Меня охватил гнев. Чайлд говорил, что Тэду просто разбили нос. Чертов лжец. Я не сомневался, что это было то покушение, про которое Тэд рассказывал Амелии.

– Вы знаете, как зовут того, кто набросился на мистера Арчера?

Брэбэзон сделал глоток вина и снова наполнил свой стакан перед тем, как ответить:

– Мне кажется, я никогда не знал его имя.

К нашему столу подошла миссис Гримшоу и поставила передо мной тарелку с анчоусами, а также небольшую корзинку с хлебом и стакан желтого вина. Брэбэзон этим воспользовался, чтобы сменить тему:

– Сколько времени вы провели в Америке?

– Шесть лет, до Саратоги. Я бросил Оксфорд, чтобы пойти в армию.

– Что заставило вас сделать это?

– То же, что и всех, – улыбнулся я. – Женщина.

Брэбэзон понимающе скривился:

– Ваша история – зеркальное отражение моей. Я учился на врача в Глазго, пока не попал под чары Евы. Потерял голову и бросил учебу. В моем случае – сбежал на невольничьем корабле.

– А вы не думали закончить учебу и получить диплом? Сейчас в лондонском обществе большой спрос на шотландских врачей.

– Денег в работорговле гораздо больше. Я надеюсь вскоре приобрести собственный корабль. – Брэбэзон поднял свой стакан.

У меня не было желания пить за его успех, но я приехал сюда не для собственного удовольствия. Я произнес обычные банальности и глотнул кислого вина.

– Я думал про травмы мистера Арчера, – снова заговорил я. – О пытках, которые ему пришлось вынести. Мистер Чайлд предполагает, что это было наказанием за его взгляды на работорговлю, но я не уверен, что он прав. Я согласен, кнут обычно используют для наказания рабов, но клеймо-то – это просто знак чьей-то собственности.

– Насколько я понимаю, клеймение иногда тоже используют как наказание. Но на плантациях, а не на невольничьих кораблях.

– А тиски для пальцев? Вы когда-нибудь применяли их в качестве наказания?

Он выглядел оскорбленным.

– Только для получения информации – и только когда на кону стояли жизни людей. Я не чудовище, сэр.

– Я просто думаю: не использовались ли тиски в случае Арчера в традиционных целях?

– Чтобы вытащить из него информацию? Но что убийце могло понадобиться от него?

Я решил, что не будет никакого вреда, если я расскажу ему о письмах с угрозами.

– Кто-то отправлял Арчеру письма с требованиями прекратить задавать вопросы в Дептфорде. Может, убийца хотел узнать, как много Арчеру удалось выяснить?

– Я могу подтвердить, что он задавал вопросы. Он платил морякам, чтобы они рассказали ему об условиях жизни на невольничьих судах. Больше всего его интересовали рассказы о жестоком обращении с рабами. Он разговаривал и с некоторыми неграми на Бродвее. Это вызвало переполох.

Я подумал про корабельный журнал и черепа. Вопросы Тэда касались одного конкретного корабля и одного конкретного рейса? Не поэтому ли моряк напал на него?

– Вы можете вспомнить что-то еще? Что Арчер говорил про свои дела в этом городе? Вы не в курсе, может, он встречался здесь с женщинами?

Брэбэзон с хирургической точностью извлекал из своей рыбы кости.

– Я не помню, чтобы он упоминал какую-то женщину. Мы в основном говорили абстрактно – о философских вопросах. Что Фома Аквинский писал о рабстве и все в таком роде.

– Вы пришли к каким-нибудь выводам?

– Только, что старина Аквинский пытался усидеть на двух стульях. – Брэбэзон улыбнулся. – А как мистер Чайлд отнесся к вашему возвращению в город?

– Бурной радости не выказал. И компенсировал отсутствие поддержки откровенным советом.

– Могу себе представить. – На губах Брэбэзона промелькнула улыбка. – Чайлд довольно резок и прямолинеен в своих суждениях, но он держит под контролем самых опасных типов в этом городе. Торговцы любят его, потому что благодаря ему воровства на причалах и складах стало значительно меньше.

– Он явно получил благословение мэра.

– Если бы не получил, то долго в Дептфорде не продержался бы. Люцию Стоуксу принадлежит половина города.

– Он популярен? Я про Стоукса.

– Я бы сказал, что его уважают. Говорят, у него связи в Уайтхолле и с Вест-Индским лобби. Новый Вест-Индский причал станет испытанием его силы и связей. У него есть сильный конкурент, Уоппинг, но Стоукс уверен, что ему удастся убедить министерство построить причал здесь, в Дептфорде. – Он приподнял брови. – Что касается мистера Чайлда, то ему приходится ступать очень осторожно и маневрировать между торговцами с Бродвея и людьми со Стрэнда, а также между городом и военно-морской верфью. Каждый раз, когда что-то на верфи пропадает, Адмиралтейство сразу показывает пальцем на Дептфорд.

– Кажется, быть здесь магистратом – неблагодарная работа.

Брэбэзон как-то странно улыбнулся:

– Я уверен, что есть свои плюсы.

Мне хотелось задать еще несколько вопросов, но дверь в обеденный зал распахнулась и вошел молодой человек в парике из конского волоса. У него было худое красивое лицо, бархатные зеленые глаза горели от возбуждения. Я сразу же узнал его – это он показывал мне на днях столик, за которым сидел Чайлд. Он рассеянно кивнул мне и обратился к хирургу:

– Он зовет вас, сэр. Вы подойдете?

Брэбэзон уже поднимался из-за стола.

– Мой пациент, – объяснил он мне. – Парень со сломанной ногой. За ним ухаживают миссис Гримшоу и ее сын. Мне очень жаль прерывать наш разговор, капитан Коршэм. Может, продолжим в следующий раз?

Я ответил, что буду только рад, мы поклонились друг другу, и они ушли. Заканчивая ужин, я думал о нашем разговоре. Если бы не моя цель и не его участие в работорговле, я наслаждался бы обществом умного и учтивого Брэбэзона. Хотя я почувствовал сдержанность, когда спрашивал, кто напал на Тэда на причале.

Хирург, использующий тиски для пальцев. Типичный дептфордский парадокс. И очередное напоминание: нельзя никому доверять.

После наступления темноты трущобы в районе причалов и верфей вызывали тревогу. Лабиринт узких улочек, спускавшихся к реке, состоял из борделей и дешевых пивных, полуразвалившихся и ветхих домов. Мансарды нависали над головой, закрывая ночное небо и эхом отражая звуки жизни Дептфорда. Мужчины разговаривали пьяными голосами и смеялись. Любовники выясняли отношения или совокуплялись, не обращая ни на кого внимания. Где-то на верхних этажах какой-то ирландец пел о доме, а женщина кричала, чтобы папистский ублюдок заткнулся.

Как Чайлд и предупреждал, моя военная форма вскоре привлекла внимание некоторых представителей низших слоев города. Мне пытались перекрыть дорогу проститутки, явно зараженные сифилисом, из тени за мной наблюдали чьи-то еще глаза. Какое-то время за мной шли двое мужчин, тяжело и громко ступая, пока я не показал им свой меч и пистолет. Тогда они отстали, но я все равно не терял бдительности, следил за каждым шорохом и мелькающими в темноте силуэтами.

Я искал таверну, в которой могли бы пить моряки с невольничьих кораблей, и нашел такую рядом с набережной. Таверна называлась «Черная голова», на вывеске был изображен мальчик-африканец в рабском ошейнике.

В зале меня встретила такая смесь пота и дешевого вест-индского табака, что у меня заслезились глаза. Помещение было забито суровыми мужчинами, которые много пили, и их шлюхами. Они говорили с акцентом, характерным для Льюишема и Дептфорда: смесь грубого кокни [27] из Восточного Лондона и так называемого широкого кентского диалекта. Время от времени я слышал и другие языки: голландский, португальский, возможно русский. Я не видел никого, кто подходил бы под те детали портрета напавшего на Тэда человека, которые мне удалось вытянуть из Чайлда и Брэбэзона.

Я пробрался к бару, расталкивая посетителей локтями.

– У нас есть ром и есть пиво, дружище, – поприветствовал меня бармен. – Что убьет тебя первым?

Завитой парик сидел на нем криво, из-за него на лбу у бармена высыпали прыщи. На желтой жилетке висела медаль за службу в военно-морском флоте. Я попросил пиво, и он наполнил грязную на вид кружку густой жидкостью с запахом дрожжей из кувшина.