начала оправдываться она. – Я вернулась сегодня, минут за 15 до вашего прихода и нашла их. Айдар…он…он, – она закрыла лицо руками и расплакалась.

– Из-за чего вы поссорились? – безжалостно продолжил Чынтемир, не обращая внимания на слезы невестки.

– Он сказал, что берет вторую жену, – размазывая слезы по лицу тыльной стороной ладони, ответила Каныкей, – я была в шоке, начала возмущаться, но он… он ударил меня. Все-все, оказывается, знали про Нурайым, кроме меня. И апа, и кайни…

– Во сколько ты ушла из дома? – грубо перебил ее дядя.

– Я не знаю, я не смотрела на часы, не до того мне было. Я была в шоковом состоянии… Наверное, часов в 7-8 вечера. А от чего они умерли, дядя?

– Это ты мне скажи! – внезапно повысил голос Чынтемир. Каныкей вздрогнула и испуганно воззрилась на него, разом перестав плакать. – Вчера Айдар сообщает тебе про вторую жену, вы ссоритесь и в ту же ночь он умирает. И его мать почему-то тоже. Совпадение? Я так не думаю! Что ты им подсыпала, тварь? – он стремительно наклонился к сидящей на ступеньке невестке, схватил ее за горло, вынуждая подняться и следом резко припечатал к стене, гулко стукнув головой. Совсем рядом оказались его темно-карие глаза, в которых кипела ненависть.

– Чем ты отравила их, собака безродная? – заорал он, дыхнув на нее отвратительным табачно-чесночным амбре. Каныкей стало дурно, она непроизвольно дернулась и Чынтемир сильнее сжал ее горло. – Подсыпала им какую-то отраву, потом отправилась ночевать к подруге, чтобы обеспечить себе алиби и теперь спектакль тут разыгрываешь?

Его жестокие слова медленно втекали в сознание, пробиваясь сквозь пелену шока и отрицания, и их смысл дошел до Каныкей не сразу, а когда она поняла, в чем ее обвиняют, ее разом окатило холодной волной ужаса.

– Это не я, клянусь Богом! – сдавленным голосом произнесла она, обеими руками схватив мужчину за кисть и пытаясь ослабить его железную хватку.

В кармане Чынтемира зазвонил телефон. Он отпустил руку, и Каныкей закашлявшись, медленно сползла вниз по стенке, словно подтаявшее желе.

– Сиди тут! – жестко велел мужчина. – Скоро приедет опергруппа, сегодня же сделаем вскрытие и если, не дай Бог, в их организме обнаружится яд, тебе конец. Ты сядешь. Надолго сядешь. Это я тебе гарантирую.

С этими словами он взбежал вверх по лестнице и скрылся за дверью комнаты Чингиза.

Каныкей обмякшим мешком осталась сидеть на полу. Мысли беспокойной вереницей крутились в затуманенной голове: «Он думает, что я их отравила. Он что с ума сошел? Чем я могла их отравить? Я же не сумасшедшая, чтобы убивать отца своего ребенка! Может, они просто что-то не то съели, когда я ушла?»

При этой мысли Каныкей вскочила и превозмогая страх, направилась на кухню. Прикрыв лицо рукой так, чтобы не видеть мертвого мужа, она прошла мимо него к холодильнику, намереваясь изучить его содержимое. Но тут ее внимание привлек предмет, блеснувший на полу. Она наклонилась и подняла его. Это была тоненькая серебряная цепочка с небольшим кулоном в форме самолетика. Каныкей машинально сунула ее в карман брюк. Сейчас было важнее другое.

В холодильнике не оказалось ничего подозрительного. Вчерашний плов, который ели все – и она сама, и Назгуль с внуками, и Чингиз – яйца, сыр, бутылка кымыза14, молоко… Никаких консерваций, маринадов, рыбы – ничего, что могло бы спровоцировать сильнейшее пищевое отравление.

Хотя… Стоп.

Неясная мысль, которая пришла в голову Каныкей в первый же миг, когда она увидела мертвого Айдара, внезапно предстала перед ней с ужасающей ясностью.

Не может пищевое отравление выглядеть так! Не может. Пищевое отравление иногда приводит к смерти, но это, как правило, не происходит мгновенно. Почему никто из них не позвонил в скорую? Зуура всегда внимательно и, можно даже сказать, слегка фанатично следила за своим здоровьем – у нее была своя медсестра, которая то и дело колола ей какие-то препараты, витамины и ставила капельницы, в холодильнике хранился полный арсенал лекарств против, наверное, всех болезней мира, она при каждом мало-мальски опасном на ее взгляд недомогании сразу била во все колокола и принималась звонить в скорую. Ну не могла свекровь спокойно лежать и ждать, что пройдет само по себе, не таким она была человеком – значит, просто не успела. И Айдар не успел. Они умерли слишком быстро, возможно, даже не успев ничего осознать.

Каныкей вспомнила отрывок из криминальной хроники, под которую любила засыпать. Человек умирает мгновенно только от отравления ядами! Если это было обычное отравление, Зуура непременно вызвала бы скорую при первых же симптомах – Каныкей знала это точно.

Муж со свекровью отравлены каким-то ядом! И дядя думает, что это дело рук невестки, что узнав о второй жене и впав в ярость, она убила Айдара и Зууру. А сотворив это злодеяние, спокойно ушла к подруге, чтобы утром вернуться и сделать вид, будто шокирована произошедшим. О, Кудай, ее ведь теперь посадят! На 10 лет, нет, на 20 или сколько там дают особо опасным преступницам? Дядя даже разбираться не станет и просто упрячет ее за решетку. Он ведь так и заявил ей сегодня. Никто не будет искать настоящего убийцу. Зачем, если все можно свалить на нее, беззащитную сироту? Она отправится в тюрьму и больше никогда не увидит дочь – Чынтемир это легко устроит…

Айгерим вырастет сиротой и одноклассники будут гнобить ее, называя дочерью убийцы. И как с таким клеймом на репутации она замуж потом выйдет? Вся ее жизнь будет отравлена. Каныкей содрогнулась: она готова вынести что угодно, но только не это.

Решение было принято молниеносно.

Она прислушалась: приглушенный голос Чынтемира доносился со второго этажа, он был занят каким-то серьезным разговором. Недолго думая, Каныкей выскочила в прихожую, быстро обулась, схватила куртку, шарф и солнцезащитные очки Бемы, тихонько отворила входную дверь и выбежала во двор, поспешно одеваясь на ходу. На ее счастье, окна в комнате Чингиза смотрели на задний двор.

Дверь, чтобы не привлекать внимание дяди подозрительным шумом, она оставила открытой. Страх пронзал каждую ее клетку, сковывал мышцы, но в то же время придавал сил и скорости. Внутренний голос то кричал и паниковал, то бормотал молитвы о спасении, приглушив в ней все чувства, кроме верещавшего на полную громкость инстинкта самосохранения. Каныкей трясло, как осенний лист на ветру, колыхающийся перед неизбежным падением, казалось, что дядя вот-вот выскочит вслед за ней, схватит и грубо потащит в дом. А потом прибудет милиция и ее повезут в СИЗО.