Не дожидаясь очередного письма от Рейгана, Андропов 27 августа отправил ему письмо, как казалось, с самыми далеко идущими предложениями. Как писал Андропов, повторяя опубликованное в газетах, это «еще один крупный шаг» на пути к договоренностям. Но увы, это были перепевы всего ранее уже прозвучавшего: «Нами заявлено о готовности ликвидировать в европейской части СССР те наши ракеты средней дальности, которые подлежали бы сокращению. В их число вошла бы и значительная часть ракет СС-20, а именно та их часть, которая была бы сверх суммарного количества ракет средней дальности у Англии и Франции»[1831]. Был бы снят волновавший американцев вопрос о перебазировании — теперь Андропов писал об уничтожении ракет. Но условием Андропов по-прежнему ставил отказ от размещения новых американских ракет[1832].

Записка Ю.В. Андропова в ЦК КПСС о создании комиссии Политбюро по Ближнему Востоку

27 августа 1983

[РГАНИ. Ф. 82. Оп. 1. Д. 24. Л. 30–31]

Нежелание Андропова идти на серьезные переговоры отразилось в его короткой записи в дневнике: «Першинги — СС-20 — хватит торговаться»[1833]. Упрямство, подвергнувшее мир серьезной угрозе, а советской экономике сулящее грядущий провал.

Как писал руководитель информационно-аналитической службы разведки КГБ Николай Леонов, отмечавший опасность наращивания советских военных расходов для экономики страны: «Когда в 1983 году уважаемый и умнейший за последнее время руководитель партии и государства Ю.В. Андропов принял решение уйти с переговоров в Женеве только потому, что там не учитывались атомные потенциалы Англии и Франции и американцы не соглашались с принципом, что военный потенциал СССР должен быть равен суммарному ядерному арсеналу США, Англии и Франции, то оставалось только схватиться за голову. Неужели мы намеревались всерьез вешать на себя хомут вооружений, равных вооружениям США, Англии и Франции вместе взятым?»[1834]. Было ясно, что «тянуть из себя жилы», пытаясь быть на уровне этих стран, означало подвергнуть «очевидному смертельному риску» советскую экономику[1835].

Военные расходы действительно были огромны и продолжали расти. В 1984 году они составили 61 миллиард рублей, или 8 процентов валового национального продукта, почти 11 процентов национального дохода и 16,5 процентов государственного бюджета. Это были наибольшие военные расходы за предшествующие 20 лет[1836]. По американским данным на начало 1980-х годов, «несмотря на застой в советской экономике, советские руководители тратят на военные цели от 12 до 14 процентов валового национального продукта», что в два-три раза выше, чем в США[1837].

Тучи сгущались и на Ближнем Востоке. 27 августа Андропов направил в ЦК КПСС записку директора Института востоковедения Академии наук Примакова о ближневосточных событиях, снабдив ее припиской от себя: «Несмотря на содержащиеся в ней элементы субъективизма, считаю, что в целом она правильно отражает всю сложность и глубину противоречий ситуации на Ближнем Востоке». Но затем, поразмыслив, Андропов вычеркнул этот пассаж из экземпляра для рассылки. Но оставил свое главное соображение об опасности ситуации. Андропов писал: «Факты подтверждают мое высказанное на Политбюро 18 августа 1983 года опасение, что нас хотят втянуть в непосредственное участие в военном конфликте. Мы все согласились, что этого допустить нельзя. До этого наши меры на Ближнем Востоке спорадические, а информация отрывочная и носит подчас оттенок личной позиции товарищей, которые ее представляют». Андропов внес предложение образовать постоянную действующую комиссию Политбюро (по типу польской и афганской) по Ближнему Востоку для наблюдения за положением дел там и внесения своевременных предложений в Политбюро в составе Д.Ф. Устинова, А.А. Громыко, Г.А. Алиева, Б.Н. Пономарева, Г.М. Корниенко и Н.В. Огаркова[1838].

Ситуация обострилась 1 сентября 1983 года. Ночью близ Сахалина советским летчиком был сбит южнокорейский пассажирский самолет «Боинг», совершавший рейс из Нью-Йорка в Сеул. Погибли 269 пассажиров и членов экипажа. Среди пассажиров 60 американцев и член Конгресса США[1839]. На очередном заседании Политбюро 1 сентября ничего лучшего не придумали, как объявить, что это был «самолет-шпион». Андропов колебался, сообщать ли о том, что самолет был сбит. Устинов посоветовал не признаваться: «Все будет в порядке, никто никогда ничего не докажет»[1840]. И в советских газетах было опубликовано сообщение с совершенно невнятной концовкой, дескать, самолет «продолжил полет в сторону Японского моря»[1841]. Андропов поручил Политбюро экстренно собраться на следующий день 2 сентября, а сам отбыл в отпуск. Это было бегство от действительности и ответственности.

Карикатура на Ю.В. Андропова в газете «Геральд Трибьюн»

13 сентября 1983

[International Herald Tribune]

Действительно решение об отпуске было принято двумя неделями раньше. В протоколе Политбюро от 18 августа 1983 года зафиксировано предоставление осеннего отпуска Андропову с 1 сентября. На время его отсутствия ведение заседаний Политбюро, рассмотрение и подготовку вопросов к заседаниям Политбюро и Секретариата ЦК возложили на Константина Черненко[1842]. Но ведь в силу таких чрезвычайных событий Андропов мог бы и повременить с отдыхом. Скорее всего, настояли врачи.

Возмущение в мире действиями СССР было столь велико, что в Кремле вынуждены были обсуждать ограничение зарубежных полетов советских гражданских самолетов. Заседание Политбюро провел Черненко. Теперь уже Устинов рассуждал о том, «как лучше сообщить о наших выстрелах»[1843]. В последующие дни в советских сообщениях продолжали твердить, что южнокорейский «Боинг» продолжил полет и вышел из зоны видимости советских радаров. Ложь только усугубила ситуацию и выставила Советский Союз в совершенно дурном свете. Лишь 7 сентября в официальном сообщении было признание — самолет сбит[1844].

Как пишет Рейган: «Если летом 1983 года свободный мир нуждался в дополнительном свидетельстве противостояния с “империей зла”, то он получил его ночью 31 августа, когда русский военный самолет хладнокровно сбил корейский авиалайнер… Это антигуманное преступление не только охладило мои попытки “тихой дипломатии” с Кремлем, но практически затормозило все наши усилия по улучшению американо-советских отношений»[1845]. Американской стороной было установлено, что пилоты корейского авиалайнера на промежуточной остановке в Анкоридже неправильно ввели данные в бортовой компьютер, и самолет отклонился от маршрута, попав в советское воздушное пространство. Пилоты об этом даже не подозревали. Советские военные летчики видели и размеры преследуемого ими самолета, и габаритные огни, свидетельствующие, что это гражданский лайнер. И тем не менее его сбили[1846].