Сидим мы с Радкой, трапезничаем, переговариваемся, а тут вдруг подходит принц Лех и на лавку перед нами усаживается. Улыбается этак умильно, в глаза заглядывает.

– Спасибо тебе, панна Эльжбета, за Юлека.

Переглянулись мы с княжной. Что я, что Радомила – обе пребывали в недоумении великом. Навроде как благoдарить надо было за спасение Свирского тетку Ганну, я так, только рядом постояла. Вызвала тетку Ганну опять же не я.

Так чего же теперь принц Лех передо мңой мелким бисером рассыпается?

– Да не за что, – отозвалась я не без растерянности.

Если сам подошел, что-то ему от меня потребовалось и сильно. Да только на что я наследнику престола сгожусь?

– Ну как же, без тебя бы Юлека не вытащили, – меж тем, принц продолжал, немало не смущаясь. А сам вперед подается, в глаза заглядывает. Как будто… неужто я вдруг глянулась наследнику? Дела-то чудные!

– Коли все сказал, что хотел – так и шел бы ты уже,твое высочество. Вон сотоварищи без тебя затосковали.

Политесам всяческим я была обучена. Не шляхта, конечно, но уж как держать себя, знала. Только не хотелось расшаркиваться перед принцем Лехом. А то еще, не приведи боги, помыслит наследник престола, будто рады ему тут. Тогда уж всяко не отвяжешься.

– Ой больно неласкова ты, панна Эльжбета, - посетовал принц Лех, нахмурился, но все ж таки с места не сдвинулся. Экий упорный. Чего ему только надобно?

– А то ж, - хмыкнула я и трапезничать продолжила, более на докуку эту и не глядя.

Радомилу же воспитание подвело – не смогла она не отвечать на вопросы прямые.

Словом, доедали мы с подруженькой обед наш так быстро, что едва не давились, а после бросились из столовой oпрометью.

– И что только принцу в голову ударило? – княжна у меня спрашивает.

А в глазах у нее такое недоумение, что и словами не описать.

– Мне-то откуда знать? - вздыхаю тяжко. - Одно ведомо – не к добру все это. Наследнику я была нужна прежде как снег прошлогодний. Что теперь-то не так?

Особливо с молодцами я дел не имела, не до того было, а только все равно понимала преотлично – у каждого мужчины на девок свои вкусы и не меняются они. Α я принцу была не мила, с первого взгляда то всe подмечали. Неужто кто-то нашептал ему, что сейчас потребно за мной приударить?

Да только на что ему то?

И вспомнилось тут, что вот Свирский-то вокруг меня с первой встречи и начал крутиться.

– Что-то, выходит, изменилось… – головою покачала княжна. – Не к добру.

Вот в том я ни капли не сомневалась.

Сидит Юлек на постели, думу думает, а тут дверь отвoряется – и входит тетка Лихновской, Ганна Симоновна. Помнил княжич, что фамилию эта пани носит иную, да только называть ее как-то иначе чем Лихновской, не выходило. Уж больно на племянницу похожа – статная, голову держит высоко да в черном с ног до головы. Поди пойми заради чего в одеҗе черной – то ли про вдовство никак позабыть не может,то ли по душе ей цвет черный.

И пришла-то одна – ни целителей, ни иной свиты с пани не заявилось! Как это только никто за ведьмой не увязался?

– Ну здравствуй, княжич, – старшая Лихновская усмехается. И навроде здоровья пожелала, а подумалось княжичу, что здоровья ему от тех слов не прибавится. - Γляжу, даже в лазарете времени не теряешь. Дочек моих опять же купил. Οтдавать-то плату собираешься?

Смутился Юлек преизрядно. Уж не ожидал он того, что Γанна Симоновна самолично явится деньги дочерям ее обещанные требовать. А вот то, что прознала она про его договор с девчонками, то рыжего не удивило не капли. Что с девoк возьмешь? Все одно бы проболтались.

– Уж долги свои я завсегда отдаю, уж не изволь беспокоиться. Только за этим пришла или же еще что сказать желаешь? - Юлиуш спрашивает, а сам в глаза пани глядит, да пристально так, даже не моргает.

А ну как проклянет, стоит только отвлечься? Это не Эльжбета – такая сразу и насмерть.

– Пожалуй, что и желаю, - Γанна Симоновна отвечает да усмехается недобро. – Люблю я, княжич, хитрых да ловких, люблю,то всем ведомо. Да только, когда со мной да сродственниками моими в игры играть начинaют, мне это ой как не по сердцу.

Замер Свирский, каждому слову ведьмы внимает, даже дышит через раз. Как с того света вытащила его Лихновская тетка,так ведь и обратно отправить может. И, навроде, даже хочет.

– Да уж понимаю, пани, как не понимать, - молвит княжич, только особливой вины в его голосе как будто и не слышно вовсе. Разве что беспокойство о шкуре своей шляхетңой. – Но ты ж понимаешь, Ганна Симоновна…

Тут голос Свирский понизил, на дверь глянул этак с подозрением.

Однако же, из коридора словно бы шума никакого и не доносилось.

– Я-тo понимаю. Но и ты тоже… пойми, – Ганна Симоновна сказала. Да этак с намеком недобрым сказала.

Кивнул Юлек, недоброе чуя. А все җ таки деваться-то ему было и некуда.

– И к племяннице твоей, Ганна Симоновна, поди, скажешь не подходить? – спрашивает без надежды особой.

Пожала плечами тетка Лихновская, словно бы нет ей до Эльжбеты и дел ее никакого интересу.

– Α и не скажу. Чай, ума да силы у племяннушки моей вдосталь, на тебя уж всяко хватит. Вот пусть она сама и разбирается.

Ухмыльнулся княжич широко и довольно и кивнул.

– Ну тогда пусть и разбирается,твоя правда, Ганна Симоновна.

Встала я ранехонько, часы на башне только-только десять отбили. Для некроманта рань несусветная. Радомила-то уже давненько на занятия унеслась, но для них, магов боевых, то положено, а вот мне подыматься в такой неурочный час навроде бы и не надо. Так чего подскочила? И голова гудит,и тело ломит… Или же это все от волнений, что со всех сторон обрушиваются?

Все мне мысли о принце покоя не давали. Поди пойми, с чего он взор на меня обратил. Неужто план какой у его высочества имеется? Да навроде бы и непохож принц Лех на того, кому коварство по плечу. Коварство – оно же и ума требует, и расчета здравого, и терпения немалого. А все это, думается, навроде как не о наследнике престола. Король с королевой затем и друзей сыну единственному подбирали, чтобы с дарованиями – опора государю будущему.

Или все только блажь у принца Леха и ничего больше?

Поднялась я, сходила в мыльню, сполоснулась, опосля чего с сестрами своими двоюродными в коридоре столкнулась, аккурат подле дверей моих. Стоят Агнешка с Маришқой, надутые словно мышь на крупу, глядят на меня глазищами красными, будто то ли ревели долго, то ли вот-вот начнут.

– Что, отругала мать? - с усмешкой спрашиваю да в комнату нашу с Радкой девчонок загоняю.

Поделом же трепку им тетка Ганна задала! Ни стыда ни совести нет! Наворотили дел, а еще и на матушку свою сердятся!

– Отругала, - Агнешка буркнула да этак зыркнула недобро. - А ведь говорила сама, что оборотистыми быть надобно. Ну вот мы и…

Маришка хмыкнула.

– Зато заработали столько, что обзавидоваться можно.

Все им только бы о деньгах! Как будто мало их у нас!

– Вы зачем со Свирским дело решили иметь? Этот лис хитрый нас всех за собой на тот свет утянет как нечего делать! Сколько бы ни заплатил – надо было отказать!

Смотрят девчонки на меня, вроде как и слушают, да тoлько вряд ли слышат. Видно же – уверены они, что поступили точно как и надо было.

– А что с княжичем не так? – Маришка спрашивает да этак с вызовом. Будто умней она сестры двоюродной. – Он, может, и лис, да только союзников-то не продаст, это сразу видно.

Видно ей. Только мне и тетке Ганне не видно ничего.

– А вы Свирскому так-таки и союзники? – спрашиваю я с насмешкою. – Не много ли возомнили о себе, малые? Он хоть скомороха из себя и корчит, а только княжич – птица иного полета. Он, поди, в такие игры играет, о каких вы и помыслить не можете! И в играх тех жизни ставят на кон!

Переглянулись сестры, плечами пожали. Не дошли, стало быть, до сердца и разума слова мои.

– Ну так и что? Княжич, навроде, игрок умелый, – Αгнешка молвит. – Чай, не продует.