Л. 79: «Сонет на тленность земных вещей» А. А. Токарева; автограф, на бумаге без года, с подписью: «А. А. Токарев».
Л. 80: Стих. «Юной красавице, с французского, подражание Парни», с пометой карандашом: «Члена Толстого», т. е. Я. Н. Толстого; автограф, на бумаге без года; вошло в сборник его «Моё праздное время», стр. 82—84.
Л. 81: Стих, с оторванным заглавием и началом 1-го стиха, писано неизвестной рукой, на бумаге с водяным знаком 1817 г., с авторскими поправками:
[Бог Солнца?] часто оставляет
Свой двухолмистый Геликон…
[24] * * *
Из приведённого описания и из ознакомления с самым материалом можно сделать несколько небезынтересных выводов о «Зелёной лампе». Прежде всего — относительно её личного состава. До сих пор было известно двадцать членов кружка[25]; теперь мы можем прибавить к ним ещё одного участника «Зелёной лампы», и притом активного, — князя Дмитрия Ивановича Долгорукова. Четвёртый сын известного поэта и автора обширных замечательных «Записок и воспоминаний кн. Ивана Михайловича Долгорукова» (род. 1764, ум. 1823)[26], он родился 10 августа 1797 г., воспитывался дома, а службу начал 19 января 1816 г. канцеляристом в Московском губернском правлении; затем 11 июня 1817 г. перешёл, в том же звании, в канцелярию Департамента государственных имуществ (тогда — в составе Министерства финансов), а 2 июня 1819 г. перевёлся в ведомство Коллегии иностранных дел. В годы службы своей в Петербурге Долгоруков, естественно, вращался в кругу тогдашней великосветской молодёжи и легко попал в кружок «Зелёной лампы», о принадлежности своей к которой он оставил собственное показание: в 1826 г., по поводу дошедших до него в Рим (где он тогда служил при нашем посольстве) слухов о разысканиях Следственной комиссии по делу декабристов, он писал своему брату: «Знаешь, что в Петербурге не на шутку разыскивают общество „Зелёной лампы“, членом которого я состоял семь лет тому назад» (письмо от 9 апреля 1826 г.), причём прибавлял: «Это потому, что и Трубецкой был членом этого общества»[27]. Как видим, Долгоруков определял время своего пребывания в кружке 1819 г., к которому относятся и наши бумаги; в них находятся два его собственноручно писанных стихотворения: «Размышление при смерти г-на Б-ва» и «Романс» — пиесы весьма невысокого качества, свидетельствующие лишь о любви автора — несомненно наследственной — к стихотворным упражнениям: обе они переносят нас к образцам ещё XVIII в. и служат доказательством того, что сын вырос на чтении произведений своего отца, Нелединского-Мелецкого и других поэтов того же типа, но ещё неискусен в стихотворчестве и пользуется старыми образцами; читать его стихи рядом с такими произведениями, как оглашавшиеся в «собраниях» «Зелёной лампы» стихотворения Дельвига и, вероятно, Пушкина, просто досадно. Приведём здесь «Романс» Долгорукова: он всё же лучше его бледного, риторического «Размышления».
РОМАНС
Не шути, мой ангел милой, —
Век недолог для меня;
Он не будет там унылой,
Где с тобой увижусь я.
Быстро в горести жестокой
В жизни сей часы летят
И в земле сырой, глубокой
Мёртвые спокойно спят.
Там все горести земные
Для меня угаснут вдруг,
Там кружатся сны младые, —
Не жалей меня, мой друг!
Кто с печалями сдружился,
Для того сей в тягость свет;
Кто несчастливым родился —
Для того надежды нет.
Я умру для жизни новой
С образом твоим в очах,
Сброшу бедствия оковы
С именем твоим в устах.
К. Долгорукой
Между тем Долгоруков считал себя «поэтом в глубине души»[28] и был человек с несомненным изящным вкусом и с большим и широким образованием: об этом наглядно свидетельствуют хотя бы его письма к отцу и к брату из Константинополя, Турина, Неаполя, Рима, Флоренции, Мадрида и других городов, в которых в 1820—1826 гг. ему приходилось бывать по службе при наших миссиях и посольствах; письма его живы, разносторонни, остроумны, в высокой степени литературны и читаются и теперь ещё с большим интересом[29]; в некоторые письма включены описания осмотренных Долгоруковым замечательных местностей и зданий; иногда внесены в них и стихи, — например, «Камин» (Рим, 1822)[30], «Видение при Тивольском водопаде. Посвящено М. А. Нарышкиной, во время пребывания её в Риме» (1822)[31], «Михайле А. Дмитриеву» (Мадрид. 1826)[32]… Занятий стихотворством он не оставлял и впоследствии, в течение всей своей жизни и службы — в Лондоне, Гааге, Неаполе, снова в Константинополе и, наконец, в Тегеране, где он был с 11 июня 1845 г. до 20 марта 1854 г. посланником; 23 марта 1854 г. он был назначен сенатором в московские департаменты Сената и умер в Москве 19 октября 1867 г. В 1857 и 1859 гг. Долгоруков издал два сборничка своих стихотворений, под заглавием «Звуки»; в них вошло: в первое издание (выпущенное без имени автора, не для продажи и в весьма ограниченном количестве экземпляров)[33] — тридцать три пьесы, а во второе (уже с именем автора) — те же пьесы, но с прибавлением двадцати шести новых, — всего пятьдесят девять. Эти произведения, на разнообразные темы («Москва», «Завещание», «Отчий дом», «Детство», «Четыре времени года», «Мечты», послания к разным лицам и т. п.), по технике несколько выше ранних опытов Долгорукова, не лишены и чувства, и мысли, но всё же не возвышаются над скромною посредственностью. Эпиграфом к своим книжкам Долгоруков поставил слова:
Пою не по наследству лиры,
Но муз, без спроса их, любя, —
а в виде вступления или предисловия привёл стихи свои:
Зачем писал я? Это знает
Мой демон. По словам Платона,
У каждого из нас есть свой:
Кто любит женщин; кто охотник
За картами губить свой век.
Мне милы гордые Камены
И сладок лир волшебный звук.
Автобиографических черт в стихотворениях Долгорукова мало, хотя есть кое-какие воспоминания об отце, о детстве; о Пушкине Долгоруков не обмолвился в своих стихах нигде ни словом; а между тем он был с ним знаком довольно близко, по крайней мере поэт однажды вспомнил о нём в письме к С. И. Тургеневу, константинопольскому сослуживцу Долгорукова, — от 21 августа 1821 г., из Кишинёва: здесь Пушкин тогда встречался со старшим братом Долгорукова, князем Павлом Ивановичем Долгоруковым, служившим в 1821—1822 гг. в Кишинёве[34] членом Попечительного комитета о колонистах Южного края России, председателем которого и в то же время главным попечителем был известный И. Н. Инзов[35].