Они были такими реальными.

Оборотни верили, что сильные направляют людей по правильному пути, пути к их судьбам.

Я усмехнулся и предположил, что это была одна из причин, по которой Айзек не был готов сменить своего отца.

Он не верил ни во что из этого дерьма.

Я закрыл глаза и погрузился в редкий, блаженный сон без сновидений.

***

Меня разбудил стук в окно. Сначала мне показалось, что я что-то слышу, но постукивание продолжалось. Я открыл глаза и подошел к окну.

Огромные крылья хлопали снаружи в темноте. Гигантский орел парил прямо за пределами моей досягаемости.

Айзек? Что он здесь делал?

Я открыл окно. Крылья мгновенно исчезли, когда пара сильных рук ухватилась за выступ.

Я затащил его в комнату. Он тут же натянул джинсы, которые были у него в другой руке. Я бросил ему одну из своих рубашек.

— Ты же знаешь, что уже поздно, верно? — спросил я.

— Чувак. — Он улыбнулся. Что-то в нем было не так. — Чувак, — снова сказал он. — «Никогда не дыши» — одна из лучших песен, которые ты, черт возьми, когда-либо писал.

Я начал смеяться.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты пришел не за этим.

— Я должен был. У тебя нет гребаного телефона, и мне нужно, чтобы мы это записали. Песня, мелодия. Это блестяще.

— Ладно, успокойся. — Он плюхнулся на диван, и я включил свет.

— Хочешь пива? — спросил я.

— Конечно, — сказал Айзек. — Твоя комната — дерьмо. Черт, чувак, я здесь в первый раз.

Мы оба рассмеялись.

— Как ты нашел мою комнату? — Я достал пиво из мини-холодильника.

— По твоему запаху.

— Моему запаху? — Я приподнял бровь.

— Не так, — сказал он и взял у меня пиво.

Я сел на диван напротив него.

— Ты держишь меня в подвешенном состоянии? Напевай мелодию.

— Лучше. Я спою тебе эту гребаную песню.

У Айзека был блестящий голос, и было странно, что группа не могла записаться без меня в качестве солиста.

Он начал напевать мелодию и отбивал ритм, который был мягким и низким. Мурашки поползли по моим рукам и шее, когда он начал петь текст песни.

Он закрыл глаза. Его голос повышался как раз в нужных местах. Он чувствовал каждое слово точно так же, как и я.

В припеве это было так, как будто он сам умолял смерть избавить его от страданий. Именно так я себя и чувствовал. Кого мне нужно было увидеть, чтобы воплотить ее в реальность?

Я вытер слезы с глаз, когда Айзек закончил последний куплет. Я покачал головой.

— Думаю, ты понял.

— Да, это просто чертовски идеально подходит. Ты так не думаешь?

— Думаю.

— Это то, что ты действительно чувствуешь? — спросил он.

Я действительно больше не хотел думать о снах.

— Да. Я ненавижу тьму. Постоянные ссоры, незнание того, где я буду и каким дерьмом займусь завтра.

Сочувственная печаль скрыла выражение его лица.

— Ты действительно представляешь ее девушкой?

Я усмехнулся.

— На самом деле, нет, я действительно думаю, что это был бы парень. Но этой индустрии нужна хорошая песня типа «Забери меня обратно», тебе не кажется?

— Черт возьми, да. — Он теребил выбившуюся нитку на джинсах. — Так мы запишемся?

— Конечно. — Я пожал плечами. — Почему нет?

— Да, — Айзек покачал бутылкой. — О, пока я не забыл… телефон звонит без остановки, чувак. У нас запланированы концерты. Пожалуйста, скажи мне, что ты можешь это сделать.

— Я постараюсь, но ничего не могу обещать, Айзек.

— Это все, чего я хочу. Что ж, мне лучше отвалить. — Он допил пиво. — Пока старик не обнаружил, что я ушел.

— Да, кто знает, что он сделает на этот раз?

Мы оба рассмеялись. Айзек много ночей проспал в тюрьме, потому что не сказал отцу, где он находится. Итак, полиция пришла искать его, и когда они нашли его пьяным в стельку, они заперли его.

Меня никогда не было рядом, чтобы внести за него залог или умолять офицеров не забирать его. Вот таким другом я был.

Он поставил пустую бутылку на стол.

— Увидимся, чувак. Не забудь, в пятницу, в пять часов, у меня дома. И купи себе гребаный телефон. — Он снял рубашку и запрыгнул на выступ. — Пока. — Он стянул джинсы и нырнул.

Орел вырвался из облика Айзека, и я смотрел, как он улетает, когда закрывал окно.

Я чувствовал себя счастливым и грустным одновременно.

Он проделал потрясающую работу с «Никогда не дыши». Я не смог бы написать музыку без него.

Жизнь на данный момент была хороша. И это было все, что мне было нужно в этот момент.

— 11~

Сидя в туалете, я понятия не имел, почему я так чертовски нервничал. Я делал это миллион раз, и все же я боялся вернуться на ту сцену.

Мой желудок скрутило от стука в дверь.

— Чувак, ты в порядке? — спросил Айзек.

— Дай мне несколько секунд.

Было ли это потому, что мы собирались впервые спеть «Никогда не дыши»?

Я сделал глубокий вдох. На самом деле, больше, чем несколько. Наконец открыл дверь.

Тай прислонился к стене и приподнял бровь.

— Да, да, я знаю.

Айзек рассмеялся и протянул мне рюмку.

— Для успокоения нервов.

— Мне нужна целая гребаная бутылка.

— Блейк, — сказал Джеймс. — Ты делал это миллион раз.

— Знаю. Это та песня, чувак.

— Песня идеальна, — сказал Айзек.

— Нам нужно спеть эту песню. — Тай был непреклонен.

— Ты боишься показать людям, что на самом деле происходит у тебя внутри? — пошутил Мэтью.

— Ха-ха, — сказал я саркастически.

Когда мы подходили к сцене, ребята продолжали подтрунивать, что все, из чего я сделан, — это кашица и сердечко.

Если бы только они знали правду.

Я отодвинул занавес, и толпа взревела как сумасшедшая.

Двадцать пять групп уже играли сегодня вечером. Они всегда что-нибудь делали ко Дню Независимости. Я все равно был обязан прийти. Но с тех пор, как группа собралась вместе, все стало совершенно по-другому.

Они скандировали наше название, и я усмехнулся.

— Ничего нового, Блейк! — закричал Айзек.

И все же я чертовски нервничал.

Зал был переполнен. Тысячи и тысячи людей были здесь на этом празднике.

Мы ждали, когда Джереми Скваэл, известный актер, назовет нас.

— С тобой все будет в порядке, чувак, — сказал Айзек.

— Следующая группа… О боже, мы все этого ждали, — воскликнул Джереми в микрофон.

Они аплодировали до тех пор, пока Тай не выпрыгнул и не поднял руки. Затем они пришли в ярость. Айзек и я просто рассмеялись. У него не было чувства самосохранения.

— Мы все ждали, когда они наконец соберутся вместе и вышвырнут нас из парка.

— Так неубедительно, — сказал Айзек.

— Я даю вам Оборотней!

Тай побежал к барабанам, затем Джеймс за клавишными, Мэтью и Айзек взяли гитары, и, наконец, настала моя очередь.

Толпа бурлила и кричала. Я улыбнулся, качая головой, и взял микрофон.

— Вы, ребята, готовы? — спросил я Айзека.

— О, черт возьми, да! — сказал Айзек.

— Тай? — подсказал я.

Тай безостановочно выбивал дерьмо из барабанов. Я начал подпрыгивать вверх-вниз, пока он, наконец, не остановился и не закричал:

— Да, ублюдки!

Мэтью исполнил небольшое вступление на гитаре, наигрывая от всего сердца в течение нескольких секунд.

Я начал обратный отсчет, и мы заиграли нашу первую песню за вечер.

Айзек был прав. Я был в порядке.

У каждой группы было по четыре песни в перерывах, так что две сейчас, а затем одна позже, и нашей последней песней должна была стать «Никогда не дыши».

Я все еще нервничал из-за того, как ее воспримет толпа.

Это была чрезвычайно личная песня. Не то чтобы другие не были личными… Но эта была глубже.

Эта заставляла меня чувствовать себя уязвимым. Это была та сторона меня, с которой я действительно не хотел, чтобы меня ассоциировали. Но это была чертовски хорошая песня.

Когда вторая песня закончилась, мы покинули сцену, и толпа требовала еще. Джереми с трудом выдавил из себя несколько слов.