Отсюда был лучше виден помертвевший ландшафт: пустая площадь, темные магазины, скованные льдом, путаница следов, словно памятник горожанам, запечатлевший узор танца, в котором те участвовали, не подозревая того. Отсюда дорога вела под мост и дальше, в вересковые пустоши, в большой мир за пределами города. Нельзя задаваться вопросами, есть ли жизнь за пределами вересковых пустошей, бледных, словно луна. Что бы ни случилось со Старгрейвом и его обитателями, это уж точно не могло распространиться на целый мир. Еще будет время, чтобы попытаться понять, что же случилось, когда она вывезет своих в безопасное место.

Она не оставит здесь Бена, если только сумеет убедить его сесть в машину. Он наверняка не захочет оставаться в мертвом городе, наверняка, даже в его нынешнем душевном состоянии, не помешает ей вывезти детей из Старгрейва. И ничто не помешает, говорила она себе, – уж точно не тишина, пусть даже она кажется неким ледяным присутствием, которое как будто придвинулось ближе, пока они с Беном вели детей мимо последних домов на границе города. Казалось, что мертвый город восстает и нависает над ней, дожидаясь, пока она поглядит наверх и увидит его новое необозримое лицо. Там не на что смотреть, и ничто не заставит ее поднять голову, хотя, отказываясь смотреть, она чувствовала, будто необъятное молчаливое присутствие подгоняет их всех в сторону грунтовой дороги и к лесу. Ей нет нужды бояться леса, потому что до машины они доберутся раньше. Эллен заставила свои онемевшие безвольные руки крепче сжать ладошки детей, когда они подошли к началу грунтовки.

Машина походила на маленькую скорлупку на фоне огромного леса, на снежную скульптуру, куда менее убедительную, чем фигуры за домом. Потребуется несколько минут, чтобы очистить лобовое стекло и все окна. Ей никак не удастся скрыть свои намерения от Бена, остается только надеяться, что этого и не потребуется, что каким бы спокойным он ни казался, перед лицом опасности им придется объединить усилия.

– Нам надо завести машину, – сказала она.

Бен глядел вверх, на грунтовую дорогу, и на его лице так ничего и не отразилось, когда он заговорил.

– Что ж, попробуй, – произнес он тоном, который мог означать что угодно.

– Вы с детьми очистите стекла, пока я завожу двигатель.

Она с неохотой выпустила руку Джонни, чтобы нашарить в кармане связку ключей. Указательный и большой пальцы казались бесконечно удаленными друг от друга, и от нее самой, когда она подцепила ими ключи. Она невольно вспомнила, как Бен вытащил их у нее из сумочки, но в данный момент это не имело значения – имела значение только возможность уехать. Она подбежала к машине и соскребла снег вокруг замка на водительской дверце, после чего ей даже удалось неуклюже вставить ключ в замочную скважину. Рука в перчатке стала такой неловкой, что она повернула ключ слишком сильно и тут же выпустила его из страха сломать. Она успела почувствовать, что замок замерз.

– Зайдите в дом, пока я вскипячу воды, – проговорила она достаточно быстро, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Эллен обращалась не только к детям, но и к Бену, однако он остался стоять у машины. Она побежала по скользкой дорожке к входной двери, ключ заплясал вокруг замочной скважины, пока она не сумела совладать со своими страхами. Зажав ключ двумя пальцами, которые походили сейчас на пальцы тряпичной куклы, она как-то сумела вставить его в замочную скважину.

Темная прихожая встретила Эллен слабым дуновением тепла, которое неприятно ассоциировалось с предсмертным вздохом. Она шлепнула по выключателю и бегом пронеслась через прихожую, стараясь не обращать внимания на темноту, нависавшую над головой. Безликий снежный страж возник в окне кухни, как только заморгала лампа дневного света. Чайник с водой стоял в ожидании на конфорке, и ее рука в перчатке хотя бы была в состоянии повернуть ручку на плите.

– Одежду не снимайте, – велела она детям, – мы через несколько минут выходим. – Она не могла определить, холодно ли ей или жарко, и какая температура в доме, она даже усомнилась, что действительно видит пар от собственного дыхания. – Неужели кто-то не закрыл дверь? – выкрикнула она и понеслась через прихожую обратно, пытаясь определить, что это за негромкие шлепки доносятся снаружи. Бен бил рукой по лобовому стеклу, пытаясь снять снежную коросту.

– Только без лишних усилий, – крикнула она ему и, закрывая дверь, услышала в ответ:

– Не переживай.

Она помчалась обратно в кухню, но чайник еще не нагрелся.

– Походите, чтобы улучшить кровообращение, – велела она, и дети принялись кругами бродить по кухне, пока ей не стало казаться, будто она в центре какого-то ритуального хоровода. Когда из чайника повалил пар, она схватила его за ручку рукой в перчатке и погнала детей обратно на улицу. Бен почти отчистил лобовое стекло и остальные стекла, остались только призрачные узоры, в которые она предпочла не всматриваться слишком внимательно, моля лишь о том, чтобы они не бросались в глаза, когда она сядет за руль. Эллен плеснула немного кипятка на замок и край дверцы и поставила чайник на снег, с шипением осевший под ним. Нацелив ключ на замочную скважину, она тут же попала в нее – это достижение показалось ей многообещающим. Она повернула ключ, надавила на ручку, и дверца открылась, скрежеща остатками льда. Оказалось, сгибать ноги, чтобы сесть за руль, больно, но придется потерпеть, боль ослабеет, сказала она себе, когда она поведет машину и салон прогреется. Эллен сунула ключ в замок зажигания и повернула, повернула еще раз, повернула, нажимая на педаль газа, повернула, открыв воздушную заслонку. Двигатель молчал, как и снежный пейзаж вокруг.

Эллен потянула за рычажок, отпиравший капот, и выбралась из машины, прикусив замерзшую губу. Крышка капота не поднялась, как положено, но только из-за тяжести снега, лежавшего на ней. Эллен смела снежное покрывало и рывком откинула крышку, уставившись на внутренности автомобиля. Она ощущала, как глаза щиплют подступившие слезы, словно превратившиеся в осколки льда. Даже если бы ей удалось разморозить электрооборудование, автомобиль был бесполезен. Радиатор разорвало, и сосульки торчали из него, словно зубы из злобно ощерившейся пасти.

Конечно, в городе полно машин, только с чего бы им оставаться в лучшем состоянии? Эллен стояла в беспомощности, чувствуя, что каким-то образом подвела семью, и соображала, что же им сказать, когда ощутила, как ее обняла ледяная рука, развернув лицом к дому.

– Нам надо остаться здесь. Больше нам некуда и незачем идти, – сказал Бен.

Почти пора, думал Бен. Зима наконец-то выбралась из леса и скоро придет к ним. Все вокруг говорило об этом. Мир ждал этого, сам не зная, маскируя это под мифы, чтобы подавить свои страхи, однако приходится поддаться страху, прежде чем ты сможешь испытать благоговейный трепет. Он сделал бы все, что в его силах, чтобы помочь своей семье пройти эту стадию, однако, защищая Джонни, Эллен помешала ему. И вот теперь они с детьми не готовы, а уже почти пора.

Но нельзя их винить. Их же не воспитывали так, как его. По меньшей мере, они внимали его историям, а те знаменовали грядущее пробуждение в лесу и отражали его глубоко запрятанные знания – внимали с такой готовностью, что он не сомневался: их разум способен открыться еще сильнее. Он должен проявить терпение, столько, насколько хватит времени. Наверняка теперь, когда она многое увидела в городе, Эллен не может не принять то, что, как он знал, лучше для них. Он подошел к ней поближе и обнял за плечи.

– Нам надо остаться здесь. Больше нам некуда и незачем идти.

Он должен был бы испытывать к ней сочувствие – она глядела на бесполезную машину так, словно рухнула ее последняя надежда, – однако он подумал, что теперь, лишенная всех иллюзий, она с большей готовностью примет то послание, которое он обязан передать до конца. Когда он развернул ее лицом к дому, она не противилась, что несколько обнадеживало.