Княжич Святослав, известный тут, как Дражко, колол дрова. Сухие поленья были сложены под навесом на высоту его роста. Работа эта простая и голову не занимает совершенно. Вытащил чурбак, тюкнул топором, поставил половинку, еще раз тюкнул топором. Потом вторую половинку так же. А потом нужно пойти и уложить дрова в поленницу. И не абы как, а перевязав углы крест-накрест. Иначе дежурный наставник заругает, заставит поленницу разобрать и заново сложить. Потому как порядок должен во всем быть.

Сегодня третья рота в наряде, его взвод. Одни мальчишки репу на кухне чистят, другие ручными мельницами зерно для каши мелют, а иные выметают дочиста полы в казарме. Друзей его рядом не было. Лаврика послали на конюшню, Айсын драит котлы на кухне, а Вячко ловит рыбу на реке. Тут это просто. Рубишь прорубь в крепкий мороз, а потом черпаешь очумевшую рыбу, которая приплыла сделать глоток свежего воздуха. Такая прорва народу — замаешься кормить. Эту несложную истину Святослав понял очень быстро, когда он, избалованный дома, попал за общий стол. Тут зевать было нельзя. Чуть промедлил, и вышел из-за стола голодный, а господин наставник не посмотрит, что не поел. Вместе со всеми на полосу препятствий пойдешь, и на турник, и на кросс, и на стрельбище… В общем, уже через неделю воин Дражко уплетал за обе щеки местное немудреное варево, и еще добавки просил. А еще через пару месяцев Святослав почти забыл, что он княжич, вспоминая свою прошлую жизнь, как какой-то волшебный сон. Только мать и отец, с которыми он виделся иногда, ненадолго возвращали его назад. Он снова становился княжичем, сыном живой богини и самого князя, которого многие тоже кем-то вроде божества почитали. Народ в весях темный жил.

Святослав аккуратно разложил поленья и отошел, чтобы полюбоваться на свою работу. Ой! Крепкий пинок опрокинул его на снег, а сзади раздался довольный гогот. Это Борич! Точно! Его паскудный голос ни с кем не спутать. Парень из седьмой роты, гроза малолеток. Скольких до слез довел, скольких избил, зажав в темном углу, сколько мальчишек кидались драться, но были биты крепким парнем на несколько лет старше. Он получал наслаждение, унижая тех, кто слабее, а избавиться от него можно было только если поддаться ему или если он переключал свое внимание на новую жертву. Что значило поддаться Боричу? Значит, прислуживать ему, стирать портянки, или даже… Святослав не хотел верить этим слухам. Гадость какая! Вот уже месяц, как Борич обратил свой благосклонный взор на воина Дражко, взгляд которого показался ему слишком дерзким. Распорядок дня в Сотне был жестким, но были и часы отдыха, и наряды, и ночь… Тут-то Борич, проявлявший чудеса изобретательности, чтобы не попасться наставникам, показывал себя во всей красе.

— Что уставился, говнюк? — ощерился Борич. — Я слышал, ты у нас из богатеньких? Папаша староста? На побывку тебя отпускают? Не как нас, убогих?

— Тебе чего надо? — набычился Святослав, скосив глаза в сторону топора. Без вариантов, Борич не допускал глупых ошибок. До топора не добежать.

— Как снова на побывку пойдешь, принесешь мне полтину. Понял? — со злым прищуром посмотрел на него Борич. — А если не принесешь, пеняй на себя, гнида мелкая. Я из тебя бабу сделаю. Понял?

— Понял, — сглотнул слюну Святослав. Ему стало страшно, так страшно, как никогда раньше не было. Борич был сиротой, и он до дрожи ненавидел тех, кто имел родителей. Только трогать решался не всех. А тут… Староста из глухого угла — невелика птица. Да и риск, что узнают наставники — почти нулевой. Стукачей тут не любят. Пожалуешься, и твоя жизнь превратится в сущий кошмар. Будут прилюдно в твою миску плевать.

— А раз понял, то придешь сегодня после отбоя, портки мои постираешь. Усек, малец? Или тебе навешать?

— Усек, — хмуро ответил Святослав.

— Ну, то-то же, — похлопал его по щеке Борич. — Если не придешь, щенок, то конец тебе. Я два раза повторять не стану.

— Гривенник у меня есть, — хмуро ответил Святослав. — Остальное потом отдам, когда батя приедет. Только не надо портки, засмеют меня. Сюда приходи после отбоя, я принесу.

— Боярин, несчастье у нас, — немолодой воин с порубленной рукой вытянулся перед Хотиславом. Муж, не раз стоявший в пехотном строю, был бледен, как полотно. — Воин Дражко в беду попал. Не знаю я, что делать.

— Что случилось? — поднял на него хмурый взгляд Хотислав.

— Доложил мне малец один, что Борич из седьмой роты над ним глумится, — воин подбирал слова. — Он давно в том замечен, но мы до поры не трогали его. Он слабаков за милю чует, полезный малый. Был…

— Воин Дражко не слабак вроде? — несказанно удивился Хотислав. — Так в чем тогда дело?

— Наглеть Борич начал, — нехотя признался ротный. — Денег приказал принести и портки ему постирать. А иначе, сказал, бабу из него сделает.

— Дела-а-а… — протянул Хотислав, который впал в глубокую задумчивость. — Думаешь, до беды дело дойдет?

— Непременно дойдет, боярин, — уверено кивнул ротный. — Вот прямо сегодня и дойдет. Печенкой чую. Я этих сорванцов хорошо знаю.

— Значит, быть посему, — невесело усмехнулся Хотислав. — Нельзя нам его от этой беды оградить. Сам он должен справиться. Понимаешь? Сам! Следи в оба глаза. Если княжича упустим, соляная шахта нам за счастье великое покажется.

Ночь была морозной и лунной. Россыпь ярких звезд на небе говорила, что и завтра тоже мороз будет. И вроде равноденствие уже скоро, а все одно зима не отпускает. Святослав изрядно замерз и теперь приплясывал, дуя на замерзшие ладони. Да где же эта сволочь? Не до утра же его ждать? Он стоял у той же поленницы дров, тайком улизнув из казармы. Скрип снега раздался в оглушительной тишине ночи. Даже собаки в соседней веси не брехали, до того было тихо.

— Чего в темноте стоишь? — недовольно спросил Борич, углядев фигуру Святослава.

— Наставников боюсь, — еле слышно ответил тот. — Иди сюда скорее! Тебя же за милю видно.

— Ну, давай! — протянул ладонь Борич.

— На! — Святослав изо всех сил ударил его ногой в пах, и пятнадцатилетний парень со стоном опустился на снег.

— Су… Сука… Конец тебе! — простонал он.

— Конец? — нехорошо посмотрел на него Святослав. — Лаврик, чего ждешь?

Лучший друг, сияющий улыбкой до ушей, раскрутил полотенце, в которое был завернут камень, и врезал с размаху по голове Борича.

— Не убил? — Айсын, неимоверный красавец по меркам исчезнувшего народа хуни, наклонил к упавшему вытянутую голову. Любящие родители еще в колыбели сдавили его череп дощечками, чтобы никто не мог усомниться в знатности их отпрыска. Он нащупал ниточку пульса на шее. — Живой, гад! Потащили его, парни!

Мальчишки подтащили бесчувственное тело к колоде для колки дров и положили на нее правую руку. Полотенце забили Боричу в рот. Вячко протянул Святославу топор.

— Твой удар, брат. Получи с него за обиду.

— Ха! — выдохнул Святослав и ударил обухом по кисти, превращая ее в крошево.

Короткий задушенный вопль едва вырвался из-под ладони Айсына, который прижал Борича к земле. Тот раскрыл глаза, затуманенные пеленой боли.

— Ты упал, — поигрывая топором, отчетливо сказал Святослав. — Ты пошел в нужник, и упал. Понял, сволочь? Или тебя в колодец бросить?

— Не… Не надо в колодец, — проскулил Борич, наливаясь ужасом Что-то такое увидел он в глазах десятилетнего мальчишки, который в этот момент смотрел на него взглядом взрослого мужа. — Упал я… Не скажу никому…

— Ну, иди тогда, — приказал Святослав. — Чего разлегся?

— Я богам жертвы принесу, — сказал Хотислав, сдвигая кубки с ротным, которого тоже ощутимо потряхивало. — Овцу! Нет! Быка прикажу зарезать! Чуть ума не лишился, пока из-за этой поленницы смотрел!

— Я, когда попервой со щитом встал, и на меня ляхи налетели, то в штаны надул, — честно признался ротный. — Но сегодня куда страшнее было. Слава богам, пацаны выкрутились. Молодцы, ничего не скажешь. Будет толк. А, боярин? Что думаешь?