Губы Катерины сжимаются.

— Я понимаю, что тебе нужен сын, — медленно говорит она. — Но я не хочу снова спать с тобой, Виктор. Мы сделали это законным. Я предполагала, что от меня может потребоваться. Но есть другие способы зачатия. И я бы предпочла изучить их.

Мне требуется секунда, чтобы понять, что она предлагает.

— Ты хочешь сделать ЭКО. — Я этого не ожидал. — Это, безусловно, креативное решение, но и дорогостоящее, что является моим первым аргументом против него.

— Ты хочешь сказать, что у тебя нет денег? — Катерина ухмыляется. — Я в это ни на секунду не поверю.

— Я говорю, что, по-моему, такие вещи лучше делать старомодным способом.

Она неэлегантно фыркает.

— Конечно, ты бы хотел. Ты мужчина. Ты хочешь этого. — Катерина складывает руки на груди, выражение ее лица по-прежнему упрямо вызывающее. — Я не вступала в этот брак вслепую, Виктор. Я знала, что от меня будут чего-то ожидать. Я думаю, ты мог бы проделать лучшую работу, заранее сообщив мне, что это такое, или дав знать Луке, чтобы он мог рассказать мне. Но опять же, ты, вероятно, не хотел, чтобы я знала все, с чем столкнулась. — Она вздыхает, выглядя почти такой же усталой, как я себя чувствую. — Я вышла за тебя замуж, и пути назад нет. У меня также нет желания заходить так далеко и разрушать мир между нашими семьями. Но я не буду ложиться в постель ночь за ночью с мужчиной, которого ненавижу.

— Ну и что? Ты просто получаешь то, что хочешь? — Я чувствую, как во мне поднимается упрямое негодование, воспоминание о похожих словах, слетевших с моих губ во время ссоры с покойной Катей. Я не хочу, чтобы мой новый брак с Катериной закончился таким же образом. Но я также не хочу начинать его, чтобы она чувствовала, что может требовать все, что захочет. Я управляю своим домашним хозяйством и намерен, чтобы так оно и оставалось.

— Мы оба получим то, что хотим. — Катерина вздыхает. — Я буду матерью твоим дочерям. Я буду заботиться о них, помогать Ольге с ними, делать все необходимое. Я буду носить твоего ребенка и буду хорошей матерью и для него тоже. Если у нас родится дочь, я выношу другого, пока не подарю тебе сына. Я буду матерью для всех твоих детей. Но я уже трахалась с одним мужчиной, который не смог быть мне хорошим мужем и никогда не собирался. Я не сделаю этого снова. Если это означает, что я нарушу свое слово и пойду к Луке, так тому и быть. Но я больше не приду к тебе в постель добровольно.

Я вижу, что она говорит серьезно. Я могу бушевать, кричать и показать ей, как она меня разозлила, но что-то глубоко внутри меня знает, что она не уступит. Стоит ли бороться с ней? Нужна ли победа в этой битве? Если я сдамся, по крайней мере сейчас, это будет означать, что я позволю ей выиграть первую настоящую битву между нами. Тихий голос в моей голове, каким бы нежеланным он ни был, шепчет, что она уже кое от чего отказалась, чтобы выйти за меня замуж ради мира. Возможно, настала моя очередь.

— Хорошо, — говорю я сердито, стиснув зубы. — Будь по-твоему. Я прослежу, чтобы встреча была назначена. Но я не буду тратить время. Чем раньше ты забеременеешь, тем лучше.

— Согласна, — говорит Катерина с натянутой улыбкой. — Мы входим?

КАТЕРИНА

Мое сердце бешено колотится, когда Виктор открывает мне дверь, чтобы я вошла в свой новый дом. Я не ожидала, что выиграю этот бой. Я даже не знала, что бы я на самом деле сделала, если бы он отказался отступать, если бы он приказал мне лечь с ним в постель. Действительно ли я пошла бы к Луке и угрожала хрупкому миру, чтобы спасти себя от того, чтобы снова переспать с Виктором? Смогла бы я жить с собой и всем кровопролитием, которое последовало бы, если бы я это сделала?

Теперь это не имеет значения, говорю я себе, заходя внутрь, потому что Виктор сдался. Мы сделаем ЭКО, и моя жизнь не будет такой, на какую я надеялась после смерти Франко, но я не буду проводить ночь за ночью в постели мужчины, которого, по крайней мере, презираю. Я люблю детей, я могу по-матерински ухаживать за его дочками. Мне понравится иметь собственных детей, и, надеюсь, мне не потребуется много времени, чтобы забеременеть. Если повезет, первым ребенком будет мальчик, и мне больше не придется терпеть Виктора. Мужчины в любой криминальной семье не известны как примерные отцы, и я сомневаюсь, что Виктор будет иметь какое-либо отношение к ребенку, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы научиться отцовскому бизнесу. В течение нескольких драгоценных лет мой ребенок будет полностью моим, а Виктор, скорее всего, будет лишь поверхностным присутствием в нашей жизни. По крайней мере, я на это надеюсь. Он уже был намного добрее со своими девочками, чем я ожидала. Мне кажется, он проявляет к ним некоторый интерес, когда начинает вести меня в основную часть дома. Но, может быть, это просто потому, что их мать мертва.

Я до сих пор не знаю, что случилось с первой женой Виктора. Я даже не знаю, как ее звали. Он не производит впечатления человека, который убил бы ее, но все это по-прежнему вызывает у меня беспокойство. Что, если она была неверна? Что, если он потерял терпение по отношению к ней? Что будет со мной, если я не буду действовать осторожно?

Виктор немногословен, когда показывает мне дом. Это вряд ли можно назвать гостеприимством, и любопытные взгляды, которые я ловлю от персонала, когда мы проходим мимо, тоже не помогают. Но сам дом прекрасен. Снаружи здание было каменным, с арочным дверным проемом и плющом, вьющимся по серому и белому камню, а внутри оно выдержано в том же старомодном, почти деревенском стиле, но с определенной элегантностью. На потолках имеются выступающие стропила из темного дерева, и повсюду дорогие ковры, покрывающие блестящие паркетные полы.

— В доме есть многое, о чем тебе какое-то время не нужно будет беспокоиться, — коротко говорит он, показывая мне главную гостиную. — Я не часто устраиваю вечеринки или ужины, но я ожидаю, что теперь, когда у меня есть жена, чего-то из этого будут ожидать от меня и, следовательно, от тебя. Но со временем тебе удастся исследовать весь дом самостоятельно.

Мебель в главной гостиной, которая огромна и увешана произведениями искусства, которые все выглядят дорого, с массивным каменным камином в центре, выглядит более уютно, чем я могла себе представить. Все это элегантно и дорого, не совсем подходит для детей. Темно-зеленый бархатный диван выглядит так, как будто я бы с удовольствием свернулась калачиком. Он глубокий и завален подушками, и я абсолютно уверена, судя по этому и остальной мебели, что Виктор обставлял это место не сам. Что заставляет меня задуматься, украшала ли его покойная жена? Действительно ли я живу в ее доме? И если да, то что я при этом чувствую?

Мне должно быть все равно. На самом деле это место никогда не предназначалось для того, чтобы чувствовать себя моим домом. Я здесь, потому что, в конце концов, это был мой единственный реальный выбор. Не по любви не для того, чтобы создать дом. Но часть меня печалится при этой мысли. Если у меня не может быть любви, разве у меня не должно быть хотя бы места, где я чувствую себя хорошо? Где я чувствую себя в безопасности?

Я выбрасываю эти мысли из головы, пока Виктор показывает мне остальную часть дома. Он проводит меня на быструю прогулку по кухне, где знакомит с Хелен, домашним поваром. Она достаточно приятная, хотя и дает понять, что не хочет видеть меня часто на кухне, “копошащийся”, как она выразилась. Он указывает на свой кабинет, в который демонстративно просит меня не заходить, и где находятся комнаты Аники и Елены. Здесь больше гостевых спален, чем даже в моем старом доме, а библиотека, которую я вижу с того момента, как мы входим, станет для меня настоящим убежищем. Это мечта: книжные полки от пола до потолка, камин и шезлонги. У меня замирает сердце, когда я слышу, как Виктор говорит, что ему нравится проводить там вечера. Я надеюсь, держаться как можно дальше от Виктора, не проводить вечера с ним в одной комнате.