Всё они – исчезли.

С рассветом.

Словно бы свет Исы был им чужд, словно бы они боялись его.

 Они растворились в темноте так же быстро, как и появились, оставив после себя залитые кровью улицы и воющих от ужаса и горя людей.

Итэш не выл.

Не плакал.

Он не чувствовал ничего.

Совсем.

Веарди тоже ничего не чувствовал.

Совсем.

Чувствовать было слишком больно, слишком некогда сейчас – во всём том хаосе, что творился вокруг уже которую неделю подряд, и ни конца, ни края этом не предвиделось.

Веарди невероятно устал, но даже во сне не удавалось найти покоя.

Сны про мальчика Итэша и его незатейливую детскую жизнь на удивление сильно выматывали. Нелёгкая судьба ребенка, так отчаянно любившего свою красавицу-мать, и потерявшего её в одночасье выбивала из колеи. Мать мальчика, зеленоглазая, темноволосая, чем-то была похожа на Ареку, но к шесс'ен вряд ли имела отношения – иначе он бы точно была бы родственницей Талэ и тогда бы Веарди знал и эту даму, и её ребёнка.

А он – не знал.

Да и вообще, все эти переживания были сейчас совершенно неуместны.

Веарди не мог понять, кем был этот ребёнок и его родители – незнакомые интерьеры и знамёна, незнакомые названия и имена. Ясно было только то, что мальчик этот был-таки человеком, судя по его матери, и жил на Леде.

И судьба у него тяжела.

Странным, конечно, было то, как отчетливо отпечатывались в памяти события снов – обычно ночные грезы оставались там, в предрассветных сумерках, но, смотревший на мир в своих видениях глазами мальчика Итэша, он запоминал всё происходившее столь четко, как если бы это происходило с ним самим когда-то, словно бы его собственные то были воспоминания.

Но этого не могло быть.

Не могло!

Он – не Дракон, как дядюшка Руни, помнивший своё прошлое воплощение, и живущий где-то под синими небесами Леды осиротевший мальчишка – не он. Веарди крайне хотел в это верить.

Как и верить в то, что произошедшее в видениях и в реальности – не связано.

Но не заметить сходства между нападением тех «колдунов» с резнёй в Хэлиссе было невозможно.

Не смотря на очевидные же различия.

Однако, неизвестные фанатики, порезвившиеся в одном поселений на Леде, вряд ли могли быть как-то связаны с аксаанскими степными кочевниками. Слишком непреодолимой для них была преграда из границы миров – они и реку то были неспособны пересечь, хотя конкретно в этот раз это не стало для них проблемой…

…Да и делиться с кем-либо подробностями своих кошмаров Веарди не спешил – ментальная связь с разумом какого-то ледианского мальчишки недопустима для Наследника Юга. Позволять же отцовским стервятникам, Мастерам Разума, копаться в своих мозгах он не желал. Не после того, как их распрекрасный Владыка отбраковал его!

И за что? За цвет глаз!

Ну простите, что желтый, а не зеленый!

Небось, по мнению отца, даже в этом мальчишке Итэше больше крови Талэ, чем в нём, в его родном сыне!

Разве он виноват, что пошёл в мать?!

…Он понимал, что обида его мелочна и потенциально губительна, но у него тоже была гордость, и позволить тому, кто отверг его, копаться в своём разуме, в самом его «я» он не позволил бы.

Попросить отца о помощи – показать ему свою слабость, свою неспособность справиться самостоятельно, свою… уязвимость. Он, Веарди Талэ, был в первую очередь Наследником Юга, и плевать, что его отец – Владыка Аксаанской Империи, в первую очередь он – Король Запада.

И нечего ему знать о проблемах посторонних.

Правда, чтобы обратиться за помощью к старшему брату через уязвлённую гордость переступать не надо было – Девон не меньше самого Веарди пострадал от несправедливости их отца. Что за шутка – отправить вечно больного, боящегося холода сына на Север! Что за жесткость…

Старший брат всегда относился ко всем, кто не Арека или его обожаемый Джейа, с прохладцей, с недавних пор к числу любимчиков добавились Вакке и жена с дочерью, но обратись к нему за советом или помощью Веарди – не отказал бы. И даже не стал бы лукавить, просто напомнил бы, что теперь за ним долг, который рано или поздно придется вернуть.

Девон всегда взыскивал долги.

Веарди бы и обратился к брату, честно, он правда собирался, но завертевшийся круговорот событий ему просто не позволил это сделать! А теперь Девон снова на не определённое время покинул империю, и невесть когда ещё вернётся.

Впрочем, у Веарди были проблемы посерьёзнее своих снов.

Потому что прямо сейчас он шёл по улицам Хэлисса, и в его памяти воскресали картинки того, что он увидел здесь тогда, три недели назад. И даже посылаемая Цаишем поддержка не улучшала ситуацию. Дракон ощущал смятение своего всадника, но даже ему были непонятны человеческая злоба и жестокость, проявившиеся здесь во всей красе.

Улицы были завалены телами, уже начавшими разлагаться и отравлять воздух характерным сладковатым запахом.

Веарди чувствовал по связи испытываемое Цаишем отвращение.

И разделял его.

Нападавшие были беспредельно, беспричинно жестоки. Они, задавив защитников города числом, перебили всех до единого сайши, а потом принялись и за городскую стражу, а после – за жителей.

И не стали им преградой хоть сколько-то значимой высившиеся вокруг города толстые и высокие кирпичные стены, бывшие гордостью Хэлисса. Многие века назад именно клан Хэлисс догадался, что если нет поблизости гор и хорошего камня, то строить можно было и из глины, коей было вдоволь на берегах могучего Итарра.

…Выжившие, сумевшие спрятаться по углам и подвалам, говорили, что степняки напали после заката и исчезли с рассветом, растворившись в тенях, в бескрайних пустошах равнины, словно и не было их никогда.

Они не угоняли скот и женщин с детьми, не грабили продовольственные склады, ничего не требовали, даже не желали им чего-то – только резали.

Убивали.

И они не забрали своих погибших собратьев, оставив их гнить рядом с горожанами. Это, наверное, было самым страшным, самым неправильным – степняки так не поступали.

Никогда не бросали трупы своих.

Это был для них самый страшный грех – это знали все южане.

На фоне этого даже вопрос, как же они-таки смогли преодолеть свои разногласия и конфликты за территорию, договориться меж собой и собрать столь значительную орду, а потом и переправить её через бурное течение Итарра, мерк и казался совсем незначительным.

Деталью.

Всего лишь деталью.

Но картины всегда состояли из сотен деталей, и всё они были важны.

Все они – способны дать ответ.

Или – помочь сформулировать правильный вопрос.

В таком, как известно, уже содержалась половина ответа.

…Несколько тысяч выживших, в основном стариков и детей, не успевали провести над каждым погибшим хотя бы малый погребальный обряд. Времени, прежде чем трупы начнут преображаться было слишком мало. Когда Веарди наконец добрался до Хэлисса, ещё не всех успели собрать в общую кучу.

Было принято решение провести погребальные ритуалы над всеми сразу.

Озлобленные мертвецы никому не были нужны.

Если бы все погибшие успели обратиться, то это стало бы катастрофой – на борьбу с таким количеством тварей пришлось бы привлечь слишком многих сайши, стягивая их к Хэлиссу, оставляя беззащитными другие города.

Это было недопустимо.

Тогда, в той суматохе, никто не обратил внимания, как нервно почёсывались и кашляли добровольцы, вызвавшиеся расчищать улицы.

Реальный масштаб проблемы осознали уже после – когда громадный погребальный костер, подожжённый от драконьего пламени, догорел, а прах был закопан глубоко под землю и надежно запечатан заклинаниями.

Так, на всякий случай.

А то мало ли…

…А дело было в том, что те немногочисленные счастливчики, сумевшие пережить нападение, отделавшись ранами различной степени тяжести, никак не желали идти на поправку.