Не сказав ни слова, она огляделась, но ничего особенного не увидела. А говорить банальности не было настроения.

Гася каблуком сигарету, Беррокал указал ей на следы крови.

– Она лежала не в луже крови, а рядом. Это подтверждает версию, что он стоял сзади, когда перерезал ей горло. К счастью, смерть наступила мгновенно, как говорит патологоанатом. Потом, похоже, он отступил, и она упала.

– Повреждения влагалища посмертные? – спросила Фиона.

– Да. По-видимому, он стоял перед ней на коленях, потому что трава примята с обеих сторон. Трусики он разрезал, возможно, тем же орудием. На них остались следы крови. Потом он разбил бутылку из-под вина и… – Беррокал кашлянул. – Затолкнул ее во влагалище. С силой затолкнул. И несколько раз. Осколки стекла справа, так что он правша.

Фиона отошла в сторону и остановилась на том месте, где должен был стоять убийца, чтобы взглянуть на место его глазами.

– Я уже говорила о том, что меня больше всего приводит в недоумение. Надругательство над трупом. Это необычно. И никаких сексуальных домогательств, пока девушка была жива. Он был нацелен на убийство. Больше его ничего не интересовало.

Беррокал кивнул.

– Думаете, это важно?

– Характерно для человека, который чувствует себя слабым. Опыта у него тоже нет. Зато злости хватает. Когда буду сравнивать с другими убийствами, обращу на это внимание.

Фиона поддернула брюки и склонилась над местом убийства. Собственно, это было ни к чему. Она мало что получала, осматривая место преступления. Ни разу ей не удалось найти ничего такого, чего, не было бы в полицейских отчетах. Однако от нее ждали интереса к месту преступления, и едва ли не из суеверия Фиона решила, что легче пойти навстречу полиции, чем начинать совместную работу с недоверия.

Она выпрямилась.

– Спасибо, что разрешили мне осмотреться.

– Вы узнали что-нибудь такое, чего не знали прежде? – спросил Беррокал, отступая в сторону и пропуская Фиону вперед.

Только этого не хватало.

– Мне удалось подтвердить одну гипотезу, – сказала Фиона. – Ваш убийца отлично знает здешние места. Случайный человек сюда не забрел бы.

– Значит, он местный?

– Возможно. Он не только знает это место, но знает, что здесь произошло и почему.

Она услыхала щелчок зажигалки. Беррокалу не терпелось довести уровень никотина в крови до обычного после часовой поездки в машине.

Одолев поворот и увидав дорогу, Фиона резко остановилась. Маленький паровозик с шумом тащил белые вагоны по виадуку. Она слышала даже объяснения гида, хотя не могла разобрать слова.

– Что это такое? – едва не закричала она, оборачиваясь к Беррокалу.

Он наморщил лоб с выражением вселенской усталости на лице.

– Здесь это называют Tren Real, – со вздохом ответил он. – Королевский поезд. Обычно на нем катают по Старому городу и по circunvalacion [5] туристов.

– Трудно представить в нем королевскую чету» – усмехнулась Фиона.

Беррокал страдальчески поморщился.

– Вы правы. Мне тоже не нравится этот вариант испанского туристического бизнеса.

В молчании они подошли к машине. Фиона ничего не замечала вокруг, слишком погруженная в свои мысли, чтобы оценить пейзаж.

– Теперь в церковь, – объявил Беррокал.

Фиона постаралась не показать своего раздражения. Ей хотелось немедленно приступить к работе, не тратя времени на осмотр места преступления. Лучше поехать в отель к Киту. Для дела было даже более полезно.

Парой сотен ярдов выше того места, где сейчас ехала Фиона, Кит открывал тяжелые деревянные ставни, обитые для красоты железом. Когда в комнату ворвался солнечный свет, Кит даже присвистнул.

Парадор «Конде-де-Оргаз» был назван в честь знаменитой картины Эль Греко. Отсюда, с самого верха Императорского холма, открывался фантастический вид на Толедо, все еще походивший на декорацию дюжин других картин великого мастера, несмотря на то, что прошло четыре с половиной столетия. Если учесть, что из окна во всей красе был виден Старый город, то удержаться от искушения Киту оказалось не по силам.

Через двадцать минут такси доставило его на Плаца-де-Зокодовер, людную площадь, которая, как сказал гид, была сердцем города. У высоких, с закрытыми ставнями домов, первые этажи которых занимали кафе и кондитерские, был несколько потрепанный, но все еще элегантный вид. Типичный провинциальный южноевропейский городок, подумал Кит. Самоотверженные женщины тащили тяжелые сумки, старики сидели на скамейках, куря трубки и болтая, подростки околачивались около подъездов и на перекрестках, исподтишка поглядывая на ровесников противоположного пола и принимая эффектные позы. Однако мир и покой царили тут не всегда.

Киту было известно, что сначала Толедо захватили римляне, потом визиготы, потом мавры, а потом уж христиане. Несмотря на то, что Толедо стал столицей Кастилии и исходным пунктом многих военных походов против мавров, у него была репутация едва ли не рая с точки зрения религиозной терпимости.

Однако все враз переменилось, едва в 1479 году был заключен династический брак между Фердинандом Арагонским и Изабеллой Кастильской. Личным исповедником Изабеллы был кардинал Томас де Торквемада [6], назначенный Великим инквизитором по воле самого Папы.

Хотя Кит сказал, что в Толедо его интересует Эль Греко, на самом деле это была не вся правда. Его потянуло в город, где он мог пройтись по тем самым улицам, по которым ходил Торквемада, ведь они ничуть не изменились с четырнадцатого века, а то и раньше. Ему захотелось дать волю воображению и мысленно побывать в том времени, когда в городе царили страх и ненависть, когда брат шел на брата, когда священники изобретали жестокие пытки, которые все еще были в ходу, когда государство превращало крестовые походы в средство обогащения.

Из– за вражеских набегов и притеснений собственных властителей Толедо был в те времена городом, залитым кровью его граждан. Кита будоражило искушение посмотреть, насколько сохранилась тогдашняя атмосфера.

Ему не составило труда убрать современные наслоения и увидеть улицы такими, какими они были когда-то. Дома оставались те же, высокие многоквартирные с узкими проходами между ними, с фасадами из битого кирпича или светлого гипса, знавшего лучшие времена. Все окна были закрыты ставнями из-за сентябрьской жары, и единственное, что нарушало однообразие, – это протянутые между домами веревки с бельем.

С приближением сиесты улицы быстро пустели, и Кит вдруг остался едва ли не в одиночестве между кафедральным собором и монастырской церковью Сан-Хуан-де-лос-Рейес, с картой в руках направляясь в старый еврейский квартал, Иудерию.

Поднявшись по лестнице, он оказался между высокими стенами, откуда открывался прелестный вид на маленький садик со скамейками. Однако Кита не интересовали современные виды. Он напряг воображение и стал смотреть на бледные терракотовые крыши, мысленно убирая с них телевизионные антенны и тарелки.

У инквизиции была цель – установить истинно христианскую веру в Испании. Однако на самом деле ею управляли антисемитизм и жадность, думал Кит. И сейчас большинство правых движений руководствуется тем же. Вот и тогда испанские евреи вызывали неприязнь своим могуществом и богатством. В одну ночь их из мира комфорта, покоя, богатства вышвырнули в ад.

В городах Кастилии и Арагона началась истерия: любой завистник мог под ночным покровом свести счеты со своим врагом. Карт-бланш для неудачников, злодеев и ханжей.

Стоило только попасть в поле зрения инквизиции, и уже не было никакой возможности уйти от нее целым и невредимым. Если такая штука, как реинкарнация, существует, подумал Кит, не исключено, что Торквемада воплотился в сенатора Джо Маккарти. «Ты еретик или был еретиком?»

Наверное, боялись все. Никто не чувствовал себя в безопасности, разве что Великий инквизитор и его команда. Ведь у них были особые полномочия, данные им Папой. Если человек умирал под пыткой или выяснялось, что его взяли по ошибке, инквизиторы имели право отпускать друг другу грехи, так что их руки и души оставались: якобы чистыми.