Им, разумеется, не требовалось объяснять все детали, которые они и так хорошо понимали. Поместье на завоеванной территории означало, что они сами не будут пахать и сеять, а у них будут или крепостные крестьяне, или арендаторы, что почти одно и то же, из местного населения. Они будут работать, а он, нацист, будет ездить на автомобиле, в форме и в начищенных сапогах, и будет распоряжаться. Если повезет, будет безбедная старость в своем поместье, в окружении потомства. Именно потому они были такими рьяными, именно потому были готовы исполнить с рвением любой приказ фюрера, именно поэтому рубились до самого конца, потому что это был их единственный шанс серьезно разбогатеть.

Теперь о том, почему Гитлер так опасался этот план опубликовать и оставил его в неопубликованных записках, найденных лишь после войны. Во-первых, такой план ставил чисто грабительские цели нацистской политики и противоречил второму пункту программы нацистской партии, говорящему о равноправии немцев с другими нациями. При планируемом отъеме земли никакого равноправия с другими нациями, конечно, не предусматривалось. Во-вторых, наделение захваченной землей фронтовиков, в первую очередь, разумеется, нацистов, противоречило семнадцатому пункту партийной программы о проведении земельной реформы, одиннадцатому пункту об уничтожении легких и нетрудовых доходов, а также третьему пункту о расселении избыточной части немецкого народа. В-третьих, большие тяготы и жертвы любой войны неизбежно легли бы на всех немцев, тогда как выгодоприобретателями от войны оказалось бы небольшое меньшинство, связанное с нацистской партией, что противоречило двенадцатому пункту программы нацистской партии о преступности личного обогащения во время войны. Этот момент вообще подрывал всю риторику нацистов, изображавших себя в качестве защитников немецкого народа.

Гитлер, таким образом, понял, что если он обнародует свои истинные планы, даже в закамуфлированной форме, то он приобретет слишком много врагов, как внутри Германии, так и за ее пределами. Самое главное, он лишится массовой поддержки, поскольку в этом случае немецкий народ поймет, что его втягивают в очередную военную авантюру, с жертвами и разрушениями, ради обогащения и вхождения в немногочисленные имущие круги кучки нацистов, которые составляли примерно 0,2% населения страны. Потому Гитлер решил свои планы оставить в строгом секрете, ничего не публиковать даже в виде намеков, а в массовой пропаганде придерживаться своей обычной риторики, маскирующей истинные намерения.

Но и этого было мало. Гитлер и его ближайшие сторонники, судя по всему, прекрасно понимали опасность разоблачения. Потому, как только нацисты взяли власть, они постарались в кратчайшие сроки ликвидировать все оппозиционные политические организации и запретить образование новых партий, изолировать или уничтожить политических оппонентов37, а также обзавелись впечатляющим репрессивным аппаратом в лице учрежденного 26 апреля 1933 года гестапо и, позднее, в лице службы безопасности рейхсфюрера СС (Sicherheitsdienst, SD). Непосредственная задача этих органов состояла в том, чтобы пресечь любую попытку критического рассмотрения нацистской политики, которая могла бы показать, что она осуществляется не в интересах немецкого народа, а в интересах узкого меньшинства убежденных нацистов.

Выдвинув обещание дать каждому члену партии поместье, Гитлер привлек на свою сторону много бывших фронтовиков, из которых стали создавать штурмовые и охранные отряды, то есть СА и СС. Нацистская партия довольно быстро обросла полувоенными структурами, которые стали весьма сильными и превратились в существенный фактор уличной политики в Германии. Но Гитлер при этом сумел также снискать внимание и поддержку со стороны крупного промышленного капитала. Партия и особенно полувоенные отряды стоят денег, а их надо было где-то изыскать. Крупный капитал стал таким источником финансовой помощи, сначала сравнительно небольшой, а потом все больше и больше, пока, наконец, расходы на партийную армию не сравнялись с военными расходами Веймарской республики.

Чтобы найти общий язык с немецкими капиталистами, нужны были аргументы совсем другого рода, ибо, понятно, владельцы фабрик и заводов, крупных промышленных фирм в поместьях не нуждались, хотя бы потому, что почти все они уже имели собственные виллы и поместья. Гитлер сумел найти с ними важную точку соприкосновения и она, бесспорно, заключалась в планах ремилитаризации Германии.

По условиям Версальского мира, Германия должна была уплатить большие репарации союзным державам. В апреле 1921 года союзники на Лондонской конференции этот вопрос решили, и в Лондонском ультиматуме от 5 мая 1921 года предъявили Германии счет по репарациям в размере 132 млрд. марок золотом. Насколько огромная была эта сумма, говорит хотя бы тот факт, что все имущество Германии до войны оценивалось в сумму 330 млрд. марок золотом. Репарации были не просто суммой, которую Германия должна была перечислить в банки союзных держав. Репарации были оформлены как долг, разделенный на боны разных категорий (А – 12 млрд., В – 38 млрд. и С – 82 млрд. марок; из них боны первых двух категорий имели 6% годовых). Такие условия ставили цели как можно быстрее выкачать из Германии более 50 млрд. марок золотом, поскольку отсрочка платежа вела к увеличению суммы репараций. За невыполнение условий платежей союзники угрожали оккупацией Рейнской области, то есть территории, в которой добывалась основная часть угля и производилась основная часть стали в Германии, от которой зависела вся немецкая экономика.

Платить золотом было слишком тяжело из-за сложных послевоенных условий в мировом хозяйстве, так что в 1922 году союзники согласились на внесение репараций натуральной продукцией: углем, сталью, древесиной. Германия уже выполняла репарационные поставки угля во Францию, поскольку главный французский угледобывающий район попал в зону боев и был сильно разрушен, угля не хватало и Франция испытывала в нем нужду. В 1919 году Германия поставила по репарациям 2,5 млн. тонн угля, в 1920 году – 15,2 млн. тонн, в 1921 году – 18,2 млн. тонн, и в 1922 году – 18,4 млн. тонн38. В 1922 году из среднемесячной добычи в Руре в размере 8,1 млн. тонн угля, 1,5 млн. тонн шло на репарационные поставки.

В принципе, немцы были согласны на такие условия, тем более, что каждый миллион тонн угля стоил 26,6 млн. марок золотом, и годовые репарационные поставки только углем составляли по стоимости около 490 млн. марок золотом. Однако, в декабре 1922 года союзники обвинили Германию в невыполнении плана репарационных платежей и поставок. 11-16 января 1923 года французские и бельгийские войска оккупировали Рейнскую область вплоть до Дортмунда. Так и осталось не до конца ясным, какие были мотивы у французского правительства, в частности премьер-министра Франции Раймона Пуанкаре. Высказываются предположения, что Франция собиралась ввести в Рейнской области такой же режим, как в Сааре, который был отторгнут на 15 лет от Германии и там было введено временное управление под руководством представителей союзников, а потом окончательно отторгнуть ее от Германии. В этом случае Франция превратилась бы в экономически сильнейшую страну в Европе.

В Германии оккупация Рейнской области вызвала истинно катастрофические экономические последствия. Рур занимал исключительно важное место в немецкой экономике, поскольку давал в 1919 году 71,1% угля, 82,5% кокса, 56,8% чугуна, 63,6% стали, 61% гудрона, 60% бензола, производимых в Германии39. Потеря контроля над всем этим важнейшим сырьем означала крах немецкой экономики; который и произошел в 1923 году.