Адриан явился на свет как плод союза его преподобия Себастьена Руквисла и Ровены Руквисл. Родители зачали его в минуту умственного помрачения, нарушившую долгое и чрезвычайно скучное течение супружества, всецело посвященного исполнению заветов Господних. И Адриан очень долго пребывал в убеждении, что его родитель — единственный в стране человек, кому открыт прямой доступ к Всевышнему. Отец воспринял появление Адриана с некоторым замешательством, мать — с приятным удивлением.
Его детство и юность в деревне Мидоусвит были такими безмятежными, такими безгрешными и скучными, что не оставили в памяти Адриана почти никаких следов. Мидоусвит было одним из тех маленьких глухих селений, где люди толковали исключительно о метеорологии и агрикультуре, заменяя слова нечленораздельными звуками, и где главным событием дня были потрясающие воспоминания о том, как десять лет назад корова фермера Рэддла родила двойню. Вот в такой обстановке рос Адриан, и единственным его развлечением были подмена звонаря на колокольне, еженедельные безалкогольные вечеринки в доме священника и посещение тех недужных членов сельской общины, кому недоставало сил обороняться от тяжеловесного попечительства преподобного Руквисла.
Когда Адриану исполнилось двадцать лет, его родители разом переселились в мир иной, ибо Всевышний (в припадке рассеянности) забыл известить преподобного Руквисла о том, что мост на дороге между Мидоусвит и Хелибо смыт бурным потоком. И остался Адриан без матери, отца и обители. Сбережения родителя оказались настолько скромными, что их как бы вовсе не существовало, и стало очевидно, что Адриану придется зарабатывать на жизнь собственным трудом. И вот в один из дней ослепительного лета 1890 года, вооруженный рекомендательным письмом одного из друзей покойного отца, он прибыл в огромный, размашистый, шумный, рокочущий, окутанный дымом Город, где и стал клерком в почтеннейшем заведении господ Биндвида, Корнелиуса и Чантера, поставщиков зелени и фруктов для благородных леди и джентльменов. Здесь он провел десять полных напряженного труда, но достаточно бесцветных лет, получая в неделю щедрое вознаграждение в размере пятнадцати шиллингов. Однако Адриан чувствовал, что вправе требовать от жизни чего-то сверх прозябания в рамках торгового заведения господ Б., К. и Ч. В последнее время мысль об этом всецело завладела его мозгом, и он постоянно обсуждал ее со своим отражением в зеркале.
— Другие люди, — бормотал он, ходя взад-вперед по комнате и время от времени посматривая на зеркало, чтобы убедиться, что никуда не делся, — другие люди ведут кипучую, интересную жизнь. С ними происходят удивительные вещи… у них бывают приключения. Так почему же я этого лишен?
Он снова остановился перед зеркалом. Прищурил глаза. Изобразил презрительную усмешку.
— Я вас предупредил, сэр, — повторил он голосом, дрожащим от плохо скрываемой страсти, — отпустите эту леди, не то вам будет худо.
В подтверждение этой угрозы он неловко рубанул воздух рукой, сбив на пол щетку для волос.
Собственные мысли настолько поглотили внимание Адриана, что его слух не уловил странные звуки: глухое постукивание и протяжное сопение, долженствующие предупредить о том, что хозяйка дома вознамерилась совершить одну из своих редких вылазок в мансарду. Громоподобный стук в дверь заставил Адриана подскочить так, что он выронил воображаемую шпагу.
— Вы здесь, мистер Руквисл? — осведомился гулкий баритон миссис Лавинии Дредж, как если бы она меньше всего на свете ожидала застать его в этой обители.
— Здесь, здесь, миссис Дредж, — откликнулся Адриан, спешно проверяя взглядом, не вызовет ли что-нибудь в комнате осуждение хозяйки. — Входите.
Миссис Дредж распахнула дверь и прислонилась к косяку, шумно дыша, будто левиафан, всплывший на поверхность из пучины вод. Мощи ее костяка мог бы позавидовать чистопородный тяжеловоз, и на этом прочном каркасе висели толстые, мягкие, пышные валики грузной плоти. Масса сия нуждалась в солидной подпорке в виде корсета с хитроумной шнуровкой, из-за чего телеса миссис Дредж издавали тревожный скрип и хруст при каждом ее вздохе. Возвышающуюся на голове прическу из черных волос скреплял целый лес шпилек, а толстую шею облекало множество ниток бус и кулонов, которые дружно позвякивали, когда вздымался могучий бюст.
Столь раннее появление миссис Дредж повергло Адриана в панику. Что за ужасное преступление мог он совершить на этот раз? Адриан точно помнил, что тщательно вытер ботинки, входя в дом накануне вечером… Забыл выпустить погулять кота? Да нет, выпустил вовремя. Не навел порядок в ванной после себя?
— Вы… э… вы желаете видеть меня? — спросил Адриан, отлично сознавая бессмысленность этого вопроса.
Как будто миссис Дредж стала бы влачить свое оплывшее тело вверх по трем лестничным маршам, не двигай ею желание видеть его. Но так уж принято изъясняться в Англии… Миссис Дредж ответила, что и впрямь желает его видеть. После чего, наморщив ноздри и верхнюю губу, втянула носом воздух так энергично, что приметные усы ее зашевелились, как трава от ветра.
— Надеюсь, мистер Руквисл, вы не курите здесь в комнате? — зловеще вопросила она.
— Нет-нет, видит Бог, — поспешно ответил Адриан, лихорадочно соображая, надежно ли укрыта его трубка от этих пытливых черносмородинных глаз.
— Очень рада, — сказала миссис Дредж, сопровождая эти слова глубоким вздохом, на который ее подпоры отозвались весьма мелодичным скрипом. — Мистер Дредж никогда не курит в доме.
Адриан уже в самом начале своего проживания в доме миссис Дредж узнал, что ее супруг умер (вероятно, расплющенный ее тяжестью, предположил он). Однако миссис Дредж твердо верила в загробную жизнь, а потому всегда говорила о муже так, словно он сохранил местожительство, что постоянно приводило в замешательство Адриана. Его преследовало кошмарное видение, как он однажды встретится лицом к лицу с мистером Дреджем (аккуратно набитым конским волосом, с блестящими стеклянными глазами) на лестничной площадке или в холле внизу.
— Я поднялась, чтобы разбудить вас, — сообщила миссис Дредж, — на случай, если вы заснули.
— О, спасибо, большое спасибо, — сказал Адриан.
Ее внезапная беспрецедентная заботливость сильно озадачила его.
— А еще, — продолжала миссис Дредж, буравя его укоризненным взглядом своих черных бусинок-глаз, — на ваше имя пришло письмо.
Меньше всего на свете Адриан ожидал услышать от нее такое. После смерти родителей он никогда ни от кого не получал писем. Немногочисленные друзья обитали настолько близко, что у них не было нужды обращаться к услугам почты.
— Письмо? Вы уверены, миссис Дредж? — растерянно спросил Адриан.
— Да, — твердо произнесла она. — Письмо, адресованное вам. — И добавила, как бы затем, чтобы не оставалось никаких сомнений: — В конверте.
Адриан уставился на нее, и миссис Дредж слегка порозовела и приосанилась.
— Мистер Дредж, — надменно произнесла она, — постоянно получает письма, мне ли не знать, как они выглядят.
— Да, да, конечно, — поспешил отозваться Адриан. — Но это чрезвычайно странно… Не представляю себе, кто бы мог написать мне письмо. Большое спасибо, миссис Дредж, спасибо, что поднялись, чтобы сказать мне об этом. Право же, вам не стоило так беспокоиться.
— Не за что, — величественно сказала миссис Дредж, разворачивая свою тушу к лестнице. — Мистер Дредж всегда говорит — поступай с ближним так, как желаешь, чтобы поступали с тобой, только он теперь, вероятно, лишен такой возможности в отличие от вас.
С этими словами она принялась тяжело спускаться вниз по ступенькам, меж тем как Адриан, закрыв дверь, возобновил свое хождение взад-вперед. Мысль о том, кто мог быть автором письма, не давала ему покоя. Надевая галстук с воротничком и пиджак, он пришел к выводу, что потратить полпенни на марку для него могли только Биндвид, Корнелиус и Чантер, пожелавшие довести до сведения Адриана, что более не нуждаются в его услугах. Одолеваемый мрачными предчувствиями, он скатился вниз по лестнице и вошел на кухню. Миссис Дредж была поглощена своим ежедневным бескомпромиссным поединком с кастрюлями, сковородами и прочей кухонной утварью, с коей большинство женщин пребывает в дружбе, тогда как миссис Дредж видела во всех этих предметах непримиримых врагов. Адриан сел за стол, и в самом деле, рядом с его тарелкой лежал конверт, на котором чья-то рука каллиграфическим почерком вывела его фамилию и адрес. Миссис Дредж проковыляла от плиты к его столу, сжимая в могучей руке сковороду с изрядной порцией обугленного черного пудинга, которую и вывалила на тарелку Адриана. Поднявшийся над пудингом синеватый дымок вызвал у обоих легкий приступ кашля.
