Размяв ноги, он наконец смог встать.

— Я рад, что все получилось. Но что теперь? — спросил он у Лиммана.

— А теперь мы залезем в копию твоей программы, изучим, как она работает, пропишем и запустим в нее вирус, посмотрим, как она с ним будет работать, и, если все удастся, подсадим его к тебе, — потирая руки в нетерпении, произнес Блейк. — Так что до завтра вы можете быть совершенно свободны! А мы займемся ее изучением.

Бхарат, Уна и Серёга простились со всеми и вышли из лаборатории.

Дождь наконец прекратил лить. Последние лучи вечернего солнца блистали желтыми стрелами на ясном небе, в воздухе и вокруг уже ничего не напоминало о только недавно бушевавшей стихии, кроме огромных луж на земле.

— Ну, вот видишь, все закончилось, — улыбнулся Серёга Уне.

Она развернула голову, посмотрела на Шасту.

Каким-то непонятным образом на чистом голубом небе только над горой, зацепившись за ее самую высокую макушку, висела небольшая круглая серо-черная тучка.

Уна вздохнула.

— Боюсь, ничего не закончилось, а все только начинается. Но давай не будем об этом думать. Все равно, пока беда не придет, мы не сможем узнать, откуда она и как с ней бороться.

— Согласен, — поддержал ее Серёга, — смысл гадать, вот если что-то произойдет, тогда и будем решать, что делать.

Они простились с Бхарат, которая собиралась вернуться в больницу, на прощание Серёга отдал ей прописанные ему Ребеккой таблетки, попросив по возможности узнать их состав.

— Так, ты мне сегодня иголки в голову втыкала? — сурово спросил Серёга.

— Втыкала! — вздохнула Уна.

— Тогда требую компенсации в виде ужина!

— Конечно! Я все возмещу, — засмеялась она.

Проходя мимо двухэтажного деревянного дома, свежевыкрашенного, видимо, каким-то травяным составом в темно-фисташковый цвет, Серёга никак не ожидал, что они пришли.

Дом был огромен для двоих, да и он почему-то себе представлял, что индейцы должны жить в маленьком сколоченном из досок и палок домике или вообще трейлере.

А тут стоял большой в старинном классическом американском стиле дом, да еще такой ухоженный по сравнению с другими находящимися в резервации строениями.

От неожиданности он присвистнул.

— И сколько тут?

— 2319 квадратных футов. Четыре спальни и три ванные комнаты, ни одна из которых сейчас не работает, — с усмешкой ответила Уна. — Поэтому стирать белье и мыться мы ходим на озеро. Хорошо хоть, питьевая вода из старого источника за домом набирается, но ее немного.

Дом своим фасадом смотрел на дорогу, а задняя его часть пряталась между стволов зеленых елей, граничащих с лесом.

— Пойдем внутрь, я тебе все покажу, — позвала за собой Серёгу Уна и вбежала на высокую деревянную террасу. Зайдя внутрь, он оказался в большой светлой гостиной, обставленной старинной деревянной мебелью, наверно, даже не двухтысячных, а девяностых годов, но она была настолько тонкой и изящной работы, что смотрелась тут очень уместно и органично. Единственное, что давало понять то, что ты все еще в резервации, — это камин в центральной стене гостиной, который был весь закопченный, с остатками сажи внутри. На буфетах и столах вместо электрических светильников стояли большие свечи в широких плоских тарелках, заменяющие подставки с наплывшим на них воском. На маленькой кухне, прилегающей к столовой, была идеальная чистота, как будто ей никто уже много лет не пользуется. Огромная библиотека с белоснежными полками граничила с лестницей на второй этаж, где находились спальни и вторая терраса. Какой же завораживающий вид на Шасту был с этой стороны! По-вечернему уже темно-зеленые кроны деревьев возносили над собой почти черные столпы с белыми острыми шпилями Шасты.

Серёга стоял, любовался этой неописуемой красотой, и его мысли будто замедлялись, затягивая его в ощущение безмятежности и спокойствия. Он стоял и думал, как здорово было бы, если бы все в новом мире о нем забыли, а он обосновался тут с Уной, и плевать на все, что там в этом мире происходит. Главное, они тут в тишине и покое, где их никто не беспокоит, и они вместе.

Уна хихикнула и слегка пнула его в бок.

— Эх, рано тебе тут стоять, не умеешь ты еще общаться с Шастой. Она всех так может успокоить. Но покой — это только поверхностное чувство, которое она может дать людям. Это она специально так делает со всеми незнакомцами, чтобы они дальше к ней не лезли. И человек думает: вот оно все, я нашел свое место, свой дзен. Больше никуда двигаться не надо! Мне и тут хорошо! Но на самом деле она намного могущественней, чем тебе может показаться, ее сила в другом. Только нужно подружиться с ней и научиться ее слышать. Еще она мудрая и знает намного больше, даже чем твоя программа в голове, а потом, она живая и поэтому еще может предчувствовать. Это как сегодня, когда она подала нам знак ждать большой беды.

Серёга смотрел на нее и не понимал, как она с серьезным лицом может говорить такое, всерьез считая, что даже гора живая и у нее есть душа.

Но за красоту он был готов ей простить любые глупости в девичьей голове.

— Ты мне не веришь? — прищурившись, спросила она, будто подслушав его мысли.

— Нет, ну, если она твоя подруга, я тоже обязательно с ней постараюсь подружиться!

Уна закатила глаза, подняла руки вверх и произнесла какую-то тарабарщину на непонятном языке.

— Что ты такое говоришь? — спросил он.

— Я извинялась за тебя перед Шастой на нашем мертвом языке.

— В смысле, мертвом? — не понял Серёга.

— Язык племени шаста считается давно вымершим, сейчас не осталось ни одного человека, который был бы носителем этого языка, но его самые важные частички сохранились, мы их используем… ну, как молитвы, наверно. Это ты ничего не понял, о чем говорит Шаста, а вот она твою усмешку наверняка услышала!

— Ладно, извините меня обе, я никого не хотел обидеть! — улыбаясь и смотря на Уну, начал оправдываться Серёга.

— Ну нет, пока ты сам ничего не понял, лучше ничего не говори! — произнесла Уна, взяла его за руку и повела обратно вниз. — Пошли лучше поужинаем, пока не стемнело.

Они спустились на первый этаж, вместо того чтобы отправиться на кухню или в столовую, Уна повела его к террасе, находящейся на заднем дворе. На стене перед выходом во двор была прикреплена целая коллекция оружия. Его не так впечатлили ножи, как луки и стрелы.

Пока Уна на улице накрывала на стол, Серёга остановился перед стеной и любовался всем этим арсеналом.

Луки длиной около трех футов, плоские, подкрепленные сухожилиями, окрашенные различными узорами, были просто произведениями искусства. Стрелы тридцати дюймов в длину стояли, направленные вверх, одни из них были сделаны из мелкозернистой древесины, а другие — из тростника с оперением на длину от пяти до восьми дюймов, а колючие головки были красиво выточены из обсидиана. Тут же висели и колчаны, сделанные из шкур. Выше всего, на отдельной полочке, лежала странная длинная штука, украшенная перьями, бусами, а вместо набалдашника торчал коготь медведя.

Уна вошла обратно в комнату, когда Серёга, взяв эту палку в руки, стоял и рассматривал ее поближе.

— А это что? Палка для битья непослушных медведей? — он поставил ее на ладонь, стараясь удержать как профессиональный жонглер.

Уна опять вздохнула, произнося:

— Знаешь, лучше эту штуку не трогать.

В этот момент сзади Серёги раздались шаги, от неожиданности он дернулся в сторону звука, а палка соскочила с ладони и полетела вниз, грохнувшись о каменный пол, так что некоторые стеклянные бусинки со звоном разбились и осколками разлетелись в разные стороны.

Позади Серёги стоял отец Уны с недовольным лицом.

— Это посох ветерана войны в Персидском заливе, участника операции «Буря в пустыне».

Присев на колени и начиная собирать осколки, он продолжил:

— Число перьев соответствует количеству убитых противников в рукопашном бою, а бусы — это дань памяти моему отцу и дедам, которые также были ветеранами войн. Коготь медведя — подарок тестя, убившего его на охоте одним ножом.