Я зябко обняла себя за колени, прижав их к груди. Инзар с жестким блеском в глазах пояснил, что ожидает тех, кто все это задумал: только смерть. Если не будут сопротивляться при задержании – умрут по закону, после суда. При малейшем сопротивлении инопланетник сам с удовольствием размажет их тонким слоем по любой, первой попавшейся, поверхности. Осознание того, что Пашка умрет, убивало меня. Сдавливало ледяными безжалостными пальцами горло. Разрывало острыми когтями на лоскутки душу и сердце.
Почему-то о себе я не думала. Собственное бедственное, подвешенное в пространстве и времени положение не заботило. То ли я уже смирилась с тем, что жизнь окончена. То ли осознание неизбежности финала моей короткой жизни ускользало от измученного мозга. Я снова и снова возвращалась мыслями к Пашке. И не верила тому, что мне сказал инзар. Он лжет! Не знаю, зачем ему это надо, но он упрямо говорит мне неправду. Может, надеется, что я, пожалев жениха, все же расскажу ему кто задумал похищение и где они прячутся? Я бы охотно это сделала. Если бы хоть что-то знала.
Снова и снова накатывало сожаление. Если бы я знала, в какую аферу лезу, то точно бы потребовала видеоканал связи для всех переговоров. Постаралась бы запомнить каждую черточку лиц тех, с кем общалась. Все бы записала на зумм. А так единственное, что нашло хоть какое-то документальное подтверждение – это факт моего общения с законником, то, что он устроил меня в гостиницу, пользуясь своим служебным положением, и то, что он дал мне денег. Остальное словно растворилось во времени и пространстве. Или являлось бредом моего воспаленного воображения.
Иногда в моей голове мелькали смутные мысли о том, что, если бы я оказалась хоть чуточку внимательнее и умнее, что я бы и вовсе не попала в этот переплет. Что меня выбрали только потому, что я оказалась законченной идиоткой, живущей в своем придуманном мирке, не снимая розовых очков. Но они почти сразу исчезали, похороненные под валом лихорадочных придумок, как спасти Пашку. Мне уже было плевать на себя.
Я не знаю, сколько я так просидела, попеременно строя несбыточные планы и жалея, что не могу помочь Пашке. Наверное, долго. Потому что, когда распахнулась входная дверь и вихрем влетевший в каюту разъяренный инзар сдернул меня с насиженного места, одеревеневшее тело отказалось мне подчиняться.
– Ты долго будешь так сидеть, глядя в одну точку?
Взбешенный инопланетник жестко меня встряхнул и почти бросил, заставляя встать на ноги. Я не ожидала такого жесткого воздействия. Мои зубы громко клацнули, смыкаясь на кончике языка. Во рту появился неприятный привкус. Кажется, я прокусила себе язык. Вот только боли я не почувствовала, занятая необходимостью удержать равновесие. Ноги, онемевшие от длительного нахождения в согнутом виде, подломились, и я начала падать.
Того, что случилось далее, не ожидал никто. Я полностью потеряла управление собственным телом, и не сумела предотвратить падение. А инопланетник, кажется, вообще не ожидал подобной наглости от заключенной. В итоге я оказалась у него на груди, чувствительно приложившись подбородком, и едва не соскользнула ниже. Растерянный мужчина вовремя опомнился и схватил меня за плечи, удерживая от дальнейшего падения. Вся его злость мигом куда-то улетучилась. И мы застыли скульптурной композицией в объятиях друг друга.
Я нервно сглотнула, ощущая под щекой сильные и частые удары его сердца. От понимания того, по чему бы я проехалась лицом, не поймай он меня вовремя, на щеки плеснуло жаром. Мне только обвинения в сексуальных домогательствах с целью избежать своей участи не хватало для полноты ощущений. Стыдобище!
Секунд десять ничего не происходило. Только чужое инопланетное сердце все так же бешено колотилось у меня под щекой. А потом инзар чуть смущенно хмыкнул, и перехватил меня поудобнее, крепче прижимая к себе:
– Досиделась? – В его голосе перекатывались ворчливые нотки. Но злости больше не было. – Когда ты последний раз нормально ела?
Не отрываясь от оказавшейся такой удобной мужской груди, я передернула плечами:
– Не помню. Но упала не из-за этого.
– А из-за чего? – К ворчливым ноткам добавилось любопытство. И я неожиданно для самой себя улыбнулась, поясняя:
– Тело затекло от длительного сидения в неудобной позе.
Меня аккуратно отстранили, но продолжали удерживать за плечи. И я была за это благодарна. От восстанавливающегося кровотока в ногах по телу бегал миллион электрических муравьев, безжалостно вгрызаясь в мышцы. Если бы инзар не удерживал меня, то я бы все-таки свалилась к его ногам.
– А почему тогда ты не сменила позу, если она неудобная? – В темных глазах плескалось недоумение. И я снова улыбнулась. Совсем как дурочка.
– Потому что не ощущала, что поза неудобная.
Некоторое время мужчина недоуменно меня рассматривал. А потом поинтересовался:
– И где тут логика? Земляне ведь разумная раса.
– А при чем тут разумность землян? – Теперь настала моя очередь недоумевать.
– При том, что у разумных рас поведение напрямую подчиняется логике. Нелогичное поведение в таком случае может указывать на психическую болезнь. О чем ты думала, сидя на койке?
Градус настроения, слегка поднявшийся от глупого происшествия, снова скатился куда-то в бездну. Я помрачнела.
– Я думала о той ситуации, в которой оказалась. – Я немного помолчала, разглядывая каменное лицо напротив. Инзар не казался злым или равнодушным. И я решилась задать вопрос: – Что теперь с мною будет?
Смоляная бровь выгнулась в удивлении:
– И ты считаешь свое поведение логичным? Я ведь уже говорил тебе, что тебя ждет: суд и справедливый приговор.
Мне на голову словно бетонная плита опустилась. Как-то после всех разговоров и доброжелательного отношения ко мне со стороны инзара, я начала думать, что суд для меня отменяется. Я же не виновата! И мы это выяснили.
Не отрывая взгляда от карих глаз инопланетника, я наощупь опустилась на край койки:
– Но как же… Ты же выяснил, что я невиновна… Я же… Я ничего не знала!.. И я добровольно вернула вам Эйзирейю, когда узнала, кого везу!
Челюсти инопланетника с силой сжались. На скулах заиграли желваки. Презрительно цедя слова, он проинформировал меня:
– Я – аргран! Я связан контрактом и понятием чести! И моя честь требует доставить тебя в суд для разбирательства по поводу твоего участия в похищении. Я не могу уронить свою репутацию. Для моей профессии это крайне важно. Это понятно?
Я физически ощутила, как поникли мои плечи. Но все же задала следующий вопрос:
– А каким, по твоему мнению, будет для меня приговор суда?
На этот раз инзар молчал очень долго, не отрывая от меня глаз. Но все же соизволил ответить. Впрочем, лучше бы он молчал и дальше. Потому что его ответ был краток:
– Смерть.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Он, абсолютно уверенный в своей правоте, и я, почти уже сдавшаяся, утратившая волю к жизни. И в самом деле, зачем мне жить? Ради кого? Или ради чего? Просто так, без цели? Извечным памятником собственной глупости? Или ради Пашки, который не задумываясь, обменял меня на какие-то свои планы и задумки? Разве ради него стоит жить? Боже, что за чушь у меня в голове!
Устав смотреть в немигающие карие глаза с полностью потухшим вишневым огоньком, я снова подтянула колени к груди:
– Уходи. Наш разговор не имеет смысла. А я хочу остаться одна.
Наверное, гордый аргран не привык к такому отношению. И для него было в диковинку, что заключенная выгоняет его из собственной камеры. Наверное. Я не смотрела на него. Не было больше сил.
В каюте повисла вязкая тишина. Из тех, что давит на уши, и забивается в нос и горло. Лишает воздуха. Лишает воли к жизни. Как темная вода поглотившего свою жертву болота. Сонное оцепенение уже обволакивало меня, увлекая за собою туда, где не было места для боли и страха, когда раздался голос арграна. Я вздрогнула. Думала, что он давно ушел. А он, оказывается, все это время стоял и смотрел на меня. А я этого не ощутила.
