И он тоже мог бы так жить, с горечью подумал Нейл, если бы не сглупил и не выбрал себе в жены черт знает кого.

С Ким он познакомился на работе. Она была живой и непоседливой, душой любой компании. Обычно он избегал таких женщин, будучи совсем другим по натуре. Женившись, Нейл стал ловить на себе странные взгляды, которые сперва расценивал как завистливые, и только много позже понял, что люди жалели его, ведь ему изначально была уготована роль человека, обеспечивающего алиби своей подружке, а потом жене, которая давным-давно сошлась с сержантом из охраны заключенных. Трудно придумать лучший способ отвести от себя подозрения жены сержанта, чем заделаться чьей-то подружкой, тем более женой.

Нейл ругал только себя самого. Что толку обижаться на Ким? Она такая, какая есть. И, не найдя, на ком сорвать злость, Нейл чуть было не сорвался сам.

Еще совсем немного – и он бы превратился в жуткого типа, который использует преимущества профессии, чтобы отомстить за свою несостоятельность. Однако Нейлу повезло. Он снял форму и перешел в группу Стива Престона. И тем спасся, сразу вспомнив, зачем он стал работать в полиции. Главное – борьба с преступниками, и плевать на офисные разборки. Именно это Стив внушал своим подчиненным; и полицейские, которые предпочитали иные ориентиры, не уживались в его команде.

Нейл был верен своему боссу душой и телом. Поэтому, как ни тяжело ему было бездельничать сутки напролет, он не сетовал. Неудача с Фрэнсисом Блейком, когда они пытались загнать его в ловушку, а потом в суде, лишь укрепила Нейла в его решимости довести дело до конца. Не жди ничего хорошего, если полицией манипулируют политики, и Нейл не меньше своего босса мечтал восстановить репутацию следователей и поймать убийцу Сьюзан Бланчард.

Отставив в сторону сомнения насчет целесообразности торчания под окнами Фрэнсиса Блейка, Нейл вновь прилип взглядом к окну.

Он зевнул. Дождь безостановочно поливал лобовое стекло, своим однообразием словно подчеркивая унылое однообразие жизни Нейла и Фрэнсиса Блейка. Но, будь у Нейла столько денег, сколько Блейк выудил у журналистов, он бы проводил время получше. Уж это точно, и думать нечего.

Дом, в котором Блейк снял квартиру после освобождения, находился примерно в миле от прежнего, на людной, но ветшающей улице рядом с Пентонвилл-роуд, на которой жили в основном неработающие старики, – уже не мечтающие о работе, бедные и выжившие из ума. Если об этой улице и можно было сказать что-нибудь хорошее, так только об ее удобстве для транспорта. Посреди улицы какой-то скучный архитектор возвел из серого камня простое и вряд ли долговечное здание, наподобие тех, что были модны в шестидесятые годы. От соседних домов его отделяла лестница, которая обегала здание по бокам и сзади. На первом этаже разместилось шесть-семь магазинчиков, газетный киоск, бар с крепкими напитками навынос, букмекерская контора, мини-магазинчик, закусочная и контора такси-малолитражек. Два следующих этажа были отданы под квартиры, и как раз в одной из них на третьем этаже обитал Блейк.

Нейлу даже думать об этом было противно. Сам он обязательно поселился бы в доме получше и развлекался бы не только редкими визитами к букмекеру и в магазин, торгующий видеокассетами, за углом.

Судя по тому, что видел Нейл, жизнь его подопечного мало чем отличалась от тюремной.

А в паре миль от Пентонвилл-роуд Стив Престон и Терри Фаулер наслаждались жизнью. Для начала Стив усилием воли оторвал себя от работы в самый последний момент и убежал, оставив Джоанн перебирать бесконечное множество полицейских дел.

От Нейла не поступило важных сообщений, так что Стиву не надо было хранить в памяти ничего существенного, и он мог с полным правом забыть о службе.

Терри приехала за пять минут до назначенного времени, сообщив о своей патологической пунктуальности, мешающей ей по-модному опаздывать куда бы то ни было.

– Я всегда являюсь на вечеринки, когда хозяева еще принимают душ, – сказала она. – С меня все начинается.

Но Стив не возражал. Он был счастлив провести с Терри лишние пять минут в баре, наслаждаясь ее обществом. На Терри было простое черное платье до колен из неведомой Стиву материи, которая струилась и обвивала ее тело при каждом движении. Для мужчины, который слишком долго позволял себе пребывать в необъяснимой печали, это было слишком откровенно, и Стив даже позволил себе подумать, уж не повернулась ли удача к нему лицом. «Спокойно, – сказал он себе, – ты же знаешь, стоит тебе увлечься, и ты уже несешься вскачь. Будь с ней осторожнее, пусть она не думает, что очень нужна тебе. Всего лишь один раз постарайся так же разумно отнестись к своей личной жизни, как ты относишься к своим делам».

Однако в течение всего обеда Стив был переполнен радостью. Он был в ударе, и Терри как будто это нравилось. По крайней мере, их беседа ни разу не прервалась неловким молчанием, когда начинаешь мучительно соображать, о чем же говорить дальше. Они обменивались забавными историями, смешили друг друга и даже рассказывали кое-что из собственной жизни. Привыкший держать свои чувства при себе, Стив, который очень редко позволял себе расслабиться, с приятным удивлением обнаружил, что Терри ничего не стоит его разговорить. В первый раз после знакомства с Фионой, то есть за все время, что он учился в университете и работал в полиции, Стив встретил женщину, которая заставила его расслабиться, которой нужно было лишь одно: чтобы он был самим собой. Ироничная, умная, естественная Терри была приятна Стиву не только своей внешностью, но и душевными качествами. И ему было совершенно непонятно, что такого особенного она сумела разглядеть в нем. Когда она на пару минут оставила его одного, он поймал себя на том, что нетерпеливо посматривает на дверь в ожидании, когда она вернется, чего с ним не случалось уже очень много лет. «Я чувствую себя как подросток, – размышлял Стив. – Ты сходишь с ума, Престон. Возьми себя в руки».

На протяжении всего обеда Стив опасливо ждал чего-то неприятного, что развеет его радость. Но этого не случилось. Даже когда он настоял на том, чтобы заплатить за обед, она лишь повела плечом:

– Ты зарабатываешь намного больше меня, милый.

В одиннадцатом часу они покинули ресторан. Накрапывал мелкий дождик, так что, выйдя на улицу, они прижались друг к другу в ожидании свободного такси. Белая неоновая вывеска освещала лицо Стива, платиновые волосы Терри. Она покрепче прижалась к нему и подняла лицо.

– Ну, милый, ты постелил сегодня свежие простыни?

Стив громко рассмеялся.

– Зачем? А ты?

– Несмотря на то, что твоя квартира, несомненно, удобнее моей, я все же на всякий случай поменяла простыни.

Когда Стив смеялся, возле его глаз появлялись морщинки.

– Ладно. Признаюсь, я был настолько самонадеян, что поменял простыни.

И он притянул ее к себе.

В ответ Терри поднялась на цыпочки и, обняв его за шею, поцеловала долгим, страстным, самозабвенным поцелуем.

Другого ответа ему и не надо было. Всякая осторожность испарилась в охватившем его пожаре страсти.

Когда они наконец вошли в его квартиру, Стив в первый раз за много лет отключил телефон и даже выключил пейджер. В эту ночь для него не было ничего настолько важного, что не могло бы подождать до утра. В эту ночь для него существовала одна Терри, и он больше ничего не хотел знать.

Ночь завладела городом. Всего несколько лет назад улицы вокруг «Смитфилда» в это время пустели. Высокие серые здания со слепыми фасадами превращали узкие улицы в глубокие каньоны. От фонарей было мало толку. А все из-за закрытого рынка. Огромное сооружение викторианской эпохи из кирпича, железа и стекла восстанавливало утраченные за рабочий день силы.

Зато теперь все было по-другому. Бистро и забегаловки, бары и рестораны заполонили территорию, освещая ярким светом улицы и вливая в них жизнь. Старые здания были отремонтированы, и в них появились роскошные квартиры для новых богачей, да и «Смитфилд» как будто помолодел, сделав над собой усилие.