' — Щегол!'

Вид у меня, как это часто бывает у подростков, растущих неравномерно, достаточно нелепый и отчасти забавный, что подчёркивает старая одежда с чужого плеча. Ничего, в общем-то, страшного… но всколыхнулось подростковая, мать её, неуверенность…

Настроение заскакало, и вся политология вымелась бушующими гормонами из головы, как веником! Какой, к чёрту, СССР и его экономический курс…

… вон, девчонки симпатичные прошли, хихикают! А ничего так… особенно та, тёмненькая, с чуть кошачьим разрезом глаз, стройными длинными ножками и походкой танцовщицы…

— Осторожней, парень! — рявкнул на меня молодой, плотный крепыш с усами подковой, свисающими ниже массивного подбородка, — Смотри, куда идёшь!

— А, да… извините! — я непроизвольно покосился на уходящую танцовщицу, и прохожий, в которого я врезался, проследив за направлением моего взгляда, хмыкнул, уже без злобы.

— Да… понимаю, — усмехнулся он в усы, и подтолкнул меня, — сам бы… Ну всё, иди!

— Извините, — краснея почему, повторил я ещё раз, и заспешил домой, уже не оглядываясь.

Дом, в котором мы живём, в самом центре Москвы, центральней, наверное, только сам Кремль, и понять, почему в таком месте и в таком доме банальная коммуналка, лично я не в силах. Какой-то выверт советской бюрократии, не иначе…

Жилых зданий здесь, в общем-то, и нет, зато есть ГУМ, Кремль, Мавзолей, правительственные здания и прочая казёнщина. А до овощного, хлебного, или скажем, школы, путь выходит не самый близкий.

Расстояния особо не пугают, да и чего бояться-то после провинции? В посёлке из общественного транспорта только тракторный прицеп, так ходить я умею, да и раньше, в общем-то, не боялся.

Но вот сейчас, пробежавшись сперва до ближайшего овощного, а потом, сделав кружок и оценив район получше, я задумался…

… а что это, чёрт подери, происходит⁈ Мы в этом доме на виду, как, наверное, в аквариуме!

Может, конечно, это всё совпадение, и старинный бабушкин друг, ведя свою Игру, просто высказал пожелание, чтобы нам дали комнату в центре столицы. Вот и дали, трактовав пожелание буквально…

А у меня, чёрт бы её побрал, паранойя начинается! Зачем, почему⁈ Обычный это бюрократический выверт, или продолжение некоей Игры? Вот и думай…

В квартире я, поглядев на известковые следы, тянущиеся по коридору до нашей комнаты, разуваться не стал. Всё равно потом мыть… и всё равно, что бы мы не делали, неизбежен скандал!

— Где тебя носило? — поинтересовалась мама, откладывая в сторону шпатель и разминая уставшие кисти рук, — На собаках добирался?

— Почти, — невольно усмехаюсь я, — очень далеко магазин был.

— А поближе? — вскинула бровь мама.

— А нет поближе, — играть лицом я умею не хуже, — только ГУМ!

— С чего бы это… — начало было мама, потом хмыкнула, нахмурилась и замолчала, переваривая новую информацию.

Нас ведь, по факту, никто ни о чём не предупреждал, а просто… вот — ордер, адрес… въезжайте! Вот и въехали…

Нахмурившись, и, очевидно, обдумывая услышанное, мама помогла мне собрать мусор в мешок, придерживая горловину. В основном это старые, содранные со стен газеты, пожелтевшие от времени, и среди них, как специи, дохлые насекомые и кладки тараканьих яиц, от вида которых меня прямо-таки воротит.

— Только сам мешок не выкидывай! — крикнула мне вслед мама, когда я уже выскакивал из двери, — Вытряхни в бак, сам мешок нам ещё пригодится!

— Ясно! — поправив туго набитый, но в общем-то лёгкий мешок, сбежал вниз, и там только вспомнил, что не видел поблизости мусорок, или вернее всего — просто не обратил на них внимания, когда проходил мимо.

— Та-ак… — оглядываюсь, но аборигенов, как назло, у подъезда не наблюдается, а возвращаться в квартиру, чтобы спросить у туземцев, желания не возникло. Эти, подозреваю, либо начнут объяснять, приправляя объяснения сочными эпитетами о моей умственной отсталости, либо, как вариант, пустятся в путаные разговоры, говоря о том, что нужно пойти налево, но показывая при этом вправо, а в качестве точек координат используя выражения, понятные сугубо местным.

Возможно, и даже, скорее всего я не прав, но подростковый максимализм и боязнь показаться смешным, подстёгнутые гормонами, всплыли на поверхность, мешая рассуждать логично. Оставив мешок у подъезда, я пробежался по окрестностям, найдя-таки мусорные баки, поставленные во дворах так хитро, что если не искать специально, то и не заметишь.

Найдя искомое, я заторопился назад, поглядывая иногда на хмурящееся небо. Хотя, признаться, тороплюсь я не столько из-за опасения попасть под летний дождь, сколько из-за ощущения неуюта, чужих взглядов, официозной советской действительности, в которой мне, провинциалу чёрт те откуда, одетому в грязную одежду с чужого плеча, нет места.

Поёжившись от ощущения, что на меня смотрят через снайперский прицел, напрягся нешуточно, но вместо того, чтобы уйти прочь, напротив, стал идти медленнее из какого-то дурацкого чувства противоречия, протеста, начавшегося проявляться внутри меня.

Засунув руки в карманы, пошёл медленно, даже слишком медленно, пялясь на экскурсантов из провинции, стадом баранов столпившихся вокруг козла-экскурсовода. Вокруг, как пастушеские овчарки, нарезают круги чекисты в штатском. Бдят.

Выглядит это, как по мне, достаточно забавно, пусть даже юмор этот с могильным запахом и затхлым привкусом плесени.

' — А, собственно, почему мне ЭТО кажется смешным⁈'- озадачился я, закопавшись в подсознание.

Не сразу сообразив, откуда что взялось, я чуть не подавился ассоциациями, свалившимися внезапно в мою черепную коробку.

— Точно! — сбившись с шага, по-новому огляделся, не скрывая улыбки.

' — До Северной Кореи не дотягивает, — оценил я, — жалкие подражатели! Но стараются, стараются…'

Нарезки видео из Северной Кореи, заполненные пафосом Чучхе и любовью к Вождям, достаточно крепко врезались в память. Не то чтобы я часто их смотрел… но вот запомнилось!

Для меня именно они стали как бы первоисточниками и эталоном (хотя конечно же, всё было ровно наоборот!) кондового социализма, заботливо обвязанного колючей проволокой, и сейчас всё окружающее кажется чем-то вторичным, самодеятельным, нелепым. Не дотягивает… не дотягивает до северокорейского эталона!

Мимо, старательно держа солидное выражение на изумительно щекастом лице, прошествовал партийный товарищ с округлой фигурой северокорейского лидера, одетый несколько более просторно, чем требуется по моде, и ощущение вторичности, даже некой киношности, стало таким острым, что я ущипнул себя через карман брюк.

— Ай…

Но нет, вокруг всё та же советская действительность — с экскурсантами из провинции, овчарками-чекистами, редкими автомобилями с правительственными номерами хозяев стада. Для меня — странная и сюрреалистическая картина мира, для местных — единственно возможная…

… и большинству эта действительность нравится. А что? Думать не надо, всё расписано на много лет и даже десятилетий вперёд, и жизнь, с каждым годом, становится лучше и веселее. Да и вообще, весь мир нам завидует!

В нескольких метрах от меня, задержавшись ненадолго на светофоре, прошелестел «Мерседес» с посольскими номерами, из открытого окна которого донеслась музыка «Битлз», и я, непроизвольно подхватив мелодию, пошёл дальше, напевая и отщёлкивая пальцами…

— In the town where I was born[i]

Lived a man who sailed to sea

And he told us of his life

In the land of submarines

So we sailed up to the sun

Till we found the sea of green

And we lived beneath the waves

In our yellow submarine

… и оказывается, чёрт подери, у меня неплохой голос! Не то чтобы я не знал этого раньше, но, честное слово, всегда приятно получить подтверждение!

Мир не то чтобы стал резко лучше, или расцвёл психоделическими красками, но стало как-то легче дышать, зная, что где-то там, пусть даже сильно не здесь, есть нормальная жизнь! Не идеальная, вот уж чего… но просто — нормальная, почти привычная…