Приведённые отзывы о Салтыкове согласуются с тем впечатлением, которое выносится от знакомства с ним по письмам его дочери к А. Н. Семёновой. Несомненно, что в общежитии он был человек с тяжёлым характером, — меланхолик, брюзга, приходивший в дурное настроение духа от всякого пустяка, мнительный и раздражительный, с большою дозою эгоизма и деспотизма, хотя и сдобренного личиною свободомыслия. К сыну своему относился он с повышенною строгостью и требовательностью, держал его в чёрном теле и не всегда был справедлив к нему; дочь — любил, но внушал ей страх к себе; очень расположившись сперва к жениху дочери — добродушному поэту Дельвигу, он затем внезапно и без видимой причины изменился к нему, и между ними впоследствии вместо родственной близости создалась, по-видимому, взаимная отчуждённость; к тому же в конце 1828 г. (7 декабря) Салтыков был назначен сенатором в 6-й (Московский) Департамент Сената и, одинокий, уехал в Москву[260], где в 1830 г. (10 февраля) назначен был ещё почётным опекуном Московского опекунского совета[261]. Он был членом Московского Английского клуба[262], вице-президентом Российского общества садоводства с самого его основания в Москве в 1835 г.[263], посещал вечера А. П. Елагиной[264], был в то же время в приятельских отношениях с Чаадаевым[265], бывал у И. И. Дмитриева, который однажды, в 1833 г., на вопрос кн. П. А. Вяземского о том, что делает М. А. Салтыков, отвечал: «Всё вздыхает об изменении французского языка…»[266]
Следует особенно припомнить, что Салтыков был членом «Арзамаса». Ещё в 1812 г. он был дружески знаком с Батюшковым, Дашковым и другими представителями молодого литературного поколения; а когда в конце 1816 г. основался «Арзамас», — Салтыков был приобщён к числу почётных членов этого содружества с титулами «почётного гуся» и «природного члена»[267]; есть указания, что он участвовал и в самых заседаниях «Арзамаса»[268], просуществовавшего, как известно, недолго. Здесь он мог встречаться и с юным арзамасцем Пушкиным, который впоследствии относился к Салтыкову с особенным уважением. Так, узнав о помолвке своего нежно любимого друга Дельвига, поэт писал ему: «Цалую руку твоей невесте и заочно люблю её, как дочь Салтыкова и жену Дельвига» (XIII, 192) — или, незадолго до свадьбы: «Кланяйся от меня почтенному, умнейшему Арзамасцу, будущему своему тестю — а из жены своей сделай Арзамаску — непременно…» (XIII, 241)[269]. С горестною вестью о смерти Дельвига Пушкин, находившийся тогда в Москве, немедленно отправился к Салтыкову, чтобы сообщить ему об ужасном событии, но — «не имел духу» сделать это…[270]
В начале 1846 г. Салтыков был, по отзыву Плетнёва, «довольно ещё здоров и даже как будто свеж»[271]; действительно, он прожил после того ещё пять лет — и умер в Москве 6 апреля 1851 г., года за два до смерти выйдя в отставку[272]; однако, по словам Греча, он под конец жизни «от старости и болезни лишился ума…»[273].
II
После Салтыкова нам придётся, в первой половине нашего рассказа, встретиться с другою, не менее оригинальною личностью, — с дядей С. М. Салтыковой, Петром Петровичем Пассеком. Это был единоутробный брат М. А. Салтыкова: мать последнего, Мария Сергеевна, рожд. Волчкова, известная в своё время красавица, ещё задолго до смерти своего мужа, Александра Михайловича Салтыкова[274], сошлась с Петром Богдановичем Пассеком, одним из главных пособников Екатерины II при восшествии её на престол[275]. По словам Г. И. Добрынина, она «в самых цветущих летах разладила с мужем и, в таком горьком случае, искала пособия и защиты по Петербургу. Пассек тогда был при дворе камергером. Он ей предложил своё покровительство, которое показалось ей тем надёжнее, что и он, разладя с женою, из фамилии Шафировых, не меньше имел нужду в покровительстве себя молодыми и пригожими женщинами. Сей случай двух горевавших половин сочетал их на всю жизнь»[276]. От этого-то союза и родился, около 1775 г., сын Пётр, который получил отчество и фамилию своего отца Пассека, хотя и прижит был М. С. Салтыковою без развода её с мужем. П. Б. Пассек, своенравный до дикости вельможа и всесильный временщик, любил, по свидетельству Добрынина, хоть и незаконного, но единственного своего сына «беспримерно», ибо, при всех своих недостатках, даже пороках, был «наилучший отец, наилучший любовник и муж, добрый и чувствительный друг…»[277]. Мальчик «назывался, по отцовскому и по своему имени, Петром, а по нежности — Пипинком и Панушком»[278]. Мать свою он называл «тётею» и, по свидетельству одного француза-путешественника, видевшего мальчика в 1788—1789 гг., был «так же ласков и льстив, как и его отец, красотою походил на тётку, а притворством напоминал обоих»[279]. Мария Сергеевна, малолетний сынок и… манежные лошади Пассека были, по выражению Добрынина, «три струны, которые были приятнейшею в жизни для его сердца музыкою, и без них он жить не мог»[280]. Он перевёз их, то есть «друга» своего и сына, — при назначении своём в 1782 г. белорусским генерал-губернатором, — в Могилёв и, «любя всякого рода удовольствия», устраивал у себя по вечерам «собрания, дабы вкусить приятность жизни Марье Сергеевне и Панушке…»[281]. Сожительство Пассека с Салтыковой заключилось браком, совершённым в селе Яковлевичах, Ельнинского уезда Смоленской губернии, осенью 1796 г.[282]; здесь и в селе Крашневе, того же уезда, проживала она и раньше, в 1792 г., и здесь бывал у неё сын — М. А. Салтыков[283]; эти имения, равно как и красивая загородная усадьба Пипенберг, под Могилёвом, достались вскоре «Пипинке», то есть Петру Петровичу Пассеку, как единственному наследнику отца[284].
П. П. Пассек воспитывался в отцовском доме, под руководством англичанина Макгрегора (который так и остался потом жить у него в доме), а затем служил в военной службе, в которую был зачислен ещё в 1782 г.; произведённый 27 марта 1795 г. в подполковники, он в 1796 г. состоял генерал-адъютантом при фельдмаршале графе Румянцове-Задунайском[285]. Затем, в чине полковника, был командиром Московского гренадерского полка[286], 7 июня 1799 г. был произведён в генерал-майоры и назначен шефом Киевского гренадерского полка[287], во главе которого стоял до 1804 г., когда место его заступил И. Н. Инзов[288], впоследствии начальник Пушкина в Кишинёве[289]. Он ещё служил во время второй войны с Наполеоном[290], а когда, в июле 1812 г., составилось Смоленское ополчение, то в числе дворян, вступивших в службу в это ополчение, был и отставной генерал Пассек, местный помещик. Ополчение принимало участие в бородинском и малоярославецком боях и было распущено в апреле 1813 г.[291], причём Пассек получил орден Анны 1-й степени[292]. В 1818 г. мы встречаем Пассека живущим в Париже[293], а в 1820 г., состоя отставным генерал-майором, он проживал в своих Смоленских поместьях — Крашневе и Яковлевичах; к этому времени относится любопытный рассказ о нём М. С. Николевой (род. 1808), которая, благодаря соседским отношениям её родителей с Пассеком, в детстве и юности часто видывала этого оригинального человека. «Генерал Пётр Петрович Пассек, — пишет она, — был с нами коротко знаком, так же, как и жена его Наталья Ивановна. Часто они проводили у нас по нескольку суток со всем своим штатом, который составляли двое англичан: один из них Макгрегор — воспитатель Петра Петровича, поселившийся у своего ученика на всю жизнь, и другой, Джек, почти слепой. Пассек на свой счёт лечил его у лучших окулистов в Москве, поддержавших его зрение. Тут же жила побочная сестра бездетного Петра Петровича — Екатерина Петровна[294], получившая в его доме порядочное образование. У Пассека в селе Крашневе был большой сад с беседками, киосками, мостиками, множеством цветов и теплицей, а в другом селе, Яковлевичах, где Пассек проводил зиму, была довольно большая библиотека и Ланкастерская школа для крестьянских мальчиков на 30 человек. <…> Я любила и уважала Петра Петровича. Зная, что он любит хорошую обувь, — так, бывало, натяну чулок и крепко подвяжу, что трудно ходить, но терплю, лишь бы заслужить его одобрение. Он ездил с женой за границу, что тогда не было так обыкновенно, как теперь, и привёз нам всем разные безделушки, между прочим — новую тогда игру лото»[295].
