Джонни все разгонялся. Эллен обняла Маргарет за плечи и проговорила вполголоса:
– Давай тоже прибавим шаг.
Ей не хотелось, чтобы дети удалялись от нее больше, чем на расстояние вытянутой руки, хорошо они хотя бы не тянутся гуськом сзади. Только она собралась обернуться и посмотреть, идет ли за ними Бен, как ее вдруг осенило, что именно она видит впереди.
Огороды упирались в сады вдоль Черч-роуд, большинство из которых были испещрены отпечатками ног, словно вырезанными в мраморе. Сосульки превратили бельевые веревки в шипастых полупрозрачных насекомых, пласты снега с волнистыми краями свешивались с крыш так, словно готовы были обрушиться на любого, кто пройдет слишком близко. Все это выглядело вполне нормально, однако, куда бы она ни взглянула, Старгрейв словно вмерз в снег и лед. Все фонари обросли ледяными корками, превратившись в хрустальные фрукты, а каждое окно было в несколько раз толще обычного из-за слоя льда. Там, где окна горели, приглушенный свет превращал этот лед в стеклянный гобелен с узорами, весьма похожими на те, что она старалась не замечать на снегу.
Но внешний вид города ничего не значит, как и тишина. Эллен вдруг больше испугалась, что если они остановятся, то уже не смогут сдвинуться с места из-за мороза, который почти лишил ее всех чувств.
– Ну, иди же, Джонни, – жалобно проговорила Маргарет. – Ты нас задерживаешь.
Он приставил руку в перчатке козырьком к глазам, словно землепроходец.
– В чем дело, Джонни? – спросила Эллен, морщась, потому что от холода заныли зубы.
– В церкви что-то интересное творится.
Не успела она сказать, чтобы шел дальше, или присмотреться к церкви, как голос Бена произнес:
– Пойдем и посмотрим, что там. Нам всем не помешает развлечься.
Эллен крутанулась на месте и едва не упала. Бен оказался всего в нескольких шагах за спиной. Как только их взгляды встретились, он улыбнулся, словно прося прощения, и улыбка получилась такая робкая, больше похожая на мольбу, вот только как она могла ответить на нее, когда отпечатки его следов ясно доказывали, что он уже какое-то время приплясывал у нее за спиной, вытаптывая узор на снегу? Эллен разозлилась на себя за то, что не услышала его приближения.
– Я не такое интересное имел в виду, – возразил Джонни.
– Но ты же хочешь пойти и посмотреть, правда?
– Ага, – ответил Джонни, как будто почти уверенный, что действительно хочет.
– Бежим наперегонки, – объявил Бен и прошмыгнул мимо Эллен так проворно и без малейшего усилия, что она даже не догадалась о его намерениях, пока он не схватил Джонни за руку и не побежал с ним в сторону церкви: Джонни взвизгивал и возбужденно хихикал, поскальзываясь на дорожке, на которой его отец оставлял за собой нелепо огромные и странной формы следы. Эллен ощутила, как паническая судорога прошла по животу. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не оттолкнуть в сторону Маргарет и не помчаться за Джонни, намереваясь вырвать его из рук отца. Она все равно нагонит их у церкви, и пока что она не может назвать место, где Джонни было бы безопаснее.
– Пойдем поглядим, из-за чего столько шума, – шепнула она Маргарет на ухо, проводя ее мимо школы.
Неужели следы детских ног на школьном дворе действительно образуют симметричные узоры, как ей кажется? Она успела бросить на них лишь беглый взгляд, потому что Бен уже подтолкнул Джонни к лазу в живой изгороди вокруг церкви и сам протиснулся следом. Она обогнала Маргарет, бороздя снег и высокую траву, которые показались ее онемевшим от холода ногам единой помехой на пути, и понеслась по дорожке, затаптывая следы Джонни. Она пулей проскочила через живую изгородь, отчего по веткам, шурша, побежали ручейки снега – гораздо меньше, чем она ожидала, потому что снег накрепко примерз к ветвям, – и затормозила, скользя по льду, когда увидела Джонни с отцом.
Они стояли, держась за руки, посреди надгробий и внимательно смотрели на темную церковь. Поначалу она не поняла, почему это витражное стекло с изображением Святого Христофора как будто светится, но затем разглядела, что стекло покрыто льдом, изменившим рисунок на нем. Мальчик, сидевший на плече святого, который поддерживал его могучей рукой, был закутан в белую шубу, девочка, державшаяся за другую руку Христофора, почти исчезла из виду, если не считать верхней части лица со светящимися глазами, позади которых не было никакого источника света. Лицо самого святого скрывал круглый нарост, образованный щетинистой изморозью, – маска, напоминавшая одновременно пятно плесени и пародию на лучистое сияние, которое как будто стекало по его рукам, чтобы добраться до детей, и от которого Эллен содрогнулась. Как только Маргарет бочком проскользнула через лаз в живой изгороди, Эллен торопливо двинулась к воротам, выводившим на Черч-роуд.
– Слишком холодно, чтобы стоять на месте, Джонни, – окликнула она, подходя ближе.
Эллен стремилась как можно быстрее покинуть церковный двор не только из-за того, что святой перестал походить на человека. Все надгробия тоже претерпели перемены: каменные кресты превратились в гигантские колючие украшения из мрамора и льда, даже отдаленно не походившие на кресты; статуи ангелов выглядели так, словно силятся вырваться из снежных коконов, чтобы обрести совершенно иную форму. Одна статуя особенно встревожила ее: ангел, кажется, замерз в момент бегства или же попытки дотащиться до лаза в живой изгороди. Под коркой льда его тело было черным, как облачение священника, зато голова и вскинутые в мольбе руки превратились в белые комья. У Эллен не было времени внимательно рассматривать его теперь, когда Джонни с отцом направлялись к открытым дверям церкви.
– Не входите туда! – крикнула она им.
– Но я только хотел посмотреть, горят ли огоньки на яслях.
– Не горят, Джонни.
Она сказала бы что угодно, лишь бы не позволить ему шагнуть в лишенные света недра церкви, потому что сейчас она стояла достаточно близко к дверям, чтобы ощутить, насколько холодно внутри: холоднее смерти, подумала она, холоднее, чем должно быть в любой из церквей. Ей хотелось верить, что ей только мерещатся какие-то движения за витражными окнами, смутные движения чего-то громадного, размером, по меньшей мере, с само окно, зато она не могла отрицать, что явно видит цепочку следов, ведущих от церковных дверей к незнакомой статуе в полный рост, стоявшей рядом с живой изгородью. Эллен была близка к панике, которая либо лишит ее разума, либо сделает его невыносимо ясным – настолько близка, что понятия не имела, чем ответит, если Бен спросит, куда она так поспешно тащит детей. Однако, когда она рванулась к воротам, чтобы открыть, освободив от сковавшего их льда, Бен прошел мимо и сам распахнул перед ней заскрежетавшие створки.
Черч-роуд спускалась по обеим сторонам от нее двумя дугами. Обычно казалось, что дорога обнимает разбредающиеся во все стороны улочки, соединяя их в неаккуратную вязанку, однако сейчас у Эллен возникло неприятное впечатление, что дорога, словно тюремщик, удерживает дома внутри периметра, позволяя их замораживать. И как это украшенные к Рождеству улицы с заснеженными фонарями могли натолкнуть ее на подобные мысли? Возможно, причина в тишине, которая напоминала чье-то задержанное дыхание, превосходящее размерами занесенный снегом пейзаж, или же в уличных фонарях, похожих на растительность из какого-то иного мира, или дело во всех этих окошках, ослепших из-за ледяной катаракты. Ощущение было такое, что холод вот-вот овладеет ею, заморозит на месте, но нет, нельзя это допустить. Эллен взяла детей за руки своими онемевшими руками, по чувствительности сравнимыми с перчатками, и повела их через дорогу. «Почти добрались», – сказала бы она, если бы не побоялась, что Бен, который как раз закрывал ворота, услышит даже шепот.
Как только она решилась ступить на Хилл-лейн, узкая улочка словно сомкнулась над головой. Дома, придавленные тяжестью снега на крышах, кажется, потянулись к ней и детям. Поскольку в верхней части переулка дома были без садиков, тротуар проходил под самыми окнами, и Эллен удалось заглянуть в комнаты нижних этажей, где шторы были закрыты не плотно. Но хотя окна были освещены, а в двух домах даже шторы не были задернуты, она почти ничего не разглядела сквозь ледяной панцирь – только рождественские украшения, недвижно прижатые к стеклу. По крайней мере, в комнатах оставались люди, потому что краем глаза она замечала движение, пусть медленное и размытое, настолько медленное, что напоминало шевеление личинки во сне. Это из-за Бена ей в голову лезут подобные мысли, из-за Бена она чем дальше спускается по переулку, тем сильнее ощущает, что присутствие, какое она, кажется, угадывала в лесу, таится и за этими домами.
