— Вы правы, Андрей Петрович. — Голос генерала прозвучал резко. — Дополнительные сведения по Лозовому есть? Доложите.

Воинская служба подтвердилась, место рождения тоже, старожилы деревни по фотографии его опознали. Но странно…

— Не понял, почему странно.

— Я внимательно читал протоколы опознания, товарищ генерал, и мне показалось, что опрашиваемые больше помнят то, что он им привез в подарок после войны, а не его самого. Опрашиваемые — старики. Причем, один из них полуслепой, второй… — Андрей смущенно замолчал, — спившийся тип… Он за стакан водки кого хочешь опознает. Другие жители деревни или приезжие, или молодежь послевоенных годов рождения. Так что опознание нельзя считать верным.

— Согласен. Владимир Иванович, какие меры приняты по отношению к Лозовому?

— Изучаются все связи, по месту жительства установлено наблюдение. Кроме этого, чтобы обезопасить Алферову, дана ориентировка нашим коллегам в Батуми. Я предполагаю, что Лозовой может у нее появиться…

Надо немедленно командировать в Батуми Кудряшова. Пусть он проведет допрос Алферовой в качестве свидетеля и опознание Лозового на месте. Возможно, это и будет последняя точка. Еще что-нибудь есть?

— Разрешите, товарищ генерал?

Росляков посмотрел на приподнявшегося Егорова.

— Перед самым вызовом к вам я получил сведения о Сонине. Самое интересное, что он умер, как значится в документах, в том самом госпитале, где работала Алферова.

— Уж не тот ли это «примак», — задумчиво произнес генерал, — о котором так красочно рассказывала Кудряшову бабка Зинаида? Это наводит на мысль, что Сонин может оказаться тем самым Лосем из сообщения гестаповца. Андрей Петрович, прошу вас самым тщательным образом разобраться в этой истории. И потом, в командировке могут быть самые неожиданные ситуации. Судя по последним сведениям, Лозовой начнет активно действовать очень скоро. Поэтому постоянно держите меня и руководство органов госбезопасности Аджарии в курсе дела. Ясно?

— Так точно, товарищ генерал.

До Батуми Андрей летел долго. Самолет посадили из-за метеорологических условий в Сухуми. Часа два пришлось ходить по небольшому двору Сухумского аэропорта и проклинать субтропики. В небольшом кафе Андрей съел жидкий люля-кебаб, который расползся, как студень на сковородке. Народу было много, все были раздражены и зло посматривали на большой громкоговоритель. Очень много было детей. Они капризничали, бегали, дрались друг с другом, тут же мирились и снова дрались. Андрей смотрел на них и вспоминал, как часа за четыре до его отъезда в аэропорт вдруг раздался звонок. Он пошел открывать — на пороге стояли раскрасневшаяся Наташа и Андрюшка.

— Дядя Андрей! — заорал он, бросаясь ему на шею. — А где дедушка Петя?

— Здесь я, шалун… — Отец, шаркая тапками, вышел в коридор и повернул улыбающееся лицо на голос Андрюшки. — Ну-ка, пошли в комнату, я тебе подарок приготовил!

Услышав про подарок, мальчишка рванул в комнату, потащил за руку дедушку Петю, оставив Наташу и Андрея одних.

Здравствуй, Андрюша… — тихо сказала Наташа и о вызовом посмотрела на него.

— Привет. Что это ты на меня так смотришь? — с улыбкой спросил Андрей, принимая из ее рук сумку. — Словно хочешь поцеловать, да не знаешь с какой стороны подступиться…

— Я не знаю? — Наташа гордо тряхнула головой и вдруг неожиданно для себя самой обняла Андрея за плечи и поцеловала прямо в губы и тут же, смутившись своей смелости, густо покраснела.

— Молодец… — только и сумел произнести Андрей, потянулся к ней, но Наташа строго и в то же время шаловливо погрозила ему пальцем.

Часа через два они пошли провожать Андрея на автобус. Шли молча. Андрею вдруг показалось, что между ними появилась какая-то призрачная ниточка из невысказанных слов и мыслей, и он, взглянув на Наташу и встретясь с ее взглядом, нежно улыбнулся и крепко пожал ручонку удивленно посмотревшему на него Андрюшке. Автобус подошел сразу же. Андрей смущенно, словно он в этом был виноват, еще раз пожал ручонку Андрюшке и, выпрямившись, посмотрел на Наташу. Она мгновение колебалась, потом обняла его, еще коснувшись губами щеки, тихо прошептала:

— Приезжай скорее.

Автобус быстро удалялся от остановки. А Андрей стоял и смотрел в заднее стекло на две уменьшающиеся фигуры и чувствовал, что они оба ему бесконечно дороги.

Самолет приземлился в Батуми поздно вечером. Андрей вышел за ворота летного поля и растерянно посмотрел вокруг. Куда идти, он не знал. Кто-то тронул его за рукав.

— Кудряшов?

— Да… А вы, простите, кто?

— Реваз Колидзе. Прошу, Андрей Петрович, в машину.

Они сели в белые «Жигули», которые сразу же сорвались с места, словно пришпоренные. Реваз вел машину классно, на грани, как говорят, «фола».

— Ты не удивляйся, Андрей, что я тебя встречаю. Это мне Игорь звонил. Понял? — чуть хрипловатым голосом произнес Реваз и громко захохотал, отчего «Жигуль» даже немного вильнул.

Наконец до Кудряшова дошел смысл сказанного. Конечно же, не за «личные заслуги» его встречал в аэропорту сотрудник Комитета государственной безопасности Аджарской АССР Реваз Колидзе. Игорь побеспокоился о нем и позвонил своему старому другу по институту.

— Андрей, остановишься у меня дома, — тоном, не допускающим возражения, сказал Реваз. — Ты когда-нибудь на Кавказе в гостях был?

— Нет… — несколько неуверенно пробормотал Андрей, ошарашенный напором Реваза.

— Тогда знай, отказываться и говорить «нет», чего-то не хотеть на Кавказе ни в коем случае в гостях нельзя! — Реваз с шутливой угрозой поднял палец вверх. — А то резать будем! — И он захохотал.

Дом Колидзе был большой, двухэтажный. На первом этаже находился гараж и кухня, на втором — четыре комнаты и большая веранда, тянувшаяся вдоль передней и боковых стен дома. Андрея ждали. Жена Реваза, Цисаниа — невысокая женщина, с тонкими красивыми чертами лица и удивительно выразительными глазами, робко, так показалось Андрею, протянула ему руку и сразу же стала хлопотать вокруг стола. Зато две дочки Реваза, немного освоившись, прилипли к Андрею, словно к родственнику.

— Сегодня отдыхаем, завтра работаем… — остановил Реваз Андрея, хотевшего спросить что-то у него, и поднял бокал.

Утром, когда они ехали на работу, Реваз рассказывал об Алферовой.

— Живут в однокомнатной квартире, получил ее муж как участник войны. Она работает в десятой горбольнице старшей сестрой, прибыла сюда вместе с эвакогоспиталем в 1944 году, да так и осталась. Муж ее — участник войны, инвалид, работает в «Союзпечати» киоскером. Замуж вышла в пятидесятом году. Вот и все, что удалось узнать. Мало, да? — Он вопросительно посмотрел на Андрея и сокрушенно покачал головой. — Больше никто ничего про них не смог сказать… Все в один голос говорят: хорошие, простые и отзывчивые… Словно сговорились!

— А муж кто?

— Алферов Юрий Иванович, под судом не был, под следствием не был… и так далее.

«Алферов? Странно. Может быть, однофамильцы, — подумал Кудряшов, — такое бывает… Не часто, но бывает».

— Небогато, — протянул Андрей, хотя, честно говоря, он не рассчитывал на что-то большее. — Ладно, спасибо, Реваз, и на этом. Ты со мной пойдешь на беседу?

— Конечно, дорогой! — захохотал Реваз и шлепнул его по плечу.

Нужный им дом находился в центре города напротив городского базара. Они молча поднялись на пятый этаж, и Реваз позвонил. Дверь открыла полная женщина с седой косой, уложенной короной на голове.

— Здравствуйте, Агриппина Ивановна. Это вот товарищ, который хотел с вами поговорить и о котором я вам говорил…

Алферова чуть кивнула и жестом пригласила войти. Квартира была небольшая. Комната метров шестнадцать, из нее выход на кухню. В комнате стояла недорогая стенка, письменный стол у окна, телевизор, два кресла и диван-кровать. Было чисто и уютно.

Андрей вежливо улыбнулся, сел на диван и не спеша оглядел комнату. Реваз устроился на стуле напротив Андрея и незаметно подмигнул: дескать, начинай.