Шестидесятник Ефремов в период своей творческой и идейной зрелости сумел, наконец, достичь компромисса с властью. Парадоксально, что власть признала и дала Ефремову награды за те произведения, которые были направлены против нее самое (как пьесы М. Шатрова). Дело в том, что не смотря на всю их оппозиционность, они по своему духу были очень советскими, прославляли Ленина и его политику, признавали революцию и социализм.

Ефремов никогда не хотел быть диссидентом. Он с самого начала стремился к официальному признанию своей деятельности.

Логическим завершением всей жизни Ефремова во МХАТе стал раздел труппы, который вызвал так много кривотолков и споров в театральной среде. Говорили, что это не гуманно выгонять людей, так долго работавших в театре. Дескать, нужно иметь совесть, сострадание. Дело не в том, была у Ефремова совесть или нет. А в том, что такое театральное образование как МХАТ никак не соответствовало требованиям нормального творческого организма. Наследие сталинского режима оно должно было разрушиться и рано или поздно разрушилось бы все равно. Ефремов взял на себя неблагодарный и тяжелый труд могильщика. Под старым деревом исторического театра Станиславского и Немировича-Данченко Ефремов вырубил последние, уже изъеденные червем времени корни, они уже не могли родить новые побеги. С прежним МХАТ СССР им. М. Горького было покончено. Ефремов дал отделившейся, более дееспособной части труппы, название МХАТ им. А. Чехова. И переехал в старое историческое здание в Камергерском переулке.

Казалось, Ефремов на определенном этапе достиг всего, чего хотел. Тем более, что в это же самое время, когда он мог праздновать свою победу, к власти в стране пришли шестидесятники, представители его поколения. М. Горбачев, так же глубоко и лично, как его ровесники в театре, понимавший недостатки советской системы, начал перестройку. В Ефремове он ощутил родственную душу. И, как свидетельствует многолетний помощник Ефремова А. Смелянский, Горбачев позвонил руководителю МХАТ с предложением сотрудничества.

Правда, Горбачева довольно скоро фактически отстранили от власти. Вместе с ним была перечеркнута идея «хорошего» социализма. Историческая эпоха шестидесятничества подходила к своему концу. Шестидесятники удалялись с арены истории вместе со страной, за улучшение которой боролись. Вместе с советскими аппаратчиками, которых стремились призвать к ответу. Вместе с социализмом, который был подточен изнутри как старый МХАТ.

Ефремов начал профессиональную жизнь с надежд на преобразование социалистической страны, а закончил свидетелем и одним из активных участников ее краха.

Последние годы он тяжело болел. Его несло рекой времени к тому финалу, который ожидает каждого. Быть может, на исходе дней он узнал иную истину, уже не борца, который проводит жизнь в битвах, а просто человека, проходящего вместе с природой естественный, гармоничный и трагический одновременно цикл смены жизни и смерти. Во всяком случае, именно на этой печальной поэтической метаморфозе, которая лежит в основе каждой человеческой судьбы, и был поставлен его последний чеховский спектакль «Три сестры».

Олег Ефремов умер 24 мая 2000 года. Был высокий весенний день, конец тысячелетия и порог нового века со всеми его заблуждениями, ошибками и надеждами.

Георгию Товстоногову (1915–1989) в 1956–ом, в год ХХ съезда партии, был уже 41 год. Эфросу в это время 31. Ефремову — 29.То есть Товстоногов в ситуации «оттепели» был уже сложившейся творческой личностью, известным режиссером, намного старше своих молодых коллег, которые, так же как и он, приняли участие в обновлении сценического искусства в эпоху «оттепели». Товстоногову не было свойственна горячность Олега Ефремова, с которой он вступал в бой за социализм с человеческим лицом. Также как не была свойственна неискушенность Анатолия Эфроса, который с убежденностью отстаивал историческую правоту своих юных героев-подростков, защищавших ценности новой жизни.

Георгий Товстоногов закончил ГИТИС в 1939 году, курс А. Д. Попова и А. М. Лобанова. Его студенческая жизнь складывалась не совсем гладко. Потому что на одном из курсов он был исключен из ГИТИСа как сын врага народа (его отец был репрессирован). Но потом, когда была произнесена сакраментальная фраза Сталина о том, что сын за отца не отвечает, Товстоногов был восстановлен в институте.

После окончания ГИТИСа в 1939 году Товстоногов уезжает в свой родной город Тбилиси, начинает там работать в театре, ставить спектакли и преподавать. В Тбилиси организуется театральный институт. Бал в столице Грузии правит известный в сталинские времена товарищ по фамилии Берия. С его брошюрой, которая называлась «Создание большевистской организации в Закавказье», сверялись все творческие работники, когда ставили исторические и современные пьесы. Это была эпоха расцвета культа личности. И молодой режиссер Георгий Товстоногов начинает работать именно в этой ситуации. Работает успешно, о нем пишут местные газеты. В Тбилиси он ставит «Дети Ванюшина» Найденова, «Кремлевские куранты» А. Погодина, «Мещане» М. Горького.

В 1946 году Товстоногов уезжает из Тбилиси в Москву. Но в Москве он задерживается не надолго, всего на пару лет. В гастрольном Реалистическом театре он ставит «Как закалялась сталь» Н. Островского. В Центральном детском театре выпускает нашумевшую тогда пьесу «Где-то в Сибири» И. Ирошниковой. И вот с этого момента критики начинают говорить о Товстоногове как о перспективном режиссере, интересующемся современной жизнью. Товстоногов приобретает хорошую репутацию, но тем не менее не находит себе места для постоянной работы в Москве. И переезжает в Ленинград.

Здесь в театре им. Ленинского комсомола (Товстоногов вскоре становится главным режиссером этого театра) он еще раз ставит пьесу И. Ирошниковой «Где-то в Сибири» (1949). Критик Р. Беньяш отмечала, что в этой пьесе было «что-то неподдельно правдивое, что позволяло режиссеру построить нехитрую, но волнующую повесть о трудовых буднях, передать живое течение жизни», «в скромных зарисовках повседневного быта… охватить крупицы подлинной человечности»[99]. Это была еще не «оттепельная» пьеса, она представляла собой образчик произведения периода культа личности, потому что в ней была изображена героическая ситуация: на заводе, который производит снаряды для фронта, группа рабочих-комсомольцев берет на себя трудовой почин во время ремонта взрывоопасного цеха выпустить снаряды, которые нужны для победы.

В театре им. Ленинского Комсомола Товстоногов поставил пьесу о Сталине. Ее автором был грузинский драматург Ш. Додиани, и называлась она «Из искры» (1949). Роль Сталина исполнил тогда молодой актер Е. Лебедев (позднее в БДТ он займет одно из ведущих положений в труппе и сыграет роль еще одного диктатора — Гитлера в «Карьере Артуро Уи» Б. Брехта в постановке Э. Аксера). Беседу Сталина со своими соратниками — революционерами Товстоногов строил в композиции «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. То есть Сталин в этом спектакле сравнивался с Христом. Финал был патетическим, как и полагалось в таких случаях, когда на сцене на фоне трепещущего алого полотнища знамени появлялись два великих вождя Сталин и Ленин: их встреча словно бы происходила в вечности.

Несмотря на важное идеологическое значение темы и общую патетику постановки она не была безоговорочно принята партийным руководством города. Спектаклю предъявляли претензии в том, что он не слишком точно показывал взаимоотношения вождя с народом и соратниками. Но газета «Правда» защитила спектакль. В духе привычной партийной демагогии газета писала о том, что «на примере жизни и деятельности И. В. Сталина советский народ учится беззаветному служению родине. Преданности великому делу Ленина, строительству коммунизма». В результате заступничества первой коммунистической газеты Товстоногов избежал неприятностей.