— Эй ты, Дарио! — кричит Флоренсио. — Идите с Папашей туда, назад, и подожгите, чтобы был встречный столб.
Дарио бросает пальмовый лист и, тяжело дыша, бежит следом за Папашей. Они пересекают участок по меже. Скорее, огонь движется быстро. Надо преградить ему путь, забежать вперед и пустить другой огненный столб ему навстречу. Пусть пламя пожрет пламя. Только сегодня утром Дарио уронил где-то здесь свой брусок. Теперь уж пропал, не найдешь. Дарио задыхается. Старый негр бежит впереди, и хоть бы что. Огонь меняет все вокруг и поминутно меняется сам. Какое большое поле! Дарио останавливается на миг, чтобы отдышаться. Ну вот, добежали. Папаша нагнулся, собирает листву. Надо сделать факелы и расставить по борозде. Теперь подожжем. Огонь постепенно передвигается. А теперь отсюда. Слышится потрескивание. Папаша и Дарио стоят в ожидании. Тишина. С той стороны подступает второй столб огня. Листья сейчас сухие, и ветер оттуда. Искры летят. Пламя разгорается.
Из глаз старого негра катятся слезы. Дарио и Папаша медленно отступают. Сначала дым вьется тоненькой спиралью — белый-белый. Потом постепенно синеет, становится серым и наконец — черным. Пламя растет. Это хорошо. Давай, бей врага! Огонь набирает силу, пожирает все, тянется вверх, движется вперед. Навстречу шагает другой огненный великан. Вот они уже близко. Столкнулись, сшиблись. Бой за каждую пядь земли. Гиганты то сцепляются, то расходятся. Каждый пытается захватить побольше места, вот снова сцепились, слились, закружились… рассыпались. Люди наступают, мачете рассекают воздух. Минута замешательства. Враг пытается вернуться на прежние рубежи. Тихонько подползает. Бросается на людей, на них двоих — на Папашу и на Дарио… Но Дарио с Папашей уже на дороге.
Начинают копать новый ров. Подходит Флоренсио, что-то говорит. Ничего не слышно. Жарко. Пепел летит со всех сторон.
— Ну, вроде справились, — говорит Папаша. — Теперь огонь топчется там посередке. Съест все до последнего, а тогда уж приползет сюда. Ну, тут ему и крышка.
— И хорошо. А то я совсем задохся. Кажется, мы вовремя его перехватили.
— А как же, парень. Хорошо, что мы пустили встречный. Я думаю, он…
Дарио не слушает. Он смотрит на огненный вихрь посреди поля. Как он красив, буйный, красный, умирающий…
То было время бурного роста, день ото дня. Долой все старое, привычное! Дарио навек порывает с миром лжи, в котором вырос, и весь, безраздельно, отдается великому делу освобождения масс. Только в борьбе смысл существования. Он знал, что бессмертные идеалы, мечты молодых воплощаются в жизнь лишь в решающие минуты, на крутых поворотах истории. Он верил в чистое пламя революции до конца, беззаветно, по-якобински, поклонялся героям, свершавшим небывалые подвиги во имя свободы, восхищался духовной стойкостью людей, которые поднялись все как один в ответ на призыв переделать жизнь. Дарио был непримирим ко всему отжившему, грязному. Возможность действовать воодушевляла его сама по себе, и он не очень-то предавался размышлениям. Голова пылала от романтических лозунгов, от высоких слов. Слушая горячие речи и пламенные патриотические клятвы, юноша наивно полагал, что с реакцией и застоем покончено навсегда, компромиссы и уступки уже невозможны, и больше никто не остановит нас на нашем пути. Для Дарио существовал только один выбор: родина, которую он так нежно любил, или смерть — без сомнения, мы все предпочтем смерть, если родина погибнет. И Дарио работал, боролся, активно участвовал в общем деле — воевал против американских империалистов, национализировал иностранные предприятия, дрался с врагом и с каждым днем яснее и яснее понимал: в сложном современном мире человек, а тем более народ должен взять все ценное, что осталось ему от прошлого, по найти свой собственный путь. По этому пути надо идти не отклоняясь, что бы ни случилось. Иначе останется только одно: покориться, смириться навсегда со своей жалкой участью.
Дарио, как все, учился быть революционером в самом ходе революции. В огне борьбы он постигал смысл таких понятий, как «класс», «империализм», «внутренняя реакция». Постепенно созревали взгляды, не похожие на прежние, устаревшие. Дарио жаждал новых идей, новых образцов для подражания, искал свой, самостоятельный путь. Мы обрели право думать и теперь смотрим на жизнь трезво, мы отвергаем высокомерие западного мира и в крестовом походе за правду, равенство и справедливость вырабатываем свою этику. Рождалось стремление создать такое общество, где человек человеку действительно может стать братом. Дарио верил незыблемо в будущее своей страны, в чистоту революции. И в то же время сам он складывался как личность. Появилась возможность расти, вырваться из серой повседневности, не быть посредственностью, выйти на свет из мрачной трущобы, приобщиться к сияющей славе героев и чудотворцев. Действовать, участвовать, занимать свое место в истории. Росло революционное самосознание и созревал человек — решительный, пламенный, мечтательный и веселый.
Он был искренен, впечатлителен и горяч. Часами плясал, радуясь какому-нибудь пустяку, и мучительно скорбел о тех, кто пал в революционной борьбе.
Дарио стоял в толпе перед президентским дворцом, перед памятником Хосе Марти на площади Революции. Теснота такая, что яблоку негде упасть. Юноша радостно ощущал свое единство с людьми, чувствовал силу, исходившую от них, сплоченных любовью к родине. Голосовали за Гаванскую декларацию, народ Кубы, Кубы XX века, вершил свою историю. Незабываемые минуты! Голос Фиделя плыл над морем голов, вскинутых к небу знамен и рук. Невольные слезы жгли глаза, люди были охвачены единым порывом, и Дарио знал, что отдаст все за революцию, за свое кровное дело.
Шел тысяча девятьсот семидесятый год. Дарио свято служил революционному народу, боролся за осуществление самой прекрасной своей мечты. Жизнь юноши навсегда слилась с судьбой родины. Построение нового справедливого общества, таинственное его рождение обещало Дарио счастье, жизнь, и он не спал ночами от волнения и радужных надежд. В этом же году с Дарио произошло и нечто более важное: раздвинулся его духовный горизонт, он словно заново родился. Революционер — прежде всего человек. Страстная преданность великому делу сочетается в нем с не менее страстной любовью к жизни, сила, преобразующая мир — с силой чувства, забота об общем благе — с нежной заботой о любимом существе. Вечный бой не мешает отдыху, труд неразлучен с мечтой, жизнь для истории — с жизнью здесь и сейчас, мысль о славе — с мыслью о простых радостях, воля — с чувством, жесткая требовательность к другим — с полной отдачей себя. И вот в самый разгар великой исторической эпопеи свершилось досоле невозможное: Дарио соединил свою судьбу с Марией, с той, что звала его взглядом темных глаз цвета сухой листвы.
Дарио бежал к ней сквозь лес флагов и знамен, он расталкивал взволнованных людей, которые выкрикивали лозунги и бросали вверх шляпы, натыкался на ноги сидевших на земле… И наконец оказался рядом с Марией. Дарио изнемогал от волнения: немыслимо жаркий день, история свершается у нас на глазах и — Мария здесь, Мария с темными глазами цвета сухой листвы. Они пошли домой вместо, мимо людей, которые пели и разговаривали; они болтали о всяких пустяках, об общих друзьях, обо всем, что произошло, немного о будущем, немного о настоящем, о своих надеждах. Они предчувствовали, что через минуту все сгорит под отвесными лучами полуденного солнца и останутся только море, шляпа с лентами, упавшая на песок, да вкус ее губ, жадных губ. Раскаленный соленый пляж, жар, объемлющий тело, кто-то оставил на песке полотенце, а на нем — зеленые очки в белой оправе, горячие тела тянутся друг к другу. Далеко в море плывет на спине одинокий купальщик… Они говорят что-то, но ветер уносит слова. Вдруг темная туча закрывает небо. Но ненадолго. А тела все тянутся друг к другу, дрожащие руки Дарио медленно скользят по ее плечам, шее, по мокрым волосам, в которых сверкают песчинки. Высунулся из песка краб. Дарио крепко сжимает ее в объятиях, находит губами ее губы, и она отвечает… Одежда жжет тело. Полуденное солнце льет с высоты яростное пламя. Огонь, все пламенеет вокруг. Ноги сплетены, любовь, жизнь, страсть, кровь, тело. Зонтик едва прикрывает их головы. Глаза закрыты, из уст рвется крик. Весь мир — сдерживаемое желание. Свершилось. Освобождение. Босые, они бегут по раскаленному песку. Бросаются в холодную воду. Поплывем! Поплывем вперед, далеко-далеко! Постой. Вода по шею. Они опять обнимаются, сплетаются. Волны сбивают их с ног, разлучают, снова бросают друг к другу. Огромное, бесконечное море вокруг, оно занимает три четверти нашей планеты. Солнце прямо над головой. Два тела слились в одно. И снова волны хотят разлучить их, перекатываются через головы, вода наполняет уши, нос, рот, раскрытый в радостном вопле. Чистое, ясное небо над головой. Бескрайнее море, сколько в нем рыб! И два маленьких сплетенных тела, и синяя вода. Прищурив глаза, Дарио видит далекий парус, он качается на волне. Дрожь опять пробегает по телу… Толчок, удар, взрыв… вода, земля, солнце, парус и само время — все замерло. Миг бессмертия и вечности, ибо сейчас они — продолжатели рода того странного двуногого существа, что живет, думает, страдает, любит, борется, умирает и без конца, без конца, без конца повторяется в этом мгновении необъяснимого счастья.
