Станислав Миронович выхватил из дрожащей ладони пожелтевший листок с коряво начерченными тушью линиями.

— Вот это штаб, — пояснял бледный Кухорук, — это казарма, столовая… А вот это здание, где были учебные классы.

— Вижу…

— А вот дом, где жил я, Непомнящий… Помните такого?

— Помню, царство ему небесное.

— Вот в фундаменте его дома, в подвале я и спрятал… Левый угол, второй кирпич сверху… если его вынуть…

— Ну, если врешь…

— Клянусь…

Станислав Миронович сунул листок в карман и, прищурившись, посмотрел на Кухорука.

— Еще вопрос, милейший Казимир Дмитриевич… А зачем ты оставил эту пленку? Если бы ее нашли, то тебе, дорогой друг, — он выразительно провел ладонью по шее, — каюк бы пришел с ходу!

— Зачем? — Кухорук перевел взгляд на встроенный шкаф и чуть заметно пожал плечами. — Затем… Вы человек независимый! Вас бы немцы не бросили… А я что? Плесень… смахнул, и делу конец. Вот и я сделал себе припасец на случай, если вы бы меня вышвырнули при отъезде — особистам подарок, мне — жизнь…

— Ну что-то в этом роде я и подозревал, — усмехнулся Станислав Миронович и сунул руку в карман. — Так вот, Кухорук Казимир Дмитриевич, помнишь еще, что это такое? — Он медленно вытащил из кармана узкую кожаную полоску с металлической петелькой на конце. — Добре помъятаешь?

Кухорук в страхе откинулся на стуле, лицо его вдруг посерело, губы почернели, он пытался дрожащими руками оттолкнуть страшный ремешок от своего лица. Внезапно он захрипел, на губах выступила пена, и он медленно сполз на пол, сильно ударившись головой. Станислав Миронович наклонился и поднял веко, присвистнул, пощупал пульс, потом подхватил обмякшее, потяжелевшее тело и затащил в комнату.

Через несколько минут он тихо вышел из квартиры. Постоял, вернулся в ванную, бросил в раковину тряпку и открыл кран. Тихо прикрыл дверь и спустился на площадку второго этажа. Выглянул в окно, что выходило в старый заросший сад, несколько мгновений стоял прислушиваясь, потом легко спрыгнул на траву и скрылся в зарослях кустарника.

— Я не спорю: может, Кудряшов и толковый мужик, но назначать его сразу старшим оперуполномоченным нельзя. Он пока не оперативный работник — опыта нет.

Владимир Иванович Росляков закурил и с вызовом посмотрел на начальника отдела кадров Бугримова и своего заместителя Петрова.

— Кудряшов — оперативный работник, — негромко произнес Петров.

— Трехмесячные курсы? Шалишь, брат… Вот Игорь Егоров, он уже три года пашет…

— Ты, Владимир Иванович, Егорова не сравнивай с Кудряшовым. — Бугримов усмехнулся. — Кудряшову за тридцать, и он пять лет работал заведующим орготделом областного комитета комсомола! А партийная работа — та же оперативная…

— Я еще раз повторяю: не против я Кудряшова… Сам давал согласие, когда его оформление начиналось, беседовал несколько раз… Нормальный парень, но мне, честно говоря, не показался… И потом, мое глубокое убеждение, что человек в органах госбезопасности должен пройти все ступеньки: младший оперуполномоченный, просто опер, а уж потом — старший. Старший оперуполномоченный — руководитель группы! А вы: Кудряшов… Подумаешь, заведующий орготделом!

— Вот что, Владимир Иванович. — Высокий, сутулый, с большими залысинами и чуть запавшими глазами, Бугримов всегда казался суровым и неулыбчивым. — Кончим разговор. Приказ подписан, и нечего его обсуждать… Кудряшов идет с партийной работы в органы, и это надо учитывать.

Росляков долго молча смотрел на Бугримова, потом перевел взгляд на Петрова, который задумчиво листал личное дело Кудряшова.

— А может, его сначала… на хозяйственную работу куда-нибудь. Ты посмотри: ну какой он, к черту, оперативный работник!

— Володя, а ты ведь в органы тоже из обкома комсомола пришел… и, по-моему, сразу старшим оперуполномоченным. Что же ты традицию не соблюдаешь, нехорошо! — Петров бросил лукавый взгляд на Владимира Ивановича.

Росляков побагровел и потянулся к пачке с сигаретами. Петров не выдержал и захохотал, улыбнулся молчаливый Бугримов. Владимир Иванович с досадой швырнул сигарету и засмеялся.

— Черт с вами… но учтите — пять шкур с него буду драть! Раз старший оперуполномоченный, значит, и спрашивать буду соответственно.

Андрей стоял около письменного стола, разглядывая своего начальника.

— Здравствуй, Андрей Петрович. Садись. — Росляков кивнул на кожаное кресло. — Значит, так… Чтобы не было каких-то недомолвок, я тебе сразу скажу — старшего оперуполномоченного ты получил с большим авансом. Должность серьезная, ответственная. Старший опер у нас — руководитель, а тебе поручить группу сотрудников я пока не могу. Нет опыта… Даю две-три недели на знакомство с архивами, обстановкой… И за работу… Людей у меня в отделе немного. Вопросы будут?

— Нет.

Владимир Иванович набрал на диске телефонного аппарата короткий номер.

— Егоров… зайди ко мне.

Андрей встал.

— Игорь, это новый оперативный работник Кудряшов. Покажи ему наше хозяйство, расскажи… Сидеть будет с тобой. У тебя, кажется, в комнате свободный стол есть? Вот и отлично…

Кабинет, в котором теперь предстояло работать Андрею, был маленький. Два стола, два сейфа, на одной стене висит портрет В. И. Ленина, на другой портрет Ф. Э. Дзержинского. Около двери книжный шкаф.

— Вот твой стол, — Игорь Егоров, высокий, широкоплечий парень с резкими чертами лица, добродушно улыбнулся и показал рукой в угол комнаты, — твой сейф. Ключи от него возьмешь в секретариате…

Утром следующего дня Андрей зашел в секретариат за документами. Секретарь отдела Наташа Румянцева, стройная девушка с пышной копной светлых волос и черными, словно смоль, глазами, записала документы в журнал и молча протянула его Андрею.

Он расписался и, читая на ходу, направился к дверям.

— Андрей Петрович, — догнал его негромкий голос.

— Да…

— Андрей Петрович, вы не хотите своих детей на зимние каникулы в пионерлагерь отправить?

— Каких детей? — не понял Андрей, оборачиваясь. — Моих? Нет у меня никого…

— Наташенька, — захохотал сидящий за столом Игорь Егоров, — он у нас нецелованный! Нет у тебя подруги на примете, чтобы женить джигита?

— Хороши мужчины, — лукаво улыбаясь, включилась в игру Наташа, — а я что, не гожусь? Такую женщину не замечают…

— Наталья! — театрально падая на колени, завопил Игорь, — прошу руку… с журналом входящих документов!

Неожиданно дверь секретариата распахнулась и в комнату стремительно вошел Росляков. Он удивленно посмотрел на стоящего на коленях Егорова, потом на сконфуженного Андрея и хмыкнул.

— Кудряшов, зайди ко мне… А ты, Игорь, температуру меряй по утрам… По-моему, у тебя не все в порядке с вестибулярным аппаратом… — Полковник еле заметно улыбнулся. — Наташа, срочно передайте эти документы начальнику управления.

— Проходите, Кудряшов, не стесняйтесь… — бросил Росляков, распахивая дверь кабинета.

Он был среднего роста, круглолицый, редкие, с сильной проседью волосы зачесаны на пробор. Сбит плотно, крепко. Коричневый костюм сидит как влитой. На груди пять рядов орденских планок, справа — знак «Почетный чекист».

«Интересно, какой он в молодости был, — размышлял Андрей, незаметно разглядывая Рослякова, — если сейчас полон сил и энергии. Всю войну в тылу просидел… у гитлеровцев. Вот уж, наверное, порассказать может!»

— Ты чего? — покосился на Андрея полковник.

— Да так.

— Вот что, Андрей Петрович, вчера в приемную управления поступило заявление от гражданина Дорохова… — Росляков бросил взгляд на раскрытую тонкую папку. — Да… Дорохова. Вот ознакомься… Потом пригласи самого заявителя в побеседуй. Знаешь, личное общение может многое дать… Присмотрись.

Дверь приоткрылась, и в комнату боком втиснулся человек в распахнутом полушубке и нерешительно остановился на пороге.

— Можно?