Ну и что, что сам был сыном такого лорда, наследником клана, вассального блистательным Ксерай!

Родители были ещё молоды, у них будут другие дети, а у него впереди – мечта!

А у него впереди – служение Владыке!

А у него впереди – слава!

Бытие частью настоящей элиты…

…Так думал Рик до того, как сам стал частью это «элиты».

Каким же наивным он был!

Каким же глупым мечтателем, незрелым мальчишкой он был…!

И что же в итоге…?

Где же то благородство, воспетое в песнях бардов и стихах высокородных господ?

Где же та практически святость…?

Кроме фанатичной преданности своему Владыке, кроме высокомерия, кроме пренебрежения по отношению мирным жителям империи нечего и не было в них, этих зазнавшихся, самовлюбленных цепных псах короны.

И он стал таким же.

Не мог не стать.

Вот тебе и мечта…

Вот тебе и слава…

Тогда ещё юноша, Рик быстро разочаровался в своей мечте, но пути назад уже не было – клятвы были принесены, отказаться от собственных слов невозможно. И, видя то, чем стали некогда непременно лучшие из лучших, Рик понял, что его долг – попытаться что-то изменить. Хотя бы попробовать воспитать в младших то, что так ярко горело в нём самом…

Хотя бы попытаться…

Может, хоть для них не будет всё потеряно.

…А потом – были война с Цавербой, встреча лицом к лицу с Его Королевским Высочеством Руни и Лордом-Защитником Талурена Мару Тиори. А потом – поход на Цавербу, сбитые, падавшие из-под самых облаков драконы.

Потом – были кровь и грязь, сожженные редкие леса, бывшие для их врагов священными.

Потом – была смерть товарищей и появившаяся ожесточенность.

Потом – пришло понимание.

Он не мог изменить что-то, будучи просто старшим адептом, нужно было иметь титул и реальные заслуги за спиной. Нужно было имя, гремевшее в песнях уличных музыкантов. Нужно было стать легендой в умах юных, чтобы иметь возможность хоть что-то исправить.

И за семь минувших с того момента лет Рик стал мастером, получил под своё командование боевую тройку и дюжину юных, ещё неоперившихся Всадников, с горящими глазами и жаждой менять мир к лучшему. Которых ещё нужно было учить и учить… Которые не сумели ещё образовать связь с каким-то из драконов. Таких, каким он сам был когда-то…

Они уже не были учениками, пусть и отзывались на «сие», но их идеалы всё ещё были гибки, а вера в старших – неоспорима.

Теперь в глазах всей этой молодежи он – дае Рик Феан; самый юный Всадник, получивший титул Мастера; один из сильнейших сайши, способный сражаться наравне с легендарными Князьями Ближнего Круга.

Единственный человек из Мастеров.

Всадник Шаи.

Теперь он – легенда и пример для подражания, о чьих подвигах рассказывали юнцы друг другу, смотря на кого они сами желали облачиться в черно-алое и нести миру волю Владыки.

Теперь он должен был спасти их от того кошмара, что их ждал.

Да не погаснет эта вера в справедливость в их глазах…

Пусть будут продолжать верить в то, что они защитники и герои, а не убийцы!

Не цепные псы, рвущие неугодных по приказу.

…Но как же ему сохранить в этих юных сердцах веру в праведность их Владыки, если сам Рик её утратил? Находясь в центре этого безумия, захлебываясь в чужой агонии и видя, как что-то ломалось в его подопечных, он готов был кричать. Всё это было просто невыносимо.

Однако он молчал.

Молчал он и когда они вернулись в лагерь, чтобы позволить драконам и самим себе отдохнуть.

Молчал, смотря, как вдали продолжал подниматься к небу дым, хоть он и знал, что там всё могло лишь тлеть. Воздух тут, в лагере был чист, но фантомное чувство удушения не покидало, горло першило, а глаза продолжали слезиться.

Или то слёзы по собственным принципам, похороненным сегодня вместе с тысячами невинных?

Скорбь по неизвестным ему мирным кочевникам, даже не знавшим о страшном преступлении своих собратьев?

Скорбь по отчаявшимся и обреченным жителям Хэлисса?

Скорбь по себе самому?

По своей вере и надежде на то, что он сумеет что-то изменить…

Даже тогда, тридцать лет назад, когда Его Королевское Величество Магни выступил против нескольких племен Великой Степи, он мстил жестоко, но точечно, определенным семьям и народам.

Шестьдесят же лет назад Степь зачищали от Тварей – кочевники тогда и вовсе укрылись за реками, почти не пострадав.

Теперь же…

Теперь вину одних разделили на всех.

Разве это правильно?!

– Разве это правильно? – повторил Рик вслух, заметив, кто к нему подошёл.

Друг детства, плечом к плечу прошедший с ним этот путь длиною в пятнадцать лет.

Ула Кеи, в отличие от него, корни имел весьма знатные, его мать была их тех самых Ксерай, но вот предки его отца были известны в слишком специфическом смысле. В некотором роде, своей верной службой короне он пытался искупить вину своей прародительницы.

Во многом это накладывало свой отпечаток даже на суждения Улы.

– Мы здесь, потому что это наш долг, а не потому что правы, – устало вздохнул парень, тоже вглядываясь в укрытую пеленой дыма даль.

– А есть разница?

– Есть.

– Но не для нас…

– Наша правда – слово Владыки, Рик. Его Воля.

Сколько пафоса…

Сколько драматизма!

А правда? Где она?!

– Знаю, знаю… Но… Прав ли Владыка? Ула! Почему мы должны слепо следовать за ним, не имея права высказать собственное мнение? Когда мы потеряли это право…? Ведь когда-то он слушал тех, кто следовал за ним, а не единолично принимал решение за всех!

С каждым произнесенным словом голос Рика креп, и тем привлекал внимание до этого праздно шатавшихся юношей, особенно из числа тех, для кого поход против кочевников был в принципе первым.

Вокруг них начала собираться толпа.

Кто-то про себя разделял мнение дае Феана, кто-то осуждал, но – вмешиваться не спешили.

Рик и Ула никого не замечали.

– Ты говоришь опасные вещи, братец, – постарался осадить друга Ула. – Аккуратнее. Ты же знаешь, Его Императорское Величество до последнего закрывает глаза на проступки своего ближнего круга, но стоит ему получить доказательства предательства… – парень замер, словно бы у него перехватило дыхание, словно бы невидимая рука сжала его сердце. – Уничтожит. Своими руками.

Владыка не терпит неповиновения.

Владыка не терпит крамолы и бунта.

Власть Владыки – священна, Его воля – закон, Он – живое божество, воплощение Стража в их бренном мире.

Всё это они знали, и, разбуди их кто посреди ночи, без колебаний и запинок отчеканили бы всё это, но…

Но!

– Я знаю, знаю! – всплеснул Рик руками. – Но…!

Он и сам понимал, что, возможно, говорил лишнее, но плотина прорвалась, и он не мог удержать в себе все те мысли, что зрели в нём годами.

– Там ведь… Сотни, тысячи невинных. Дети, старики, женщины… Разве они виноваты в грехах своих братьев? Разве не мы когда-то пострадали от чужой кровной мести? Разве не поклялись самим себе никогда не совершать подобного? – каждое слово Рика вызывало звуки одобрения у свидетелей этого монолога. –  Разве… Разве, можно – так?! Почему мы должны убивать наш собственный народ?! Они просто были напуганы, они просто пришли в отчаянье! Им просто нужна была помощь… Почему мы их убили? Обрекли на участь, страшнее самой жестокой пытки… Таких же людей как и мы…

И не замечал Рик, что был единственным человеком, кроме Улы.

Не замечал, как ропот юных Всадников стал громче, но зазвучал как-то испуганно, почти панически.

– Тише!

– Молчите!

– Не навлекайте беду!

– Что здесь происходит? – подобно грому разрезал галдеж взволнованной молодёжи голос Его Королевского Величества Магни, что вместе со своим наследником их сопровождал и лично контролировал зачистку очагов эпидемии.

Мгновенно повисла тишина.

– Ваше Величество… – осторожно начал Ула, искренне надеясь суметь своей дипломатичностью отвести беду от друга.

– Что. Здесь. Происходит?