— Эмма, то, что сказал ваш отец, по поводу ваших планов… вы действительно не сможете взяться за этот проект?
— Вы слышали, что сказал мой отец? Я слишком “занята”.
— Простите, если мой вопрос бестактен, но я кое-что выяснил. У вас хороший опыт работы, но портфолио проектов на вашем личном сайте гораздо интереснее, чем то, что реализовывала… реализовывали…
— Говорите как есть: чем проекты, которые реализовывали компании, подотчётные моему отцу.
— Да, — немного морщится, понимая, что о таких вещах не говорят вслух.
Отец, как любой государственный служащий подобного уровня, не имеет права прямо управлять предприятиями. Поэтому ими управляет мой дядя, а заодно и присматривает за мной.
— Так почему? Что вас останавливает?
— Кто.
— Что?
— Не “что” меня останавливает… а “кто”. Отвечая на ваш вопрос, Кирилл Олегович: забудьте обо мне, если хотите и дальше сотрудничать с папой.
Кирилл Олегович немного хмурится, чувствуя моё напряжение. Он будто подбирает слова для ответа, но в итоге, молча замирает взглядом на моей руке. Той самой, на которой издевательски “красуется” обручальное кольцо.
Мелодия замирает и, прежде чем её успевает сменить следующая, молодой мужчина останавливается и шутливо склоняет голову:
Благодарю за танец, Эмма. Мне жаль, что я опоздал.
— Опоздали?
— Неважно… — на губах улыбка, но в глазах лёгкая грусть.
— Вот ты где? — сбоку раздаётся резковатый голос мужа, который подходит и по-хозяйски притягивает к себе за талию. Я бы с радостью оттолкнула его руку… если бы не боялась последствий. Если бы…
Глава 3
Я не выбирала своего мужа. Но с детства знала, кто им станет. Родители решили, что поженить нас — отличная идея. Две уважаемых влиятельных семьи. Совместный бизнес. Серьёзные связи.
Так почему бы не объединить капиталы с помощью детей? Тем более что, “жених” пользовался интересом у женщин, а я с детства слыла “хорошенькой, послушной и прекрасно образованной”.
Казалось бы — чудесный план. Вот только не учли: то, что само легко идёт в руки, слишком мало ценится. Избалованному золотому мальчику всё в жизни преподносилось на серебряном блюдечке, в том числе и “удобная” жена…
— Почему стоит мне ненадолго отлучиться, как я застаю тебя обжимающейся непонятно с кем?
— Что значит “обжимающейся”? Это деловой партнёр отца, мы были представлены, он пригласил меня на танец, — мне очень хочется добавить: “пока мой муж шлялся непонятно с кем по подсобным комнатам, бросив одну”, но мой язык словно прилипает к нёбу. Я не могу этого произнести, хотя обида кипит внутри.
— В следующий раз спроси меня, прежде чем принимать приглашение на танец от постороннего мужчины.
— Тебя не было. Почти весь вечер, — говорю и поворачиваюсь, чтобы взглянуть в его глаза. Хочется рассмотреть в них хоть толику вины. Но замечаю, что в этот момент он подмигивает кому-то.
Перевожу взгляд и вижу ту самую миниатюрную блондинку. Девушка уже кружит по террасе с высоким джентльменом в светлом фраке.
Только сейчас обращаю внимание на её платье: чёрное, облегающее, немного откровенное, но не пошлое. Я примеряла это платье бутике… но опасаясь рассердить мужа, выбрала другое, самое скромное из предложенных моим любимым брендом. Но и его мне запретили сегодня надеть.
— А её кавалера ты одобрил? — второй раз за вечер едва сдерживаю слёзы. Не из-за мужа, нет, к его выходкам давно привыкла. Я хотела это платье! Это или то, которое купила в итоге…
А сейчас стою и ощущаю себя дурой. И не просто дурой, а дурой в платье с цветочками. В платье, из-за которого мне хочется начать чесаться. В платье, в котором мне душно и неудобно. Но самое гадкое — мне не идёт этот цвет! Мой муж знает, что меня раздражает безвкусица и упивается этим, раз за разом напоминая, что я лишь бесправное приложение к брачному статусу.
— Что ты несёшь? — зло шипит благоверный.
Вырываюсь из его объятий и шагаю прочь. Прочь с террасы, прочь с этого праздника, прочь от посторонних глаз… муж нагоняет на парковой дорожке и грубо хватает за локоть.
Отдёргиваю руку и срываюсь на бег. Несусь не разбирая дороги, но где мне в туфлях и длинной путающейся юбке оторваться от широких мужских шагов? Айзек тут же нагоняет и теперь впивается в предплечья.
— Отпусти, мне больно!
Мы углубились в парк и сюда уже не достаёт яркий свет старинного особняка. Лишь аккуратные низкие фонарики в траве вдоль тропинок освещают путь гуляющим гостям. Но сейчас мы одни.
— Мне кажется, ты забываешься, дорогая Эмма.
— Ты попрекаешь меня, в то время как сам при всех перемигиваешься со своей любовницей!
Замирает опешив, потому что впервые за два с лишним года нашего брака я повышаю голос. Что-то толкает меня. Обида, которая копилась внутри всё это время, несправедливые обвинения.
Мне не дают распоряжаться своей жизнью, не дают заниматься любимым делом, запрещают носить вещи, которые мне нравятся. Мне указывают, когда и кому нужно улыбаться, не спрашивая, а хочу ли я вообще улыбаться!
Что-то ломается во мне сегодня. Мне надоело быть удобной для всех. Я хочу жить, дышать, чувствовать то, что чувствую, а не то, что от меня хотят. Возможно, это всё ещё стресс после потери ребёнка, а может грустная улыбка моего нечаянного партнёра по танцу…
— Я видела вас сегодня! Снова! И знаешь что? Мне надоело молчать! Ты дашь мне развод сам или я обо всём расскажу отцу, слышишь?! Меня всё это достало! — блефую, потому что отец не позволит мне развестись. Связи и репутация важнее моих “выдумок”.
— Захотела развода? После того как позволила сегодня какому-то мудаку лапать себя? Что, милая, не хватает разнообразия в постели? Или ты уже опробовала и тебе понравилось? — тон его голоса жалит как яд, его слова проникают внутрь кислотой.
Как во сне, моя рука сама вскидывается, и я пытаюсь залепить ему пощёчину. Он перехватывает кисть и больно сжимает, слегка выворачивая её. Как всегда, упивается моей беспомощностью.
— Отпусти! Не смей прикасаться ко мне! Выпусти!
Бью его по ноге и вырываю запястье, бросаясь в сторону, но он наваливается на меня, и мы падаем на землю.
Копчиком ударяюсь обо что-то твёрдое, в памяти вспыхивает картинка ограждённой натуральными камнями клумбы. Тело пронзает резкой болью, но сознание её словно игнорирует. Потому что сейчас я вижу нечто более страшное и опасное — ярость в глазах мужа. Мне знаком этот взгляд. Взгляд, полный безумия и садистского удовольствия. Меня начинает трясти, а его руки уже сжимают тонкую шею.
— Не смей мне указывать! Не смей мне перечить! Ты знаешь, что я могу сделать с тобой… и если ты только откроешь свой рот…
Окончание фразы уже не доходит до моего сознания.
* * *
Я всегда была послушной дочерью. Меня отправляли в лучшие школы и я старалась изо всех сил, чтобы не разочаровать. Родителей, родственников, педагогов и даже друзей моих родителей.
Мама хотела видеть меня настоящей леди — этикет, языки, танцы, музыка, каллиграфия. “Эммочка на днях получила приз на юношеских соревнованиях по верховой езде.” “Ох, да что вы, какая она у вас умница!”… “Эммочка, прочти тот стих, с которым ты выходила на школьном вечере.” “Конечно, мама.”… “Эммочка, папа не одобряет бальные танцы, ты в таком возрасте, когда не стоит проводить слишком много времени с другим мальчиком.” “Этот мальчик, мой партнёр по танцам и мы общаемся только в бальном классе. Мама, мне очень нравятся бальные танцы, пожалуйста, разрешите мне продолжить!” “Ничего, я уже присмотрела тебе кое-что другое для занятий”… “Папа, мне бы больше хотелось заниматься дизайном одежды.” “А у меня нет компаний, в которых нужен дизайнер одежды. Зато мне пригодился бы толковый архитектор.”… “Моя Эммочка завтра улетает в Лондон на дополнительное обучение по курсу архитектуры пространства.” “Да что вы, опять? Она же только недавно откуда-то вернулась!”… “Мама, вы с папой уверены, что мне обязательно выходить замуж за Айзека? Мне кажется, он ко мне равнодушен…” “Ну что ты, девочка, посмотри, какая из вас красивая пара! Уверена, он оценит тебя, ты же у нас такая умница! К тому же его родители от тебя в полном восторге!”…