В любой книге рано или поздно наступает момент для одного наиважнейшего вопроса: «Где мой обед?»

Но прямо сейчас это время еще не пришло. Зато пришло время для другого вопроса, который по важности почти не уступает предыдущему: «Так и в чем здесь смысл?»

Это отличный вопрос. Задавать его следует по отношению ко всему, что мы читаем. Проблема в том, что я понятия не имею, как на него ответить.

О чем именно эта книга, на деле решать вам. Когда я ее писал, моей целью было показать вам свою жизнь, осветить ее, приоткрыть завесу тайны. Как однажды сказал Сократ: «Непознанная жизнь не стоит того, чтобы быть прожитой».

Он умер, пытаясь преподать эту истину другим людям. Мне кажется, что я должен был умереть много лет тому назад. Но вместо этого я доказал собственную трусость. Рано или поздно вы поймете, что я имею в виду.

Смысл, который вы вложите в эту книгу, зависит от вас. Кто-то увидит в ней предостережение об опасностях славы. Другие — рассказ о том, как превратить собственный недостаток в настоящий талант. Для многих она станет всего лишь развлекательным чтивом, и в этом нет ничего плохого. А некоторые вынесут из нее идею о том, как важно все подвергать сомнению — даже если речь идет о ваших собственных убеждениях.

Видите ли, по-настоящему важные истины не разваливаются под пристальным взглядом.

Спустя неделю после победы над Архедисом и Библиотекарями я сидел в зале Совета Королей. По левую руку от меня расположился дедушка Смедри, разодетый в свой лучший смокинг. По правую — Бастилия, облаченная в пластинчатый доспех рыцаря Кристаллии. (Рыцарский титул она себе конечно же вернула. Как будто рыцари могли отказать ей после того, как она прямо у них на глазах одержала победу над Архедисом, пока они сами валялись на полу и пускали слюни.)

Я все еще не до конца понимал, что именно сотворил Архедис. Насколько я понял, Мыслекамень был вырезан из Мирового Шпиля. Как и сам шпиль, Мыслекамень обладал способностью передавать энергию и знания всем, кто с ним связан. Архедис смог устоять перед расколом, так как заблаговременно отсек себя от Мыслекамня.

Так или иначе, благодаря тому что, и Бастилия, и Архедис были отсечены от Мыслекамня — и оба пользовались Линзами Воина, — их сила и скорость в итоге оказались на одном уровне. И Бастилия взяла над ним верх. Она победила благодаря своим умениям и упорству, что, как мне кажется, куда лучше свидетельствует о ее пригодности на роль рыцаря. С тех пор как Бастилии вернули ее серебристую броню, она носила доспех практически без остановки. У нее на спине висел новый хрустальный меч, с которым она недавно связала себя узами.

— Долго еще нам ждать? — сердито выпалила она. — Битые Стекла, Смедри. Твой отец такой показушник.

Я улыбнулся. Вот и еще один знак того, что ей становилось лучше — в ней вновь пробудился ее очаровательный характер.

— Да что с тобой такое? — удивилась она, смерив меня пристальным взглядом. — Хватит уже на меня пялиться.

— Так я и не пялюсь, — ответил я. — Я веду внутренний монолог, чтобы рассказать читателям о том, что произошло с конца последней главы. Это называется развязкой.

Она закатила глаза.

— Значит, этот разговор не может происходить на самом деле; ты просто вставил его в текст, когда писал книгу много лет спустя. Это литературный прием — самого разговора никогда не было.

— О, точно, — согласился я.

— Ты тот еще чудик.

Чудик или нет, я был счастлив. Да, моя мать сбежала с книгой. Да, ускользнула и ТКНН. Зато мы поймали Архедиса, спасли Мокию и вернули отцовскую пару Линз Переводчика.

Я показал ему найденные Линзы. Он удивился, забрал их, а после вернулся к той самой «важной» работе, которой занимался все это время. Узнать о ней мы должны были как раз сегодня; он собирался представить свои изыскания перед собранием монархов. Видимо, именно так он обычно и сообщал о своих открытиях.

Неудивительно, что в итоге получился самый настоящий цирк. Нет, буквально. Прямо перед дворцом располагался цирк, где детишки могли развлекаться, пока их родители будут слушать торжественную речь моего отца. Народу внутри собралось почти столько же, как и во время ратификации перемирия.

Надеюсь, что в этот раз бесшабашных Библиотекарских выходок будет поменьше. (Ох уж эти сумасбродные Библиотекари и их бесшабашные выходки.)

В дальних уголках зала разместилась целая уйма всяких репортеров, дожидавшихся отцовской речи. Как я узнал, в Свободных Королевствах любое событие, связанное с семейством Смедри, становилось настоящей сенсацией. Но сегодняшняя новость была важнее прочих.

Когда мой отец организовал подобное собрание в прошлый раз, он объявил об открытом им способе сбора Песков Рашида. Перед этим — сообщил о том, как ему удалось разгадать секрет Стекла Транспортёра. Люди возлагали на эту речь серьезные ожидания.

Я не мог отделаться от мысли, что все это, мягко говоря, имело… довольно скверное влияние на отцовское эго. Цирк, серьезно? Да кто будет устраивать для себя цирк?

Я взглянул на Бастилию.

— Ты ведь почти все детство имела дело с такими вещами, да?

— Такими вещами? — удивилась она.

— Славой. Известностью. С тем, что люди следят за каждым твоим шагом.

Она кивнула.

— Так как ты с этим справлялась? — спросил я. — Не давая испортить себе характер?

— С чего ты взял, что это не испортило мне характер? — сказала она. — Разве принцессы не должны быть добрыми, милыми и все в таком духе? Носить розовые платья и тиары?

— Ну…

— Розовые платья, — повторила Бастилия, сощурив глаза. — Как-то раз мне такое подарили. И я его сожгла.

«А, — подумал я. — Точно, а я и забыл». — Зловредного влияния славы Бастилия избегала, играя роль чертовой психопатки.

— Ты научишься, парень, — сказал сидевший рядом дедушка Смедри. — Может, не сразу, но в итоге ты во всем разберешься.

— Отец же так и не научился, — возразил я.

Дедушка Смедри замешкался.

— О, ну, на этот счет я не был бы так уверен. Мне кажется, какое-то время он неплохо справлялся. Примерно тогда же, когда женился. Думаю, он просто забыл.

Примерно тогда же, когда женился. Эти слова напомнили мне о Фолсоме и Гималайе. Мы придержали для них места, но они опаздывали. Оглядевшись по сторонам, я увидел, как они пробираются к нам через толпу. Дедушка Смедри восхищенно помахал им рукой, хотя они наверняка заметили нас и без его помощи.

С другой стороны, это ж дедушка.

— Простите за опоздание, — сказал Фолсом, когда он и его молодая жена заняли места. — Занимались последними приготовлениями.

— Вы твердо уверены в своем решении? — спросил дедушка Смедри.

Гималайя кивнула.

— Мы переезжаем в Тихоземье. Полагаю… для своих коллег-Библиотекарей отсюда я могу сделать не так уж много.

— Мы создадим подпольные силы сопротивления для добрых Библиотекарей, — сказал Фолсом.

— Книголюбов, — добавила Гималайя. — Я уже работаю над брошюрой!

Она достала листок бумаги. «Десять шагов к избавлению от злодейства, — гласила надпись. — Ценное руководство для тех, кто хочет, чтобы у „Библиотекарей“ было как можно меньше общего с „бактерией“».

— Это… здорово, — сказал я. На деле же я просто не знал, как еще на это реагировать. На мое счастье, именно в этот момент мой отец появился перед слушателями — что было особенно к месту, ведь вся эта сцена уже начинала казаться немного подзатянутой.

Монархи восседали за длинным столом, обращенным к приподнятой трибуне. Когда к ней приблизился Аттика, одетый в темную мантию, указывавшую на его принадлежность к ученым кругам, мы притихли. Как и вся окружавшая нас публика.

— Как вам, должно быть, известно, — начал он, и его голос разнесся по комнате, — я недавно вернулся из Александрийской библиотеки. Некоторое время я провел в роли Хранителя и, благодаря хитроумному плану, смог избежать ее цепких лап и сберечь собственную душу.