— Ты будешь спать со мной в моей комнате, — говорит Виктор, и прежде, чем я успеваю открыть рот, чтобы возразить, он поднимает руку. — Если мы будем спать отдельно, пойдут сплетни. Мне лично придется иметь дело с неодобрением Ольги по поводу этой заминки в нашем новом браке, и тебе тоже. И поскольку ты будешь проводить с ней дома значительно больше времени, чем я, я предупреждаю тебя сейчас, неодобрение Ольги — вещь не из приятных.

— Ты говоришь так, как будто она тебе нравится. — Я смеюсь, когда говорю это, потому что в том, как он говорит о ней, есть определенная нежность. Это удивляет меня, потому что я действительно не думала, что Виктор может испытывать такую нежность к кому-либо, не говоря уже о пожилой экономке.

— Она очень помогла мне с Еленой и Аникой с тех пор, как умерла их мать, — говорит Виктор. — Она очень усердно работала, чтобы моими девочками не пренебрегали, в дополнение ко всему остальному, что она должна делать, чтобы поддерживать этот дом в рабочем состоянии. Теперь, когда ты здесь, я ожидаю, что ее нагрузка значительно уменьшится. И это начинается с того, что мы не вызываем ненужных сплетен среди слуг. Ты меня понимаешь?

Я хочу сразиться с ним за это. Больше всего на свете я хочу собственную комнату, место, где можно спать одной, чтобы не засыпать рядом с Виктором каждую ночь. Больше всего на свете я хочу тишины и покоя, чтобы меня оставили в покое. Но инстинктивно я знаю, что это не та битва, в которой я должна сражаться. Если я это сделаю, я рискую проиграть битву, которую я уже выиграла, ту, которая для меня важнее всего. Действительно ли имеет значение, если мне придется спать в постели Виктора, если мне не придется заниматься с ним сексом на самом деле?

— Отлично, — выдавливаю я. — Все, чтобы поддерживает мир, верно?

— Именно. — Виктор вежливо улыбается мне. — Вот мы и пришли.

Главная спальня, как и все остальное в доме, оформлена таким образом, что можно предположить, что Виктор к этому не приложил руки. Вся мебель из глубокого темного дерева, кровать с балдахином на четырех столбиках с бархатными подушечками и тяжелым темно-синим бархатным одеялом, а также стеганые, накрахмаленные белые накладки в тон простыням и бархатные подушки с защипами. Она выглядит как спальня из журнала, вплоть до кобальтового, серого и кремового ковра на полу рядом с ней и синих бархатных кресел рядом с камином.

— Ванная вон там, — говорит Виктор, кивая головой в сторону полуоткрытой двери. — Там есть ванна для купания, я уверен, тебе понравится. Если дверь будет закрыта, я обещаю, что не буду вторгаться.

Это самое доброе, что он сказал мне с тех пор, как мы вернулись домой, и я выдавила легкую улыбку.

— Спасибо, — тихо говорю я, бросая взгляд на дверь.

Правда в том, что я на самом деле не хочу ссориться со своим новым мужем. Я тоже хочу чего-то вроде мира. Но я также боюсь потерять себя в этом новом браке. Однажды я уже почти потеряла себя, с Франко. Я очень боюсь, что это повторится.

— Скоро подадут обед, — говорит Виктор. — Обычно меня нет дома, но сегодня я поужинаю с тобой и девочками. А потом… — он пожимает плечами. — Я полагаю, ты можешь занять свое время, как тебе нравится, до обеда. Завтра будет более нормальным. Полагаю, начало нормального.

Я осматриваю спальню, это новое пространство, которое я буду делить с ним. Здесь пока нет ни одной из моих вещей, завтра их все привезут из моего старого дома, но даже когда мои вещи будут здесь, я не ожидаю, что они окажут большое влияние на эту комнату. Я приношу одежду, несколько книг, украшения. Никакой мебели, никаких украшений. Эта комната никогда не будет казаться мне моей собственной. Однако я не могу позволить этому добраться до меня. Я заставляю себя не думать об этом, пока Виктор ведет меня показывать улицу, сады за домом, бассейн и оранжерею, и к тому времени, как он заканчивает оставшуюся часть экскурсии, наступает время обеда.

На обед очень вкусный запеченный лосось, свежий салат и хрустящий хлеб, и я впечатлена качеством приготовления Хелен. Я также впечатлена тем фактом, что Аника и Елена едят ту же еду, что и мы, только порциями детского размера. После того, как они уходят, я говорю об этом Виктору, пока я все еще сижу с ним за столом. Ни одна из девочек не разговаривала со мной во время обеда, хотя Елена смотрела на меня полуприкрытыми, застенчивыми глазами. Аника упорно игнорировала меня, что я могу уважать.

— Я всегда верил в то, что к детям нужно относиться как к взрослым, насколько это возможно, — говорит Виктор. — В этом доме не было стаканчиков для питья. Мы относились к ним как к способным с раннего возраста, поэтому они выросли вполне способными детьми. Это распространяется и на их пищевые привычки. Они научились наслаждаться настоящей, качественной едой, и Хелен усердно работает, чтобы убедиться, что все это хорошо приготовлено.

— Все было восхитительно, — соглашаюсь я. Затем я замолкаю, понимая, как мало я на самом деле знаю о двух детях, которым мне суждено стать матерью сейчас, кроме их имен. — Сколько им лет?

— Анике девять, а Елене семь, — говорит Виктор. — Аника, однако, довольно взрослая для своего возраста. Она та, с кем тебе, вероятно, будет сложнее всего. Она достаточно взрослая, чтобы помнить свою мать лучше, чем Елена.

— Как долго…? — Я замолкаю, беспокоясь, что могу расстроить его, спросив о его покойной жене, но у Виктора, кажется, улучшилось настроение после еды.

— Три года назад, — тихо говорит он. — Елена была еще очень маленькой. Аника, конечно, всего на два года старше, но это имеет значение. — Он делает паузу, избегая встречаться со мной взглядом. — Я знаю, что оба твоих родителя скончались. Возможно, ты сможешь нащупать связь через это.

Они мертвы из-за тебя и из-за Франко. Я не ожидаю внезапной горечи, которая поднимается, но она есть, обжигая заднюю стенку моего горла, как кислота. Мне вдруг захотелось быть где угодно, только не здесь с ним, за длинным обеденным столом, слишком большим для нас двоих и двух маленьких детей. Он чувствуется слишком близко, слишком сильно, сидит справа от меня, смотрит на меня так, как будто не понимает выражения моего лица. Как будто он понятия не имеет, что моя мать погибла из-за нападения на отель, которое было его ошибкой, частью его гамбита с ирландцами, чтобы свергнуть Луку. Что махинации моего отца, их борьба за Софию и настойчивое желание Луки жениться на ней привели к смерти моего отца. Что продолжающаяся война с Братвой стала причиной смерти отца Луки, а также родителей Софии и его матери. Из-за всего этого погибло так много родителей, и я до сих пор даже не знаю, почему умерла первая жена Виктора.

Я не собираюсь спрашивать прямо сейчас.

Вот почему ты это сделала, напоминаю я себе, пытаясь дышать. Чтобы больше не умирали родители. Чтобы больше такие дети, как София, не росли без своих отцов. Таким образом, матерям больше не придется в одиночку растить детей. Вот в чем причина.

— Я очень устала, — тихо говорю я, отодвигая свой стул. — Я бы хотела пойти прилечь, если ты оставишь меня ненадолго в покое.

— Все в порядке, — говорит Виктор, наконец поднимая на меня взгляд. — Я не буду тебе мешать.

Я устала. Но когда я захожу в спальню и плотно закрываю за собой дверь, я понятия не имею, как я собираюсь спать. Я захожу в ванную, плещу холодной водой на лицо, оглядываю это роскошное место, которое я теперь называю домом. Ванная комната великолепна, с полом из белой ячеистой плитки с подогревом и мраморными столешницами, огромной фарфоровой ванной и душевой кабиной с двумя насадками для душа. В окне растут эвкалипты, тянущиеся вдоль выложенной плиткой стены, и все прохладно и свежо, как в спа-салоне моего собственного дома.

Я просто хотела бы на самом деле расслабиться. Мне не привыкать к роскоши, как Софии. Я прожила в ней всю свою жизнь. Дом Виктора прекрасен, но это не меняет моего отношения ко всему этому, которое заключается в том, что я решительно не хочу здесь находиться.