Ничего я тогда полпреду не сказал про надсмешечки над германцами. Нечего чужому горю радоваться. Если моей бабушке-антисоветчице, так дед её называет, верить, то скоро и в России не самые хлебные годы настанут.

С немцем Паулем, что нам паек на дорогу выдавал, я признакомился. Вместе мы с ним курить ходим. Я его сигаретами угощаю, а он мне разрешает на открытой вагонной площадке курить. Ну, не могу я в помещении курить, хоть ты меня режь. Привычка у меня такая. В вагоне тоже мне не нравится табачок жечь, на вольный воздух мне надо. Хотя, все наши в вагоне запросто курят.

Конечно, выпускать нас на площадку запрещено, но пока капитан не видит, Пауль порядок и нарушает.

Он — мужик в годах. С виду — далеко за полтинник. Все наши охранники такие, молодежь у германцев на фронте.

У Пауля все разговоры о еде. Как раньше хорошо ели, а сейчас — плохо. Моего немецкого, хоть я его и давно уже в школе учил, на понимание Пауля хватает. Ну, что на языке, то и в голове… Гадать не надо, почти всё время про брот и буттер он думает.

Вот опять на каком-то мы полустанке покуриваем…

Пауль на гастрономические темы разглагольствует. Сейчас что-то про молоко. Тут к нашему вагону из темноты две фигуры и шагнули.

Пауля что-то просят. А, нельзя ли у нас в вагоне до нужной им станции проехать.

Немец отказывается, через слово про порядок упоминает. Тут женщины, это я по голосам слышу, начали серьезные аргументы приводить. Почему Пауль, им отказать в посадке в вагон не должен. Аргумент этот — колбаса. Ливерная. Сколько дают — я не понял.

На Пауля ливерная колбаса просто волшебное влияние оказала. В сам вагон он женщин пустить не может, но на площадке разрешит проехаться. Если их поймают — он ни при чем. В глаза зайчих не видел.

Те — согласны.

Тут наш состав дернулся, вот-вот вагон двинется. Пауль женщин, сначала одну, а потом другую, за руки на площадку втащил, так боялся без колбасы остаться.

Колбаса перекочевала к немцу. Мне было сказано, что я ничего не видел.

Та и другая дамы были просто толстущие. Вот, а Пауль утверждал, что все они тут не один год уже голодают…

Оказалось, так Пауль мне позже сказал, глаза мои меня обманули. Фрау эти — по габаритам самые обычные. Просто они из деревни в город едут, а под одеждой у них еда выменянная спрятана. Под юбки сумки со всяким-разным навешаны, в блузках — колбаса…

Возить из деревни в город продукты, даже для себя — незаконно и нарушение порядка. Власти повсюду кордоны организовывают и всё съестное у подобных дам отбирают. Вот они и выкручиваются, прячут продукты, даже в белье свое их засовывают. Эти — тоже не до самого города поедут. Сойдут немого ранее. До вокзала с его проверкой.

Понять их можно. Голод — не тётка…

Глава 31 Прибытие домой

— Пауль, а куда нас в Россию везут?

Не сразу у меня эту фразу по-немецки сложить и получилось. Сказывалось отсутствие языковой практики.

— В Двинск, — просветил меня информированный охранник.

Кстати, ливерную колбасу он сам съел, со мной не поделился. Жадюга…

Сигареты мои курит, не отказывается, а колбасу в одиночку умял, даже кусочка мне не предложил.

Двинск… Слышал, а вернее — читал в газетах, я про этот город. Это, когда ещё в Галиции воевал.

Германцы тогда в Прибалтике здорово на нас нажимали. Хотели Двинском с ходу овладеть. Это им прямую дорогу на Псков и Петроград открывало. Предместья Двинска несколько раз переходили из рук в руки. Город и крепость немцы днём и ночью обстреливали из осадных орудий, бомбили с аэропланов. Два месяца германцы штурмовали город, но взять его у них так и не получилось. Русская армия стояла как вкопанная. Газеты про двинские события каждый день в то время писали. Двинская крепость стала символом мужества и героизма российского солдата. Авторы газетных статей даже называли его — «Русский Верден», но это уже позже. Почему? Просто всё — германская армия его не один год осаждала, а взять так и не смогла. Когда я в Швейцарии в полпредстве старые газеты читал, там статьи про Двинск мне тоже не раз попадались.

«Русский Верден»… Ну, скоро я его своими глазами увижу.

Пока же я никотином голод убивал. Выданный немцами хлеб был в первые сутки съеден, картошку и восточнопрусский ананас я на второй день пути прикончил.

Паштет — выбросил. Есть его было невозможно. Гадость несусветная…

Когда куришь, есть как бы меньше хочется. Ну, и спишь когда.

Интересно, как мы на поезде через линию фронта поедем? Там же всё должно быть разрушено.

Ничего подобного. Проехали и почти не заметили, если бы не один случай.

Уже третий день нашего пути подходил к концу, как мы в чистом поле встали. Видно было, что тут хорошо повоевали.

— Чего стоим? — спросил я Пауля. Мы с ним, как только поезд остановился, на площадку перекурить вышли.

— Не знаю… Вот, идёт кто-то…

Кто-то оказались солдаты в российской форме. Парочка к нам подошла, другие — кто к паровозу, кто к другим вагонам.

Так, получается, мы уже на нашей территории? Когда германцев и проскочили?

— Лошадку не надо?

Мля…

Вот какого-какого, а такого вопроса я услышать не ожидал.

Причем, сказано это было по-немецки, правда — едва понятно, а не на родном и могучем.

Это какую же лошадку наши воины Паулю предлагают? Движимое военное имущество распродают? Больше-то у них никаких лошадок не должно иметься…

— Что за лошадка? — огорошил я подошедших продавцов.

— Хорошая, только немного исхудала. На еду пойдёт.

Сказано это было без всякого смущения. Солдатик говорил о продаже лошади на еду как о деле привычном и совершенно законном.

Во как… Наши солдаты немцам армейских лошадей на еду продают…

Оказалось, не продают, а меняют. Того, что им было надо у Пауля и его сослуживцев из нашего вагона не было и парочка солдат-коммерсантов отошла к соседнему вагону.

Вот тебе и «Русский Верден»…

В Двинск мы прибыли уже под вечер. Поставили нас рядом с бронепоездом. На его паровозе гордо значилось — «Первый боевой поезд». Написано это было кривовато, но звучало гордо.

«Первый боевой поезд» меня не впечатлил. За окном нашего вагона медленно проплыла сначала орудийная платформа, затем — бронированная пулеметная платформа, блиндированная платформа с установленным на ней орудийным броневиком «Гарфорд», следующим был сам бронированный паровоз с надписью. Имелись ещё в «Первом боевом поезде» две платформы-щупальца, нагруженные запасными рельсами, шпалами, стрелками и железнодорожным инструментом.

Делали бронепоезд явно на скорую руку. Ранее мне приходилось видеть и более серьезные.

— Выходи! Выходи! Быстро! Быстро!

Немцы чуть не взашей выпихивали нас из вагонов. Пауль в том числе. Как будто всю дорогу мои сигареты не курил. Ещё и морду дойч такую сделал, как будто меня не знает. Немец-перец ливерная колбаса…

Похмельный немецкий капитан никому нас не передавал, только сунул пачку бумаг какому-то мужчине в российской железнодорожной форме. После это германский состав ни на минуту не задержавшись тронулся со станции к себе обратно.

Вот тебе и хваленый германский порядок…

По перрону вокзала Двинска бродил какой-то народ. Наш приезд, как мне показалось, особо никто и не ждал.

Так, у нас тоже с порядком большие проблемы…

— Вы, кто такие? — обратился ко мне подошедший морячок.

— Бывшие пленные и солдаты русского экспедиционного корпуса из Швейцарии.

— А, ну ладно…

Получивший ответ кивнул мне и отошел.

Ну дела… Здравствуй, матушка-Россия…

Глава 32 Александр Петрович

— Здравствуйте, товарищи!

Э, похоже, поторопился я с выводами. Ждут нас тут…

От здания вокзала в направлении прибывших из Швейцарии скорым шагом двигался человек в офицерской шинели. Погоны на последней отсутствовали.