В тени грота было сумрачно. Гулявший по переходам подземелья ветерок приятно остужал обожженную солнцем кожу, ласково трепал выгоревшие волосы офицеров и по-матерински нежно гладил остриженную наголо голову солдата, а за пределами пещеры, лениво наблюдая за людской суетой, слепило глаза, безжалостное афганское солнце.

– Чутьё-то, что подсказывает? Прорвёмся? – Максим старался не смотреть в глаза ротному, давая тому возможность ободряюще соврать.

Струйка сизого дыма от тлеющей сигареты причудливой спиралью тянулась к выходу из грота и растворялась в белёсой голубизне воздуха. Виктор щелчком отбросил в сторону догорающий бычок.

– На этой войне я многое повидал. И со смертью встречался, и удача не раз навещала, но такого везения припомнить не могу. Я, если честно, Бога молил, чтобы выжили все, а сам думал, что трёх-четырёх обязательно зацепит. А вышло так, как вышло… Они уже вытащили свой счастливый жребий. Теперь наш черёд. О теории вероятностей на время лучше не забыть. Главное –удачу не спугнуть. Докуривайте, и вперёд! Галиев по центру, мы с тобой по бокам. Как говорится, масть идёт лишь пять минут. Прикинь, как духи ждут последнего забега! У них ведь полный облом пока. Накажет их Аллах за это! Обязательно накажет. Не их день… Макс, залп реактивной установки сколько по времени длится? – неожиданно спросил Виктор, забрасывая за спину свой АКМ и поправляя снаряжение.

– Восемнадцать секунд, – с полуслова поняв намёк ротного, ответил лейтенант и посмотрел на Галиева, но тот уже протягивал ему телефонную гарнитуру своей радиостанции.

– «Амур», я «Туман», реактивщики по цели 101 и 102 готовы? Поправки предыдущей пристрелки учли? Приём.

– Поправки учли, по целям готовы. Приём, – ответила огневая.

– Не подведите, родные. Двумя БМ. Цель 101 и102. По полному пакету. С Богом, огонь! – облизнув языком пересохшие губы, скомандовал лейтенант.

– Пуск! Полётное 31. Удачи и до скорой встречи на огневой позиции!

– Ну что, мужики? Как ракеты завоют – бежим! Друг на другом следить! Сзади нет никого, подбирать нас некому будет… – заслышав приближающийся гул ротный первым двинулся в сторону боевых машин, стоящих, вроде бы, так близко.

Из-за яростного свиста в ушах не было слышно ни одиночных выстрелов карабинов, ни пулемётных очередей, ни даже грохота разрывов снарядов двух установок «Град». Лишь изредка, скосив взгляд на бегущих рядом, они видели фонтанчики от ложащихся им под ноги пуль, ну а пуль, летящих в них самих, они не замечали, и только выбитая ими каменная крошка слегка секла по ногам. Первым, как ни странно, цели достиг, бежавший с тяжёлой радиостанцией за спиной, Галиев, с самого утра жаловавшийся на подвёрнутую ногу. На десятую долю секунды позже него из расщелины показался Казачёнок. Следом за ними до брони добрался, стартовавший последним, Кольченко. Он немного задержался, чтобы оценить залпы своей родной реактивной батареи.

Духовский огонь к этому моменту достиг уже какой-то невероятной плотности. Оттолкнувшись ногой от стальной гусеницы, лейтенант одним прыжком взлетел на бэрээмку. По ней вовсю плясали пули, словно майский дождь по жестяной крыше. Сделал последний шаг, Максим рыбкой нырнул в открытый люк боевой машины. Он успел подумать, что наверняка разобьёт голову о какие-нибудь торчащие там железяки, но притормозить хоть на сотую долю секунды было выше его сил. Его голова и плечи уже начали своё погружение в десантный отсек, кровь в висках бешено пульсировала, а в мозгу синей птицей удачи билась восторженная мысль – живой!!! Но радоваться было рано. В БРМ смогла вместиться лишь верхняя часть туловища Максима. Неожиданно выяснилось, что машина была забита людьми до самого предела. Кильки в консервной банке, пожалуй, чувствуют себя свободнее. Ноги офицера гребли в воздухе, но это совсем не помогало ему погрузиться внутрь хотя бы на сантиметр. Свинцовый дождь, усилившись до ливня, яростно хлестал по стальной броне – духам очень хотелось прострелить геройски торчащую из люка задницу лейтенанта Кольченко. И в это мгновение случилось страшное – одна из их пуль всё-таки нашла свою цель.

Обжигающий поток раскалённой лавой хлынул по спине Максима, сковав душу и тело смертельным ужасом. В следующие мгновенье этот поток уже вовсю лизал своими жаркими, липкими языками грудь, плечи, шею. Лейтенант вскрикнул и, перестав дергаться, застыл. Боли он не почувствовал, в горячке боя так бывает. В этот момент он отчётливо увидел красавицу Смерть, как две капли воды похожую на молодую Джину Лоллобриджиду. Невзирая на трагичность момента, она умирала от смеха, буквально покатывалась, держась за живот. В её сверкающих карих глазах дрожали слёзы, естественно, то же от смеха.

«Сука!!!» – промелькнуло в лейтенантской голове.

Максиму было ужасно обидно, надо же, как не повезло, ведь эта пуля запросто могла разнести вдребезги его буйную голову, и он уже не испытывал бы ни малейших мучений. Но у него сроду всё никак у людей, а ей, дуре, смешно! Ранение в ягодицу в полевых условиях – смертельно. Кровь из перебитых артерий не остановить, а до медсанбата не добраться, ведь вертушки раньше вечера не прилетят. Вспомнился бой в Печдаринском ущелье, как долго и мучительно умирал раненый в горло солдат, пытаясь пальцами остановить кровотечение. Как он всё смотрел и смотрел на бегущих по камням муравьёв, словно пытался постичь некую, внезапно открывшуюся ему, тайну…

По обмякшему телу офицера прерывистой волной пробежала предсмертная дрожь. С его губ сорвался жалобный стон, и горячие, солоноватые капли покатились вниз на плотно сидящих бойцов. Оттуда, из глубины, как из тумана загробного мира, до него донеслись растерянные солдатские голоса:

– Лейтенанта убило! Лейтенанта убило!

Максим успел прожить на этом свете двадцать четыре года, но, как ни странно, кадры прошедшей жизни не мелькали перед его глазами. Лишь хохочущая, зараза Смерть, которая вот-вот подарит ему свой ледяной поцелуй. Вспомнилось, не к месту, что риск – это поцелуй Жизни в губы… Дорисковался. Оказалось, не Жизни, а Смерти… Поцелуй красавицы с карими глазами… Ему захотелось в последний раз глянуть на голубое небо, увидеть хотя бы маленький его кусочек, но как разлепить залитые кровью глаза? Кольченко поднёс слабеющую руку к лицу и провёл ладонью по слипшимся от крови векам, приоткрыл глаза: крови на руке не было, но она стала мокрой от какой-то горячей жидкости. Не кровь? А что же? Не может быть… Отказывающийся разумно мыслить, умирающий мозг лейтенанта ещё успел подумать, что, наверно, пуля пробила мочевой пузырь, и это всё равно смертельно. Лучше бы уж кровь, как-то романтичнее и красивее… Какая-то, уж совсем нелепая, Смерть…

Сидящие внутри БРМ бойцы, видимо сумели всё-таки сделать полный выдох, как-то поджались, и умирающий лейтенант проскользнул внутрь салона на подхватившие его солдатские руки. Когда истерзанная душа Максима уже собралась окончательно покинуть тело и отправиться в район третьего круга рая, откуда-то издалека, из уже остававшейся в прошлом жизни, раздался тихий голос, который растерянно, но очень ясно произнёс:

– Это не кровь. Это отвар верблюжьей колючки. Хлопцы, да у него ж просто фляжка прострелена!

Возвращение из мира мёртвых свершилось мгновенно.

– Фляжка – не ляжка!!! – во всю глотку заорал внезапно оживший лейтенант, он хотел ещё что-то добавить, но не успел – замкнутое пространство салона БРМ заполнилось раскатами гомерического хохота разведчиков.

Нервное напряжение после забега под душманскими пулями, наконец-то, нашло свой выход. Громче всех смеялся Максим, вспоминая, почему-то, хохочущую красавицу. Отставшая истерика, всё-таки, догнала его. Внутри боевой разведывательной машины царило дикое безудержное веселье, а по броне настойчиво, каплями смертельного, но уже не опасного, дождя продолжали стучать пули…

А экипажу соседней машины в это время было не до веселья. Трофейная БМП не заводилась. Сидевший рядом с механиком-водителем ротный, на секунду прикрыв глаза, представил, что с ними произойдёт, если духи развернут каким-то образом доставленную к разлому зенитную пулемётную установку. Она продырявит их недостаточно крепкую броню, как консервную банку. Стартер явно был не исправен, а вот внутренняя связь в машине работала превосходно.