Не могу удержаться, ну очень хочется, чтобы эта информация дошла до всех интересующихся всемирной историей вообще и историей образования в частности. Так вот, Стамбульский университет довольно-таки старинное учебное заведение, он был основан в 1453 году как высшая мусульманская школа. Естественно, там изучали не только богословские дисциплины, но и всё, что должны были знать образованные люди того времени. Это один из десяти старейших университетов мира. Для примера напомню, что первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия – было учреждено лишь в 1687 году. История создания Стамбульского университета достаточно любопытна. Уже на следующий день после захвата Константинополя в Святой Софии, величайшем на тот момент христианском соборе, собрался учёный совет, на котором приняли решение о строительстве комплекса для обучения студентов. Именно этот день считается датой рождения османской науки.
В то время, когда наши герои осваивали новую для себя науку – торговлю, в университете было одиннадцать факультетов и обучалось тридцать пять тысяч студентов. Опять же для сравнения: на начало 2013 года в нём было уже двадцать факультетов, где училось около семидесяти тысяч студентов и восемь тысяч аспирантов, а среди преподавателей значилось около двух тысяч профессоров. Любопытно, что среди выпускников Стамбульского университета – один из президентов Турции Абдулла Гюль, бывший премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион, а также Орхан Памук, первый турок, удостоенный Нобелевской премии в области литературы, и многие-многие другие известные политики, учёные, деятели культуры. А у нас до сих пор бытует мнение, что Турция – отсталое, невежественное государство.
Ну да ладно, отвлеклись немного, пора возвращаться в 1988 год, на площадь перед университетом, где наши герои оказались в бурлящем людском море.
Казалось, всё это скопище куда-то перемещалось, оставаясь при этом на одном и том же месте, просто люди двигались в разных направлениях, минуя друг друга, но иногда и сталкиваясь без взаимных обид и ссор. Все голоса сливались в один общий гул, повисший над площадью. Друзья шли рядышком, девчонки вообще взялись за руки: потеряться было очень даже просто. Прежде всего надо было понять сам смысл этих передвижений людских масс. Вскоре стало ясно, что с места на место переходили исключительно покупатели, а продавцы старались со своих облюбованных мест никуда не уходить. Следующее открытие всех поразило: оказывается, русских среди продавцов было неизмеримо меньше, чем поляков, чехов или югославов. Около площади припарковалось множество туристических автобусов с номерными знаками по меньшей мере десятка различных государств – так Анатолию показалось в первую минуту. Он сумел опознать машины из Ирана и Сирии, Польши и ГДР, Италии и Греции, а также ряда сопредельных с ними стран. И все эти люди не просто предлагали, а буквально навязывали, да ещё, по мнению Анатолия, и довольно дёшево, продукцию, изготовленную на их родине. Это был огромный стихийный, никем не контролируемый рынок, и, если бы он периодически не выплёскивался на мостовую, затрудняя движение транспорта, полиции не было бы до него никакого дела. Правда, как это всегда бывает в местах большого скопления людей, здесь промышляло множество любителей пополнить свой кошелёк путём отъёма чужого, и время от времени переодетые в штатское полицейские препровождали очередного любителя жить за счёт воровства в ближайший участок. За несколько минут подобная сцена дважды произошла на глазах наших друзей, которые так и не смогли разобраться, то ли полицейские настолько искусными были, то ли карманники совсем неопытными оказались.
«Надо же, почему у нас нет такого?» – задался было вопросом Анатолий, но тут же махнул рукой: всё и так ясно, ведь здесь расположен тот исторический перекрёсток на пути перемещения народов, куда с торговыми целями люди прибывают уже несколько тысячелетий подряд. И так будет всегда, вернее, до тех пор, пока существует человечество. Россия же тупиковая страна, и решиться отправиться к нам могут только отчаянные смельчаки, а центр настоящей, живой торговли – без посредников, накруток, налогов и прочих поборов – всегда будет именно в таких местах, как это.
Додумав эту мысль до конца, он понял, что всё происходит так, как это было тысячу лет назад, когда русские купцы прибывали в Византию своё продать да у других купить, чтобы уже дома с немалой выгодой реализовать привезённое. Причём в выигрыше оказывались все: и иноземные купцы, и русские покупатели. А раз так, то нет ничего зазорного продать здесь то, в чём остро нуждаются турки, а на родину доставить вещи, о которых многие могут только мечтать.
Анатолий потихоньку начал увлекать друзей в такое место, где, с его точки зрения, было наиболее безопасно: и от полиции легко скрыться, и от ловких рук свои карманы уберечь, несомненно, проще будет.
В этот момент к ним подошёл парень лет тридцати, немного странно выглядевший. Марлевая повязка на голове, заклеенный пластырем нос и заживающая ссадина на правой щеке были безмолвными свидетелями того, что он незадолго до их встречи попал в какую-то неприятную историю.
«Явно русский, сейчас будет денег просить. Отказать? Да как можно, человек в беде. Но и дать нечего: всё в гостинице, с собой мы ни копейки не взяли», – пронеслось в голове Анатолия, но услышал он совершенно другую историю.
– Ребята, я слышу русскую речь. Я ведь тоже русский, жил в Питере, врач-стоматолог по профессии, лет пять назад женился на сербке, с тех пор живу в Нови Саде (есть такой город на берегу Дуная), работаю по профессии. Тёща моя познакомилась как-то с одним турком, вернее, скажем так: туркоговорящим выходцем из Боснии, вышла за него замуж и укатила в Стамбул, где у того куча всяческих предприятий: и кожевенная фабрика имеется, и изделия из этой кожи он шьёт, да магазинами, где всё это продаётся, он владеет. Вот жена меня и уговорила в отпуск съездить мать навестить. Машину ей та недавно подарила, права я ещё из России привёз, вот и решился. Всё было замечательно, но перед самым Стамбулом в нас какой-то пьяный турок врезался. Машина в хлам, мы в больницу. Отдохнули, называется.
Он даже носом хлюпнул, а в глазах слёзы блеснули, но собрался, подтянулся как будто и продолжил:
– Меня пару дней назад выписали, жена всё ещё там, вот я и брожу здесь как неприкаянный. Турок (тесть, значит) – мужик что надо, денег на нас не жалеет, но общаться мне у него не с кем. Он это заметил и посоветовал немного в одном из его магазинов поработать. Я, конечно, попробовал, но оказалось, что я в этом ни бум-бум, да и не понравилось мне там. Пахнет непривычно. У меня от этого запаха через пару часов голова разболелась.
Он крутанул головой, усмехнулся как-то совсем по-свойски и вновь заговорил:
– Работает, правда, у него один болгарин, я его Эдиком кличу, он несколько лет газопровод «Дружба» строил. Знаете, такой большой, из Тюменской области в Болгарию тянется? Так вот Эдик этот по-русски не хуже нас с вами лопочет. Но он занят постоянно, с ним особо не поболтаешь. Хозяином того магазина сын тестя числится, но он ни одного нашего слова не знает.
Парень помолчал немного, внимательно рассматривая своих слушателей. Потом явно на что-то решился и вновь заговорил, причём если вначале тон у него был не просящий и не ноющий, а совершенно обыденный, то теперь он превратился в деловой:
– Он мне и предложил (через Эдика, разумеется), и знаете что? Я вначале не до конца его мысль понял, а потом ничего, врубился. Так вот он мне сказал: «Чем, Костя (это я, значит, Константином меня родители назвали), без дела маяться, иди ищи русских, которым кожаные вещи нужны».
И вновь замолк, лишь глазами туда-сюда водил. Постоял так немного и начал объяснять:
– Хозяин (его Абдуллатифом зовут) всё, что вы на продажу привезли, меняет на куртки, пальто и дублёнки. Качество товара у него очень хорошее, мастера все из Болгарии. Вещи ваши он оценит выше, чем здесь, потому что тесть всё это потом в других своих магазинах в богатых кварталах Стамбула продаст.
