Я замер как вкопанный. Наши взгляды встретились. Вокруг моего отца собралась толпа воздыхателей, большинство из которых — как я не преминул заметить — оказались симпатичными девушками. Из числа тех, что носят платья, которым прилично так недостает ткани на спине или по бокам.

— Аттика! — воскликнул принц. — Должен заметить, твой сын пользуется популярностью на нашей встрече!

— Ну разумеется, — ответил отец, отпивая из бокала. — Он же как-никак мой сын.

То, как именно он это сказал, заставило меня напрячься. Он будто намекал, что моя слава и известность были исключительно его заслугой. Улыбнувшись мне — одной из тех фальшивых улыбок, которые мелькают по телевизору — он отвернулся и изрек какую-то остроумную фразу. Женщины восхищенно защебетали в ответ.

Это вконец испортило мне впечатление от сегодняшнего утра. Когда принц попытался увлечь меня дальше, чтобы познакомить с кем-то еще из своих друзей, я пожаловался на головную боль и спросил, могу ли я где-нибудь присесть. Вскоре я оказался в плюшевом кресле, занимавшем темный угол коктейль-бара. Над гомоном болтающих людей плыли тихие, шепчущие звуки хрустальной музыки. Я сделал глоток фруктового сока.

По какому праву отец относился ко мне с таким пренебрежением? Разве не я спас ему жизнь? Я вырос в Тихоземье под гнетом Библиотекарей — и все потому, что ему не хватило ответственности позаботиться о собственном сыне.

Разве из всех людей в этой комнате не он должен был в первую очередь гордиться моими достижениями?

Здесь мне следовало вставить какую-нибудь ремарку, чтобы хоть немного разогнать этот мрачный настрой, но подобрать слова было непросто. По правде, говоря смеяться тогда мне совсем не хотелось, да и вам, пожалуй, не стоит. (А если без этого никак, можете снова представить себе дворецкого в подштанниках.)

— Алькатрас? — услышал я чей-то голос. — Можно к тебе присоединиться?

Я поднял голову и увидел Фолсома и Гималайю, которых не подпускал слуга, выставленный для моей охраны. Я махнул ему, веля их пропустить, после чего они вдвоем расположились рядом со мной на свободных креслах.

— Неплохая вечеринка, — излишне громким голосом заметил Фолсом. — Я бы дал ей четыре бокала из пяти, хотя фуршетные блюда тянут от силы на полтора.

Я оставил его реплику без комментариев.

— Ты уже нашел, что искал? — громко спросил Фолсом. По какой-то причине его уши были до сих пор забиты ватой.

Нашел ли я, что искал? А что именно я искал? «Библиотекари, — подумал я. — Точно».

— Пока что Библиотекари мне не попадались.

— Как так? — удивилась Гималайя. — Они же тут повсюду.

Серьезно?

— Эм… ну, я имею в виду, что не застал их за какими-нибудь темными делишками.

— Они что-то задумали, — сказала Гималайя. — Зуб даю. Их здесь полно. Смотри, я составила список.

Я с удивлением и замешательством обвел ее взглядом, взяв в руки лист бумаги.

— Они отсортированы по принадлежности к одной из Библиотекарских сект, — объяснила она, немного извиняющимся тоном. — Потом — по возрасту. Потом, эм, по росту. — Она взглянула на Фолсома. — Потом по группе крови. Извини. Не смогла удержаться.

— Что? — спросил он, с трудом слыша ее слова.

Я просмотрел список. В нем насчитывалось около сорока человек. А я и правда был рассеян. Имена казались мне незнакомыми, вот только…

Я прервался, прочитав фамилию ближе к концу списка. Флетчер.

— Кто это? — спросил я, указав на строчку с именем.

— Мм? — переспросила Гималайя. — О. Я ее всего раз видела. К какому ордену принадлежит, не знаю.

— Покажи ее, — попросил я, поднимаясь на ноги.

Гималайя с Фолсомом встали и провели меня через бальный зал.

— Эй, Алькатрас! — на ходу услышал я чей-то голос.

Обернувшись, я увидел группу машущих мне молодых мужчин в дорогих костюмах. Возглавлял их Родрайо, представитель одного из второстепенных благородных домов, с которым меня чуть раньше познакомил принц. Все вокруг настолько горели желанием записаться в мои друзья, что мне было тяжело ответить им отказом. Я виновато помахал Родрайо и последовал за Гималайей.

Несколькими секундами позже она положила руку мне на плечо. — Там, — произнесла она, указав на женщину, выходившую из парадных дверей. С последней нашей встречи та, похоже, выкрасила волосы в каштановый цвет и сменила привычный деловой костюм на платье в стиле Свободных Королевств.

И все-таки это была она: моя мать. Она использовала имя мисс Флетчер в качестве псевдонима. Меня вдруг накрыло чувство стыда за то, что я так увлекся вечеринкой. Если моя мать в городе, это что-то да значит. Шаста была слишком деловой женщиной, чтобы тратить время на светскую болтовню; она все время что-то замышляла.

А теперь у нее были еще и отцовские Линзы Переводчика.

— Вперед, — сказал я Фолсому и Гималайе. — Мы идем за ней.

Жил да был на свете мальчик по имени Алькатрас. И творил он всякие интересные вещи. Но однажды предал тех, кто на него полагался, погубил мир и лишил жизни дорогого ему человека.

Конец.

Меня как-то спрашивали, почему разъяснение моей истории требует стольких томов. Ведь в конечном счете суть моего довода предельно проста. Я только что изложил его, ограничившись одним-единственным абзацем.

Три слова: обобщать — неблагодарное дело.

Обобщение — это когда вы берете сложную и захватывающую историю, а затем держите ее в микроволновке, пока она не съежится до крошечного, зажаренного до угольной корочки, кусочка. Один мудрый человек однажды сказал: «Любая история, какой бы хорошей ни была, будет выглядеть крайне глупо, если сократить ее до пары предложений».

Возьмем, к примеру, такой рассказ: «Жил да был на свете один британец с волосатыми ногами, и пришлось ему однажды найти дыру в земле и бросить туда дядюшкино кольцо». Глупо же звучит, да?

У меня таких намерений нет. Я хочу, чтобы вы испытали все до единого моменты агонии, которую чувствовал я сам. Твердя о своей крутости, я хочу показать, насколько я ужасен. А еще я хочу, чтобы вы прочитали целую книжную серию, прежде чем получите объяснение сцены, которую я упомянул в начале первой книги.

Вы ведь его помните, не правда ли? Тот самый эпизод, где я лежу привязанным к алтарю из энциклопедий, и меня вот-вот принесут в жертву Библиотекари? Вот тогда-то я и совершил свое предательство. Вам, наверное, интересно, когда же я, наконец, доберусь до этого поворотного момента моей жизни.

В пятой книге. Так-то вот.

— Так кого именно мы преследуем? — спросил Фолсом, вынимая из ушей вату, когда мы покинули замок принца.

— Мою мать, — коротко ответил я, озираясь по сторонам. Я заметил, как ее лицо мелькнуло в отъезжавшей карете. — Вон туда. Вперед.

— Постой, — сказал Фолсом. — Это Шаста Смедри? Я ее не узнал.

Я кивнул.

— Это может быть опасно, — присвистнул я.

— Это еще не все, — добавила поравнявшаяся с нами Гималайя. — Если то, что я слышала — правда, то в город скоро прибудет Та, Кого Нельзя Называть.

— Постой, кто? — переспросил я.

— Я же только что сказала, — ответила Гималайя. — Та, Кого Нельзя Называть. Библиотекари недовольны тем, как проходят мирные переговоры, и решили вызвать тяжелую артиллерию.

— Плохо дело, — сказал Фолсом.

— Та, Кого Нельзя Называть? — удивился я. — Почему мы не можем назвать ее по имени? Потому что мы ее боимся? Потому что это может привлечь внимание злых сил? Потому что ее имя стало проклятием для всего мира?

— Не говори ерунды, — сказала Гималайя. — Мы не называем ее по имени, потому что его никто не может произнести.

— Кангеч… — попытался было Фолсом. — Кангенченуг… Кагенчачса…

— Та, Кого Нельзя Называть, — закончила за него Гималайя. — Так проще.