— Ты, блять, заблудилась?

Она медленно повернулась, широко раскрытые карие глаза теперь сузились, чтобы скептически оглядеть меня из-за очков в толстой оправе. Ее взгляд задержался на нем, внезапный прилив адреналина в ее теле сделал воздух остро сладким.

Идеально.

— Не заблудилась. Трудно не заметить ярко-желтую ленту, наклеенную поперек места убийства.

Она пыталась казаться обеспокоенной, но ее тон резко повысился и выдал ее ложь. Она нервничала, была заинтригована. Просто напугана достаточно, чтобы быть настороже. Стервозная улыбка, которую она изобразила на своих накрашенных черным губах, была еще одной ложью.

Мне скорее нравились лжецы. Это означало, что они боялись говорить правду, и мне нравилось заставлять людей смотреть в лицо своим страхам.

Я улыбнулся в ответ, и это, казалось, разбудило ее сонного первобытного стража. Инстинкт, наконец, вселил в нее немного больше страха, когда она мельком увидела мои зубы. Вероятно, она видела их немного острее, чем следовало бы, но я был взволнован, и сохранять «нормальный» человеческий облик было трудно.

— О, отлично, ленту ты заметила. Тогда я буду считать, что ты просто не умеешь читать, раз уж решила побродить тут.

Останется ли она, несмотря на инстинктивное желание убежать? В ее позе было что-то злобное, как у загнанной в угол кошки, готовой к драке. Она оценивала меня, ее глаза медленно скользили по мне. Стервозное поведение не могло замаскировать страх, и оно не могло замаскировать желание. Ее голос стал резче, чуть более отчаянным.

— Я почти уверена, что на ленте написано: «Предупреждение, держитесь на расстоянии шести метров». Я не вижу знака, говорящего мне уйти.

В ней была искра адского пламени. Дерзкая. Смелая. О, мне это нравилось.

Вы когда-нибудь задумывались, почему люди покупают своим собакам игрушки, которые пищат? Это потому, что писк имитирует звук животного, борющегося за свою жизнь, и собака приходит в возбуждение.

Иногда эти скрипучие, отчаянные звуки борьбы просто вызывают у хищника желание укусить еще сильнее.

Ее лицо вытянулось, когда я поднимался к ней по ступенькам. Она скрестила руки на груди и расставила ноги пошире, когда я встал над ней и наклонился. Мы, демоны, не могли контролировать умы людей, но мы могли подтолкнуть их. Мы могли бы внедрять влияния, чтобы пробудить чувства или ощущения. Достаточно легко распознать, если человек попытается, но не тогда, если они так отвлечены, как она.

Ее глаза продолжали блуждать, маленькая непослушная штучка. Я подтолкнул ее разум ровно настолько, чтобы вызвать иллюзию, как я слегка сжимаю ее шею.

— Как тебя зовут?

Теперь она засуетилась. Нервная, взволнованная, сбитая с толку. Если бы я прикоснулся к ней, она могла бы воспламениться, как я и хотел. Преследование не доставляло удовольствия, если жертва не желала этого, и чем дольше она поддавалась соблазну, тем больше ей становилось любопытно.

— Алекс.

Лгунья.

— Нет. Не правда.

Еще немного сжать, еще немного иллюзии. Мне действительно нравилось заставлять негодниц трепетать — некоторые бывшие любовники сказали бы, что это потому, что я сам негодник, но они бы ошиблись. Я только подтолкнул ее разум, а остальное сделало ее воображение. На ее лице промелькнуло замешательство, и она сглотнула. Любопытный ум начал бы блуждать в направлении темных похотей, грехов, которые они пытались скрыть. Какие были у нее?

— Рэйлинн, — сказала она, и на этот раз она не лгала. — Если ты собираешься вести себя как мудак из-за этого, тогда я просто уйду.

Рэйлинн. Подходит ей, казалось правильным для нее. Удовлетворенный, я увеличил расстояние между нами и отступил в сторону, давая ей возможность легко сбежать. Она поспешила вниз по ступенькам, тело напряженное, ее запах снова окутал меня.

— Смотри, где блуждаешь, девочка, — сказал я. — Любопытство может привести к неприятностям.

Ее плечи напряглись еще больше. Она взмахнула своими короткими волосами через плечо, топая ботинками по траве, как будто я только что испортил ей утро.

Негодникам нужно как-то преподать урок, верно?

Я не толкал её. Я просто подтолкнул её мысли в том направлении, в котором они все равно должны были развиваться. К несчастью для нее, она уже была довольно неуклюжей.

Ее ноги запутались, и от толчка ремешок на сумке порвался. Книги выпали на траву, бумаги разлетелись по лужицам, ее бумажный стаканчик открылся, и его содержимое разлилось повсюду. Мне пришлось сжать челюсти, чтобы сдержать смех, который вырывался наружу. Стоя прямо перед ступеньками, с которых она только что сошла, я скрестил руки на груди и наблюдал, как она пытается присесть на корточки в своей юбке, неловко хватаясь одной рукой за ее заднюю часть, чтобы удержать ее опущенной. Ее голова дернулась назад, любопытные глаза искали, и они встретились с моими лишь на короткое мгновение, прежде чем она снова отвела взгляд.

Она выглядела еще симпатичнее со своими веснушчатыми щеками, покрасневшими от смущения.

Ее подруга подбежала за ней, и они ушли вместе. Я наблюдал, как она идет через двор, но мои глаза сузились, когда она подошла к своей группе и села. Хэдли — что, во имя Люцифера, она делала с Хэдли? Я никогда раньше не видел ее с ними. Имела ли она вообще какое-либо представление о том, кто они такие? На что они способны?

Это не имело значения. Не должно иметь значения. Она все равно стала бы моей добычей. Но странное желание предупредить ее кольнуло в глубине моего сознания. Это было желание, которое я быстро отогнал. Я не славился репутацией стража, я был известен лишь одним среди людей.

Я убийца. Охотник. Не защитник. Даже для крошечных смертных девочек без инстинкта самосохранения.

Был вечер, когда я снова нашел ее. Я на некоторое время отвлекся от монотонности двора и прогулялся по одному из дальних уголков кампуса. Под деревьями были разбросаны скамейки и столы, где студенты сидели, сгорбившись над своими ноутбуками. Я сразу узнал ее, она сидела, скрестив ноги, за столом для пикника с открытым ноутбуком перед собой. Теперь на ремешке ее сумки с книгами был завязан массивный узел, а в правой руке она держала еще один стаканчик кофе. Неужели эта девушка полностью сидела на кофеине? Неудивительно, что ее сердцебиение было таким учащенным.

Может быть, я заставлю его биться ещё быстрее.

Я задержался позади нее, просто вне поля ее зрения. Ее браузер был открыт на веб-странице с названием «Массовые смерти, безумие и криптиды: жуткая история Абелаума». Она потерла глаза, прежде чем вернуться к чтению, и выделила отрывок, который скопировала и вставила в другой документ.

В нем говорилось, что в Абелауме находится целый зверинец мест с привидениями и историческими памятниками. Одним из таких мест является церковь Святого Таддеуса, расположенная в миле от печально известной шахты Уайт Пайн, где были освобождены выжившие после катастрофы 1899 года.

Какого черта она искала в Св. Таддеусе?

— Делаешь домашнее задание по истории?

Она подпрыгнула при звуке моего голоса и повернула голову, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. Этот нервный взгляд, учащенное сердцебиение, быстрое моргание, прежде чем она отвела взгляд — этого было достаточно, чтобы заставить меня затаить дыхание и не придвигаться ближе.

Я был заперт слишком долго, если простой взгляд человека вызывал у меня такие чувства.

Но на меня часто смотрели. Множество жаждущих взглядов. Всё дело в ней. Её взгляд. Её запах. Искушение для меня. Обычно я не поддавался искушению.

— С чего ты взял, что это для истории? — пробормотала она, слегка повернув ноутбук, как будто хотела скрыть от меня экран, и ее рука сжалась на коленях. Может быть, я снова увижу, как вспыхнет маленький огонек адского пламени. Ее волоски уже встали дыбом.

Я пожал плечами, неторопливо подходя к столу, чтобы прислониться к нему, моя тень нависла над ней. Черт, от нее вкусно пахло. Теплая кровь, мята и шалфей, кофе и что-то вроде гранолы. С этой девушкой было откровенно опасно находиться рядом.