— Но… как ты заставил Зрячего все это произнести⁈

— Я и не заставлял. — отвечаю я. Действительно, заставить его сказать все это? Невозможно, я же не гипнотизер. В момент, когда из динамиков звучала якобы речь Зрячего — софиты начали работать в стробоскопическом режиме, плюс туман. Зрячий ничего не говорил, а может быть даже говорил, что это не его голос, но его микрофон был отключен, на динамики шла запись, а движения губ из-за стробоскопов — не удалось бы отследить. Но я просто молчу. Кто его знает, вдруг Зрячий — прозрел? Все что мне надо прямо сейчас — пропасть из поля общественного зрения вместе с Бьянкой и девочками. Спасибо Юрико, которая работала в цирке и очень-очень помогла на всех этапах. Это она дирижировала освещением и звуками, она задавала тон всему. Нет, положительно, Ю-тян красотка во всех смыслах.

— И что теперь⁈ Нет, где он⁈ Что дальше?

— Да ничего. Мы продолжаем жить дальше.

— Но, как⁈

— Знаешь, Сора, я тут недавно разговаривал с Юрико и узнал, что заставить человека исчезнуть со сцены — это такой старый и банальный трюк, что это уже и фокусом не назовёшь. И способов — сотни. Раз и нет человека. Вот только что был и нет. Тут главное не в том, как именно он пропал, а в том — где он потом оказался…

— И где⁈

— Это уже совсем другая история. Пошли скорей, девочки нас ждут.

ЭПИЛОГ

— И все-таки мы были вынуждены задать эти вопросы снова. — говорит мне следователь по особо важным делам Макото Сираи-сан, закрывая свой блокнот и щелкая кнопкой обычной шариковой ручки. В комнате нету окон, есть только одностороннее зеркальное окно, за которым не видно ничего, даже теней. Стол, привинченный к полу, два стула и лампа, вот и все убранство. Не хватает только металлического слива в кафельном полу. Мрачновато как-то.

— Правда, Макото-сан? Я вот уже в третий раз у вас. Не надоело одно и то же выслушивать? Для разнообразия я могу рассказать какую песню слушал, куда ходил, или вот мы с Бьянкой недавно на морской курорт катались, там тепло и такие вкусные коктейли приносят прямо в половинках от кокосовых орехов и с такими маленькими зонтиками сверху. Не представляете как вкусно.

— Не рановато тебе алкоголь потреблять, Кента-кун? — качает головой Макото: — ах, да, ты же у нас эмансипирован, считай взрослый уже. Как родители-то к этому отнеслись?

— По-разному. — признаюсь я: — папа поругал немного, но принял. Говорит, если твое зрелое решение, то так тому и быть. Даже с переездом помог. А вот мама… боюсь, что она никогда этого не примет. Для нее я все еще маленький мальчик.

— Да уж. — вздыхает женщина-следователь и разминает указательным пальцем висок: — у меня такая же история в свое время была, Кента-кун. Ты не переживай, рано или поздно она поймет. — она снова щелкает кнопкой шариковой ручки. Вздыхает.

— Чертовы формальности, — жалуется она мне: — все уже давно понятно, а в самый сок нам лезть не дают. Не следует лезть в дела духовные. То есть, ты пойми меня правильно, Кента-кун, я ж не отрицаю божественность и всемогущество твоего предшественника Зрячего, нет. Как государственный служащий я обязана уважать религиозные воззрения всех концессий и верований. Просто сперва говорят, мол человек пропал, а потом говорят, что нечего в духовное лезть. А как тут расследовать, если все произошедшее — есть официально признанное Обществом Божественной Истины вознесение его первого лидера к лику Пресветлой Богини Аматэрасу и растворение его в эфирном пространстве с тем, чтобы искупить грехи человечества и отсрочить конец света… я все правильно сказала?

— Почти. Правильно говорить не вознесение, а — Ascensio Domini. — поясняю я: — но мы в Обществе Божественной Истины не так уж и строги ко всем этим правилам.

— Вот и как расследовать то, что является формально признанным чудом и в то же время не влезть в религию с головой? — сокрушается следователь: — и у тебя были все возможности отказаться от допроса под полиграфом, Кента-кун.

— Ну что вы. Для меня только в радость помочь расследованию хоть в чем-то. Правда сейчас мне немного непонятна причина вызова сюда. Я ведь прошел полиграф, не так ли? Неужели он показал, что я соврал и что-то скрываю?

— Нет. Вы действительно не знаете, что произошло со Зрячим, куда он пропал и где находится в данный момент. — в какой-то момент Макото начинает переходить на «вы» в строгом формальном стиле, а в какой-то момент — снова на «ты» и так, будто мы в одном дворе росли. Такая уж она, никогда не теряет надежды очередное преступление раскрыть. Докапывается до самого конца, пусть это даже пустая формальность.

— Что же. — говорит она и встает из-за стола: — вот и подошел к концу наш разговор, Кента-кун. Полицейское управление ни в чем тебя не подозревает и искренне надеется, что ты не держишь камня за пазухой ни на управление, ни на меня персонально. В конце концов ты у нас сейчас влиятельный человек. Самый влиятельный из старшеклассников Японии, если хочешь мое мнение. Удачи тебе в твоей будущей жизни. Надеюсь, никогда больше не увидеть тебя за этим столом. — и она протягивает руку.

Когда я выхожу из здания полицейского управления — на улице уже идет снег. Крупные хлопья падают с неба и сразу же тают под ногами, превращая тротуары и дороги в темное, блестящее полотно, от которого отражается свет ночных огней и неоновых реклам города. Рядом со мной останавливается черная, бронированная туша автомобиля представительского класса и из него легко выпрыгивает Нему, «Говорящая Рыба», в своем неизменном офисном костюме и в очках, которые она на ходу поправляет рукой в тонкой кожаной перчатке.

— Все ли в порядке, босс? — спрашивает она, открывая передо мной дверь.

— Все в порядке, — отвечаю я ей: — машину не надо пока. Я пешком пройдусь немного, хорошо?

— Как скажете, босс. — Нему кивает и исчезает в недрах автомобиля. Автомобиль — тут же дает газу и красные стоп-сигналы его исчезают вдали, заслоненные другими красными огоньками. Вот кто не задает лишних вопросов, так это Нему. Лисички бы вопросами замучали, а почему пешком, это может быть небезопасно, смотрите какой район неблагополучный, вы бы хотя бы бронежилет одевали и каску с лицевой броней. Но «Говорящая Рыба», несмотря на свое прозвище — не сильно любила языком трепать.

Я иду по вечернему городу, вдыхая воздух, наполненный выхлопными газами и женскими духами, легкими нотками теплого лета и моря с солнцем, иду, так и не застегнув пальто и улыбаясь чему-то про себя. Все на свете однажды заканчивается, не правда ли? Вот и история про обычного японского школьника подходит к концу. Потому что с какого-то момента я перестал быть обычным японским школьником. И это по-своему грустно. Ведь там, на допросе у следователя я сказал правду, я не знаю, что именно произошло с Зрячим и понятия не имею, где его искать. Подозревать — подозреваю, но ведь это как со всяким подозрением — к делу не пришьешь. Под современной сценой «Seiteki Dome», вниз — этажа три всяких технических помещений, труб и коридоров, куда именно пропал со сцены бывший глава культа я не знаю. И что именно с ним случилось — тоже не знаю. Я знаю, с кем именно он там, в своем неизвестном никуда, — встретился. С Шизукой-тян, которая покинула сцену заранее. А еще я знаю, что для слепого человека оказаться в ярко освещенном и незнакомом помещении, помещении, где со всех сторон играет громкая музыка и он не может сориентироваться на слух — это как для обычного человека оказаться в Темной Комнате. Хотя… мне кажется, что Ши-тян не стала бы его мучить. Она уже переросла все это и в ней я не видел желания отомстить. Скорее закрыть гештальт. Поставить точку. В любом случае, когда она в тот вечер вернулась в «Логово» — она ни слова не сказала об этом, а мы у нее и не спрашивали. Прошло — забыто. Страница перевернута.

И да, Ши-тян — уехала. Она тоже попыталась пройти процедуру эмансипации, но ей не разрешили, учитывая попытку ее похищения и прочие истории. Так же настоятельно рекомендовали сменить место жительства и назначили новых опекунов. Драться с системой защиты детей было не с руки, да и сама Ши-тян сказала, что вернется как паспорт получит, а пока уехала на Окинаву. В тепло.