— Аника! — Голос Виктора становится глубже, когда он поворачивается к своей дочери. — Извинись перед Катериной. Прямо сейчас. Мы так не разговариваем ни с кем за нашим столом, и уж точно не с ней. Ты помнишь, что я сказал об уважении?

— Почему я должна? — Аника выпячивает подбородок. — Она глупая. Она даже не знает, какую еду мы любим.

— Аника. — В голосе Виктора отчетливо слышится предупреждение. — Иди в свою комнату.

— Но я голодна, — скулит она, глядя на меня обвиняюще, как будто это моя вина. Но я вижу в этом взгляде шанс, по крайней мере, попытаться наладить с ней отношения. И я больше всего хочу добиться прогресса с ней и ее сестрой, а не с Виктором.

— Виктор, — мягко говорю я, протягивая руку, чтобы коснуться его руки. Я внезапно вспоминаю, как моя мать делала то же самое с моим отцом, протягивая руку через обеденный стол, чтобы коснуться его руки, успокаивая, извиняясь, умоляя. Впервые, в большей степени, чем на свадьбе или в течение последующей ночи, я чувствую, что я на самом деле жена Виктора. — Виктор, все в порядке. Это трудно для всех. Я знаю, Аника не хотела показаться грубой. Она просто приспосабливается.

Виктор выдыхает, и Аника настороженно смотрит на меня. Я могу сказать, что она с подозрением относится к моим мотивам, и, честно говоря, если уж на то пошло, это заставляет ее мне нравиться. Она умный ребенок, и в этом мире это послужит ей лучше, чем невинность.

— Ты можешь закончить свой ужин, — смягчается Виктор. — Но тебе все равно нужно извиниться перед Катериной за то, что ты так с ней разговариваешь.

— Извините, — бормочет Аника, накалывая морковь вилкой. В лучшем случае, это наполовину извинение, но Виктор пропускает это мимо ушей, возвращая свое внимание к собственной тарелке.

— Все в порядке, — мягко говорю я, наблюдая за девочками с другого конца стола, пока я ковыряюсь в своей еде. На самом деле я не голодна. Стресс сегодняшнего дня полностью отбил у меня аппетит. Но я не хочу, чтобы девочки видели, как я не ем, я часто видела, как это делала моя собственная мать, поэтому я проглатываю еду, кусочек за кусочком. Это вкусно. Повар Виктора отлично готовит.

После ужина мы с Виктором оказываемся в гостиной, где он садится вместе с Аникой за головоломку. Там есть еще один причудливый кукольный домик для Елены. После минутного колебания я сажусь рядом с ней, прося ее показать мне, что происходит там у нее.

— Ну, — говорит она своим тихим голоском, — это родители. — Она показывает мне высокую темноволосую куклу и хорошенькую блондинистую куклу в маскарадном костюме. — Они собираются на бал. Они влюблены и хотят пойти танцевать.

— По-моему, это звучит совершенно разумно. — Я наблюдаю, как Елена выбирает наряд для куклы-блондинки, объясняя мне, почему тот, который она выбрала, правильный, а затем следую за тем, как она ведет кукол на бал перед домом, кружа их по кругу, пока они танцуют.

— Как зовут куклу? — Спрашиваю я, наблюдая за ней. Она потеплела ко мне быстрее, чем Аника, что вселяет в меня надежду. Если бы обе девочки ненавидели меня, я была бы более склонна чувствовать безнадежность ситуации, но я могу справиться с упрямством Аники. Надеюсь, мы сможем вовремя заключить перемирие, и если мне не придется сражаться с обеими девочками сразу, это сделает все намного проще.

— Это, конечно, Виктор, — говорит Елена, глядя на меня с удивлением. — Как мой папа.

— Конечно. — Кукла на самом деле ничем не похожа на Виктора, кроме темных волос. Тем не менее, я могу оценить ее способность притворяться. — А кукла-леди?

Елена поджимает губы, нервно глядя на меня из-под ресниц, как будто боится, что я могу рассердиться. — Это Катя, — тихо говорит она. — Как моя мама.

— О. — Я смотрю на блондинистую куклу. — Ну, я уверена, что ты очень по ней скучаешь. Это помогает тебе чувствовать себя ближе к ней?

Елена пожимает плечами.

— Иногда. Иногда мне просто становится грустно. Тогда я убираю ее и играю с другими своими игрушками.

— Ты очень умная девочка. — На самом деле я удивлена, что она справляется с этим так хорошо. Ведение дел и отношений в доме Виктора не такое неблагополучное, как я могла себе представить. Я также удивлена тем, насколько он внимателен со своими дочками. Я не сомневаюсь, что мой отец любил меня, возможно, так, как вы любите очень дорогую скаковую лошадь или произведение искусства, в которое позже сможете вложить деньги. Его бы никогда не застукали за разгадыванием головоломок со мной за кофейным столиком или слушанием саг о моих куклах. После ужина он всегда шел прямо в свой кабинет, если вообще добирался домой к ужину. Моя мать лучше умела проявлять любовь, но ее любовь проявлялась скорее в подготовке меня к жизни, которая у меня однажды будет; всевозможные уроки, обучение ведению домашнего хозяйства, подготовка меня к тому факту, что моя личная жизнь не будет похожа на жизнь некоторых моих друзей. Она поощряла меня заводить друзей с другими девушками, которые вели бы похожий образ жизни, но это было трудно. Никто другой не был дочерью Витто Росси. Ни у кого другого не было такого груза на плечах с самого рождения.

Мой отец сказал бы, что вес — ничто по сравнению с ответственностью за управление его ветвью семьи. Но он, возможно, не понял бы. Он не мог понять, каково это, будучи молодой девушкой, подростком и все еще оставаясь женщиной, знать, что я, скорее всего, никогда не влюблюсь. Никогда не узнаю, на что похоже равноправное партнерство в браке. Никогда не попаду в сказку и даже не мечтаю об этом. Никогда не смогу стремиться к собственной карьере. В то время как другие девушки проходили стажировку в колледже и налаживали связи, я просто получала свои оценки, зная, что всего лишь откладываю неизбежный день, когда мне никогда не удастся воспользоваться ничем из этого.

— Мистер Андреев? — Я слышу голос Ольги с порога и вижу, как она снисходительно улыбается обеим девочкам, прежде чем продолжить. — Я пришла забрать девочек, чтобы они приняли ванну и отправились спать. Я уверена, что миссис Андреева еще не совсем справилась с этой задачей.

Мой первый инстинкт — обидеться, но в ее тоне нет ничего, что указывало бы на то, что она именно это и имеет в виду. Во всяком случае, она смотрит на меня по-доброму, когда приходит забрать Елену, которая протестует против того, чтобы ложиться спать. Я тоже хочу выразить протест, потому что я совсем не готова лечь в постель с Виктором, даже если все, что мы будем делать, это спать. Но протесты ни к чему хорошему не приведут. Виктор уже очень ясно дал понять, что он думает о том, что я сплю в другой спальне. Хотя я и не думала, что он окажется из тех людей, которых так сильно волнуют сплетни, в течение моего первого дня здесь мне становится все более и более ясно, что он, похоже, человек, который ценит домашний покой. Это действительно странно, учитывая все истории, которые я слышала о Братве.

Я не могу не задаться вопросом, будет ли, несмотря на предварительное перемирие, к которому мы пришли во время нашей ссоры ранее, он все еще пытаться прикоснуться ко мне. У меня с собой всего одна смена ночного белья: шелковые светло-голубые пижамные шорты и майка. Даже это кажется слишком откровенным, учитывая, что я ничего так не хочу, как чтобы мой новый муж держал свои руки подальше от меня. Я мельком смотрю на себя в зеркало и вижу край синего шелка, облегающий мои бедра, майку, прижатую к тонкой талии, мои соски, выступающие из легкой ткани. Это вряд ли можно назвать нижним бельем, но, глядя на себя в зеркало с распущенными по плечам волосами и обнаженными руками, ногами и верхней частью груди, это внезапно кажется слишком сексуальным. Но это все, что у меня есть, и быть голой было бы еще хуже, поэтому я просто сосредотачиваюсь на том, чтобы быстро ополоснуть лицо водой и почистить зубы, успевая скользнуть в постель и крепко зажмурить глаза, прежде чем Виктор войдет в комнату.

— Я знаю, что ты не спишь, — говорит он своим глубоким, рокочущим голосом, открывая ящик комода. — Но не волнуйся, Катерина. Ты можешь подумать, что я грубиян, но я человек слова. Я не прикоснусь к тебе, и завтра сделаю запись на прием в отличную клинику.