Тогда, после нашего разъяснения т.т. Каня и Ярузельский сказали, что они 11 апреля посмотрят и подпишут этот документ»[1377]. Андропов настаивал: «Мы прямо сказали Кане, что вы каждый день все отступаете и отступаете, а надо действовать, надо утвердить военные меры, утвердить чрезвычайные меры». На кого может опираться Политбюро ЦК ПОРП, размышлял Андропов, «армия у них составляет 400 тыс. человек, МВД — 100 тысяч и резервистов 300 тысяч, таким образом 800 тысяч человек»[1378].

По словам Андропова, о предстоящем выступлении в сейме Ярузельский «говорил много и невнятно». Все политические рекомендации, какие Андропов и Устинов давали полякам, лежали в плоскости традиционной партийной идеологии. Обратиться к рабочим, выступать на крупных предприятиях. Андропов не хотел себе признаться, что правящая польская партия навязла в зубах у рабочих.

Ярузельский высказал советским собеседникам просьбу об освобождении с поста премьера, на что ему «популярно разъяснили, что необходимо остаться на этом посту и с достоинством выполнять возложенные на него обязанности». Андропов с неудовольствием рассказал о том, что, оказывается, Живков посоветовал полякам «организовать подпольное Политбюро и проводить работу». Это уж совсем никуда не годилось: «Нам тоже надо сделать из этого вывод, что если руководители братских партий будут давать польским друзьям такие рекомендации, то мы, конечно, от этого ничего не выиграем, а только проиграем»[1379].

Выслушав Андропова, Суслов предложил подготовить информацию для «братских партий». Громыко уточнил: «Но ни в коем случае нельзя ссылаться, что состоялась встреча», Андропов добавил: «О встрече говорить совершенно невозможно». В разговор вступил Устинов: «Ю.В. Андропов очень хорошо все рассказал, поэтому мне кратко хочется сказать о следующем. Первое, что действительно бросается в глаза, это подавленное состояние наших собеседников. Но мне кажется, что, несмотря на это, нам нужно эту двойку — Каню и Ярузельского сохранить и отношения между ними укреплять». Далее Устинов коснулся волновавшего Кремль вопроса: «О планах введения чрезвычайного положения Юрий Владимирович говорил хорошо. Мы сказали, что надо подписать план, составленный нашими товарищами»[1380].

В отсутствие Брежнева старейшие члены Политбюро Суслов и Кириленко не проявили активности. Кириленко вообще отмолчался. Ничего не сказал и председательствовавший на заседании Черненко. Политбюро одобрило итоги беседы в Бресте.

На заседании Политбюро 16 апреля 1981 года Андропов продолжал делиться впечатлением от встречи в Бресте: «Беседа была очень содержательной», а Устинов был по-солдатски прямолинейным: «Польские друзья получили исчерпывающие указания»[1381]. Он уже привык — служба!

В тот же день «Польская комиссия» Политбюро внесла объемную, на 6 страницах, записку «О развитии обстановки в Польше и некоторых шагах с нашей стороны», приложив к ней поэтапный план действий. В записке комиссии был дан анализ ситуации:

«Внутриполитический кризис в Польше принял затяжной хронический характер. ПОРП в значительной мере утратила контроль над процессами, проходящими в обществе. В то же время “Солидарность” превратилась в организованную политическую силу, которая способна парализовать деятельность партийных и государственных органов и фактически взять в свои руки власть. Если оппозиция пока не идет на это, то прежде всего из опасения ввода советских войск и надежд добиться своих целей без кровопролития, путем ползучей контрреволюции»[1382].

В записке отмечалось, что «оппортунистическим элементам» удалось взять под контроль часть местных партийных организаций ПОРП, и в ЦК ПОРП имеются деятели «ревизионистского толка», выступающие за перестройку социально-экономической структуры Польши «примерно в югославском духе» и в области политики совпадающие с «еврокоммунистическими» и социал-демократическими идеями плюрализма. Но есть и «левый фланг», в котором политики, наиболее близкие к советским позициям, но они не составляют большинства: «При этом они не видят возможности оздоровления обстановки без ввода советских войск. Такая позиция объективно ведет к все большей их изоляции в партии и в стране». При этом Каня и Ярузельский занимают «центристскую позицию»[1383]. Они идут на уступки «Солидарности», испытывают «панический страх перед конфронтацией с ней, боясь ввода советских войск». Но, отмечается в записке, «в настоящий момент фактически нет других деятелей, которые могли бы осуществлять партийно-государственное руководство». Отсюда вывод: оказывать им политическую поддержку и в то же время «постоянно добиваться от них более последовательных и решительных действий…»[1384].

Самое интересное в записке — предложение использовать угрозу советского вторжения как сдерживающий фактор. Пугать так пугать:

«Максимально использовать сдерживающий фактор, связанный с опасением внутренней реакции и международного империализма по поводу того, что Советский Союз может ввести в Польшу свои войска. Во внешнеполитических заявлениях подчеркивать высказанную товарищем Л.И. Брежневым на XXVI съезде КПСС нашу решимость не оставлять Польшу в беде и не давать в обиду»[1385].

Этот блеф надолго пережил те события. И многие годы спустя публицисты и защитники Ярузельского убежденно повторяли, что, введя военное положение, генерал избежал худшего — советского вторжения, которое будто бы было неминуемо. Вся совокупность документов Политбюро ЦК КПСС доказывает, что это не так.

Станислав Каня выступает с приветствием на XXVI съезде КПСС

25 февраля 1981

[РИА Новости]

В приложенном к записке «Польской комиссии» плане мероприятий «по оказанию помощи руководству ПОРП в организационном и идеологическом укреплении партии» содержались вполне традиционные предложения, не выходящие за пределы партийной фантазии: направить в Польшу рабочую группу отдела организационно-партийной работы ЦК КПСС, принять в ответ в Москве делегацию орготдела ЦК ПОРП, направить в мае — июне делегации обкомов в Польшу, а из Польши принять на курсы и в партшколы польских партийных работников среднего и низового звена. И ряд аналогичных поручений по линии советских профсоюзов, ВЛКСМ, советских обществ дружбы, комитета ветеранов войны, творческих союзов. Редакциям газет «Правда», «Известия» и «Труд» направить в Польшу публицистов «для подготовки материалов, в том числе разоблачительного характера, о деятельности антисоциалистических сил»[1386]. Ну это последнее, пожалуй, могло быть важным только для внутрисоюзного использования.

Визит Войцеха Ярузельского в СССР

1 марта 1982

[РИА Новости]

Следом в ход пошла тяжелая артиллерия. В конце апреля 1981 года в Варшаву были направлены Суслов и Русаков. Они провели переговоры с членами Политбюро и секретарями ЦК ПОРП. Там Суслов и Русаков высказались резко критически о «нерешительности» польского руководства в борьбе с «Солидарностью» и о попустительстве так называемым горизонтальным структурам в партии. При обсуждении на Политбюро 30 апреля 1981 года Андропов тут же вставил: «Польские друзья, в частности т. Каня, поддерживают горизонтальные структуры, а это ведет, как известно, к развалу партии»[1387]. Суслов довольно скептически оценил польское руководство: «Правда, многому верить, что они обещают сделать, нельзя, но во всяком случае мы должны как-то их в этих вопросах поддерживать, подбадривать»[1388].