Через несколько секунд ротный увёл свою группу к правому выходу из-под каменной горки, затем связался по рации с «коробочками», и те подошли к самому краю расщелины. Дело оставалось за малым: пробежать шестьдесят метров под свинцовым дождём, хоть и не прицельным, но достаточно сильным, преодолеть разлом и заскочить под защиту брони.

– Максим! Готов? – донёсся до лейтенанта голос Казачёнка.

– Витя, погоди чуток. Я сейчас вызову беглый огонь двух батарей по ближайшим склонам, как договаривались, минуты на три. За это время должны успеть пробежать все. Как говорится, не убьём, так хоть напугаем. С разрывом первого снаряда отправляем первую пару. Хоп?

– Хоп! – донеслось в ответ.

Общение с огневыми не заняло много времени, и через несколько секунд в телефонной гарнитуре радиостанции раздался знакомый голос.

– Выстрел!

– Секунд через двадцать рванёт, и сразу же запускаем первую пару! – крикнул лейтенант Казачёнку.

Испуганные громкими человеческими голосами, под сводами грота метались ласточки, явно не желая улетать от своих гнёзд, прилепившихся то там, то здесь к сводам этого гулкого каменного зала.

– Хоп! – скупо донеслось в ответ, и через небольшой промежуток времени, услышав в воздухе шелест пролетевших к дальнему отрогу снарядов, ротный скомандовал «Вперёд!»

То, что последовало за этим трудно описать словами. Разрывы артиллерийских снарядов, наверно, немного отвлекли душманов, но на плотности их огня это никак не отразилось. С появлением на открытой площадке первой пары солдат горы проснулись окончательно. Со склонов работало, по крайней мере, два ручных пулемёта и порядка двадцати карабинов и автоматов. Бойцы бежали, позабыв про зигзаги, пули выбивали каменную крошку и поднимали фонтанчики пыли вблизи их ног. Мировой рекорд в беге на шестьдесят метров, скорее всего, не устоял. Когда бежавшие первыми начали выбираться из расщелины, на смертельно опасную дистанцию ушла вторая пара, отвлекая часть вражеского огня на себя. Затаившиеся под горой, cжав кулаки, смотрели им вслед. Обстрел, становящийся всё интенсивнее, чем-то напоминал набирающий темп и силу дождь, когда первые капли, долетевшие до земли, медленно, но, верно, перерастают в настоящий ливень с градом. Капли и градинки ударяются о землю, то здесь, то там, оставляя на поверхности мокрые отметины. Количество капель-градин непрерывно возрастает, и вот уже они стучат по земле всё чаще, чаще, чаще, чаще… И вот уже невозможно сделать и шага, не угодив под летящую с небес шрапнель …

В это же самое время в одном из гротов на склонах хребта, нависающего над Вудаву, на камне сидел человек лет пятидесяти в белой чалме, типичном пуштунском одеянии, с чётками в левой руке. Морщины уже успели проложить свои борозды на его до черноты загорелом лице. У его ног лежал автомат Калашникова, а на груди висел полевой бинокль. Это был, так называемый, командующий восточным фронтом Афганистана Юнус Халес. Позади него стоял телохранитель, ещё один человек с радиостанцией сидел на каменном полу пещеры. Рядом с Халесом, на соседнем камне, расположился, облачённый в серые шаровары и длинную рубаху такого же цвета, Антонио Нери. У него на коленях лежала жилетка, в левой руке он сжимал снятый с головы паколь – традиционный мужской головной убор жителей этих мест, а правой держал поднесённый к глазам бинокль.

– Если честно, я не верил в твой замысел, но эти шайтаны действительно сами лезли в западню, – негромко сказал полевой командир, – Аллах для чего-то спас неверных, зато у меня появилась ещё одна сотня моджахедов.

– Никто бы их не спас, если бы ваши люди не открыли огонь без разрешения, – недовольно поморщился Антонио.

– Они вступились за единоверцев, это уважительная причина, – приглаживая бороду, возразил ему Халес.

Звуки разрывов артиллерийских снарядов заставили их вновь поднести к глазам бинокли. Шурави наугад стреляли по склонам хребтов. По дну широкого ущелья двумя колоннами уходила бронетехника советских батальонов, и лишь в районе пирамидальной горки сиротливо жались друг к дружке три боевых машины. В оптику были видны солдаты, перебегающие под обстрелом от подножия горы к своей бронетехнике.

– Эти тоже уйдут. Не успеет Аббас переместить туда свои ДШК и ЗПУ, – огорчился Юнус, – жаль, что наши «аисты» не умеют летать.

– Да, удача сегодня сопутствует шурави, – согласился с ним Нери.

– Но и мы не в проигрыше, – ожесточённо щёлкнул чётками Халес, – мы ещё заманим этих же шайтанов в смертельный капкан. Я уверен, что они обязательно сунутся в Салау, а там – кяризы по всей долине! Вот где мы возьмём их в клещи по-настоящему. Жаль, что миномётчиков с нами нет.

– Всему свой срок. Миномётчики у нас появятся не раньше лета. Фил Кроу с Усамой хоть и гоняют их до седьмого пота, но артиллерийская наука совсем не проста… – ответил Антонио. – Достопочтенный Юнус, скажи мне, зачем твои моджахеды впустую тратят патроны, паля по русским с расстояния почти в километр? Ведь всё равно не попадут.

– Никогда заранее не знаешь, попадёшь или нет, – глубокомысленно изрёк крёстный отец Нангархара, – на такой большой дистанции траекторией пули управляет Аллах, и только он знает, куда она полетит. Ты погляди, шурави бегут, петляя, как трусливые зайцы!

«Делать твоему Аллаху больше нечего, как управлять летящими пулями», – подумал про себя американец, а вслух сказал, – «бегут по правилам военной науки. Судя по всему, это разведрота во главе со своим командиром, за голову которого вы назначили немалое вознаграждение.

Халес со скрежетом сжал в кулаке бусины чёток и со злостью сплюнул на камни грота.

– Этот шайтан мой личный враг!

– Хотите поквитаться с ним за Сурхруд?

Халес молча развернулся в сторону американца и уставился на него вопросительным взглядом.

– Есть у меня одна задумка. Если бригада сунется в Салау, то скорее всего будет действовать по сегодняшнему шаблону: батальоны блокируют и прочёсывают кишлак, а разведчики, как и сегодня, ведут наблюдение за долиной. Запустим шурави в кишлак, пусть они поиграют там в кошки-мышки с «аистами» Аббаса. В кяризы они не сунутся, а когда пойдут обратно, ваши люди сядут им на хвост. Прикрывать их отход, кроме разведроты, будет некому, а в ходе боя отряд Ариана, вынырнув из-под земли, появится около разведчиков совершенно неожиданно.

– Мне по нраву твоя задумка. Да услышит тебя всевышний! – Юнус Халес молитвенно сложил ладони у груди и склонил голову. – Очень нравится.

Офицеры, выпускавшие солдат, подбадривали их, как могли, улыбались и шутили, прекрасно осознавая, что согласно теории вероятностей, после очередного удачного забега, шансы на благоприятный исход для оставшихся уменьшаются. Всё, как в русской рулетке, где с каждым последующим нажатием на курок, вероятность получить пулю в висок значительно возрастает. У любого везения, разумеется, есть предел, но в направлении боевых машин уже отправилась последняя солдатская пара, отчаянно сверкая подошвами горных башмаков. Тридцать бойцов целыми и невредимыми проскочили между струйками свинцового дождя. Боевые машины роты из своих пушек и пулемётов вели огонь по склонам, пугая засевших в скалах, духов, стремясь хоть как-то помочь своим товарищам.

Беглый огонь артиллерии, длившийся непрерывно все три этих долгих минуты, прекратился. Стало значительно тише. Стреляющие горы тоже взяли паузу: не вижу – не стреляю, закон и, если машины не уходят, значит, под горой ещё кто-то остался и, скорее всего, те, кто остался – командиры. В споре Удачи со Смертью был взят тайм-аут.

Казачёнок подошёл к лейтенанту и стоящему рядом с ним Галиеву, достал пачку сигарет, и все трое, молча, закурили. Четвёртым, незримым, участником перекура был страх, на который они, вроде бы, уже привыкли не обращать внимания, но куда от него денешься? Страх не терпит одиночества, ему не выжить без людей. Он, как конченный наркоман, всегда появляется там, где можно разжиться изрядной дозой адреналина. Он всегда должен быть с людьми. С живыми людьми… А те уже заканчивали короткий перекур, сигареты в их пальцах слегка подрагивали, ведь каждый из них понимал, что у подброшенной монетки не может всё время выпадать только решка…