– Я всегда хотела для тебя только лучшего, – тихо продолжила мама, и я закусила губу, чуя подкрадывающийся стыд. – Это нормальное желание любого хорошего родителя: хотеть своему ребенку лучшей жизни и оберегать его от опасностей. В свое время, по ряду причин, мы решили, что для тебя лучше никогда не знать обо всей этой… мистике. Этот мир, он такой опасный: проклятия, порчи, все эти знания…

– Это вы хорошо придумали, – фыркнула я, благополучно отфутболивая стыд в аут. – Вот только я и есть «мистика». Опасность – я и есть. Хочешь, по одним запахам расскажу все, что сегодня происходило в этой комнате? Что это за ряд причин у вас был? Раз их несколько, значит, дело не только в твоем личном мнении об «ужасном» мире практикующих? Кстати, на это сейчас указывает моя интуиция, у меня шестое чувство работает, как компас и Гугл вместе взятые. Сразу предупрежу: я чувствую, когда врут, у лжи тоже есть свой запах, а еще у меня на быстром наборе толпа покойных предков по линии его рода, и они очень хороши, когда нужно получить совет или подсказку.

Как ни странно, мне удавалось оставаться спокойной, даже хладнокровной. Вернее, на высоте птичьего полета. С такой формулировкой удивлению точно места не было. Конечно же – связь и Влад «Карр» Яблонев на том ее конце.

– Агата, пожалуйста, прекрати так напирать на меня.

– Напирать, мам? Ты меня сумасшедшей выставляла каждый раз, как происходило что-то из ряда вон. Помнишь, как однажды у бабушки дворовая собака вдруг защитила меня от соседских мальчишек? Ты же знала тогда, что это не просто так, верно? А что сказала на мою историю? Что мне нужно меньше читать фэнтези. У тебя всю мою жизнь на запястье провисел браслет-сканер на предмет практикующих, и после этого ты говоришь, что я напираю?

– Я понимаю, – неожиданно кивнула мама. – Сейчас тебе кажется, что я поступила неправильно, сыграла на твоих эмоциях и неведении, обманула, предала и бог знает, что еще. Но на то были причины, и Вячеслав хочет сам тебе о них рассказать. Я согласна с этим просто потому, что не сумею объяснить этого так хорошо, как он. Однако все это, вообще все это, – мама махнула рукой, будто стараясь охватить все мои двадцать лет, – не значит, что я когда-либо вредила тебе умышленно. Ты – мой ребенок, и все, что я делала и делаю было из лучших побуждений.

– Благими намерениями… – протянула я, как никогда согласная с концовкой фразы.

– Знаю, – устало согласилась Ма, и в этой усталости я увидела отражение своей собственной. Я не привыкла злиться на маму. Наши отношения никогда не держались в суровых рамках «родитель-ребенок», больше напоминая сестринские и дружеские, и чувствовать между нами такую продолжительную эмоциональную непогоду попадало в категорию «нонсенс».

Я зажарилась до хрустящей корочки под палящим гневом.

Я промокла до костей под ливнем из обид.

Я не могла дышать в этой ледяной проруби растерянности.

Потребовалось всего два шага, чтобы подойти к ее дивану, и всего одно крепкое объятье, чтобы подарить свое «прости» и принять ответное.

– Обожаю май, – широко улыбнулась Ирка, вытянув свои подкаченные тренировками с Лешей ноги и откинувшись на спинку скамейки. – Золотая середина между холодом и жарой, вкусный ветер, и вечера какие-то совершенно особенные, правда?

Я угукнула, занятая борьбой с фольгой, скрывающей под собой спасительное мороженое с шоколадной крошкой. Ругалова, купившая себе классический рожок, таких проблем не испытывала и уже вовсю хрустела вафлей. По другую сторону Миркова перемалывала пластиковой ложкой пломбир в стаканчике, и я буквально чувствовала ее взгляд «я же говорила брать такое же и не мучиться». Что поделать, к этому страданию меня привели любовь к «фонарику» и отказ искать легких путей.

– Дай сюда, – не выдержала Пантера, пихнув мне свое. – Подержи. Вся сейчас измажешься, оно уже снизу капает. Когти тебе на что?

– У меня их нет, – пробурчала я, глядя, как она распечатывает фольгу в два движения.

– Ну да, конечно, и клыков, да и вообще ты вся такая овца овцой, – фыркнула фамильяр Праховой, под хихиканье Ругаловой возвращая мою законную добычу. – Пожалуйста.

Убежденная, что первый кусочек – самый важный, я зажмурилась, погружаясь в знакомый с детства вкус. Впервые мы выбрались на прогулку женским составом фамильяров нашего круга и поначалу общаться без присутствия практикующих было непривычно. Похоже, совместная поездка в Калугу не сильно помогла им найти общий язык, так что Ирка с Сашей разговаривали больше со мной.

С одной стороны, в этом была логика: с Лошадкой мы дружили несколько лет, а с Пантерой принадлежали одному мистическому лагерю темных и удивительно хорошо понимали друг друга, при этом ничего особо не говоря. Слава богам, на втором большом круге по парку мне пришло в голову заговорить о школьных годах, что сподвигло обеих на диалог. Закрепив успех вопросом о любимых фильмах, уже к третьему кругу я наконец-то добилась полноценной беседы.

– По поводу мая, кстати говоря… – заговорила Миркова, попадая своим стаканчиком точно в урну в метре от нас. – Для меня это самый быстрый месяц в году. Шашлыки, парад, дача, огород, потом неделя уходит на стабилизацию практикующего после девятого, дальше начинаются выезды за травами, камнями и поисками смысла жизни по лесам. Туда-сюда – и уже июнь, привет, лето.

– В смысле выезды за травами? – уставилась я на нее, не припоминая таких вводных от Яблонева.

– Тебе не о чем переживать, – отмахнулась Сашка. – Максимум скатаетесь с Князем пару раз к его бабуле, у нее запасы не переводятся, а вот нам с Варей нужно будет сначала добраться до Калуги, а потом нарезать круги по сосновому бору в поисках всякой всячины вроде первый смолы, нетронутого мха и еще много чего.

Доедая мороженое, я едва не подавилась на словах «скатаетесь к бабуле». Звучало мило и по-домашнему, прямо как в одной рекламе, где опрятная старушка в сверкающем белизной фартуке приходит из сказочно чистого коровника сразу с кувшином молока к детям и внукам, которых, кроме этого самого молока, в жизни вообще ничего не интересует.

– Ого, Леша мне тоже ничего не говорил, – протянула Ирка.

– Наверняка собирается преподнести как отличную прогулку на свежем воздухе, – хмыкнула Миркова. – Ну что, перейдем к горячей теме дня?

– М? – я невинно посмотрела на Пантеру.

– Да ладно, ты же не думаешь, что я поверю, будто через два дня после Вальпургиевой ночи, на которой вы обе знатно отличились, ты просто так позвала меня погулять по парку компанией фамильяров-девочек?

– По правде, я давно хотела сходить с вами куда-нибудь, – сказала я, не кривя душой. – Мы состоим в одном круге, выполняем одну и ту же обязанность, и, думаю, в некоторых моментах можем понять друг друга даже быстрее практикующих. Чем лучше мы общаемся, тем больше пользы, разве нет?

– Ага, до первой ссоры внутри круга, – скептично протянула Ирка. – Ты же помнишь, что фамильяр автоматически на стороне своего практикующего в любом конфликте и не должен выдавать информацию о нем постороннему? А посторонние, как известно, все, кроме членов тандема.

– Лошадка права, узы практикующего и фамильяра накладывают множество ограничений на дружбу с кем-либо, тем более, с обладающим способностями, – согласилась Саша.

– Смотрите-ка, вы уже близки к идиллии, – фыркнула я.

– Это ситуативно, – пожала плечами Миркова. – Завтра все может перемениться, Варвара с Березиным что-то не поделят, и придется проверять чьи-то копыта на прочность.

– Встретив их клыками, – буркнула Ирка.

– Может хватит? – я показала руками «тайм-аут». – Что такого должно произойти, чтобы практикующие одного круга, заметьте, прекрасно между собой общающиеся, довели дело до драки?

– Тебе напомнить, как весело было в гостях у Варвары? – приподняла бровь Саша, естественно, намекая на нашу драку после полной активации моего фамильярства угрозой жизни Яблонева.