Школа, уроки, общественная деятельность, игра на аккордеоне, кружки макраме и вязания, а также Школа юного юриста и тренировки по восточным единоборствам. В кратких перерывах – любимое кино с моим кумиром Брюсом Ли. В то же время я взяла на себя все хлопоты по домашнему хозяйству, ведь, кроме меня, никто в нашей маленькой женской семье не хотел париться с уборкой, закупкой продуктов, готовкой.

Помню, что мы с мамой вставали очень рано, около пяти часов, но я бежала на кухню жарить к завтраку блинчики для нас всех, а мама наносила на лицо масочку, укладывала волосы, наряжалась. Она с удовольствием переложила на меня все обязанности хозяйки, а свое время посвящала работе и личной жизни. Если у мамы обнаруживалось свободное время, то она садилась за швейную машинку, чтобы украсить или подогнать под фигуру новые наряды.

Мама в те времена стала директором ювелирного магазина, что случилось, разумеется, не само по себе, а при поддержке дяди Джамала. Он все еще был главным ревизором Мары, имел связи и влияние. Теперь и мама оказалась заметной фигурой в городе и всячески поддерживала свою репутацию.

Алевтине, полностью погруженной в музыку, тоже было не до хлопот по хозяйству. Я поражалась ее преданности и терпению: она садилась за инструмент и шесть часов не поднималась с места, отрабатывая навыки игры. Зная, что сестра скорее умрет от голода, нежели оторвется от фортепиано, я приносила ей еду, компоты. Кто‐то же должен это делать!

Став старше, мы так и не сблизились. Алевтина по-прежнему оставалась королевой, но, кроме того, наши интересы слишком различались, чтобы объединять нас. Сестра была настоящей девочкой во всем: пользовалась косметикой, ей нравились какие‐то парни – а я не интересовалась ни тем, ни этим. Аля любила болтать с подружками о мальчиках и косметике, а мне было интереснее проводить время с ребятами из Школы юного юриста. Я занималась рукопашным боем и ходила с нунчаками, а Аля пела перед зеркалом в красивом платьице и с имитацией микрофона в руке, подражая эстрадным певицам. Мое кино – восточные единоборства, а ее – романтика. Что у нас могло быть общего?

Надо признаться, что в тот период жизни я не чувствовала себя несчастной – наоборот, жизнь казалась мне очень интересной штукой. Мне нравилось пробовать себя в самых разных сферах, экспериментировать и учиться. Признаться, не все мои занятия одинаково приводили к успеху; например, в вязании я не преуспела, оказавшись слишком эмоциональной и неусидчивой. Если не удавалось связать нужную вещь сразу, то клубок со спицами летел в угол! А вот готовить любила, и у меня очень неплохо получалось. Многим блюдам я научилась от бабушки, маминой мамы, но мне мало было воспроизвести рецепт, хотелось еще нарядно сервировать стол, украсить, сделать подачу приятной глазу.

Возвращаясь вечером домой, мама иногда спрашивала:

– У нас гости были? Для чего вся эта сервировка, салатики нарезанные?..

– Нет, мам, это осталось от моего обеда, – отвечала я.

И даже в этом мы с сестрой не совпадали! Аля выскакивала на кухню, откусывала кусочек огурца, хватала ломтик помидора и скорее неслась к своему фортепиано.

– Да ты нарежь себе овощи нормально, – говорила я. – Салат же вкуснее!

– В животе все равно смешается, вот и будет салат! – смеялась сестра.

Я снова оставалась на кухне одна.

Вечером, накормив семью и перемыв посуду, я шла делать уроки. Наверное, это было неправильно и следовало учиться с большим старанием, но память у меня была хорошая, я быстро выполняла домашние задания и получала хорошие оценки.

Не знаю, откуда взялось во мне это желание заботиться обо всех в семье. В мамином характере ничего подобного не наблюдалось, в сестре – тоже, а мне очень хотелось, чтобы все были сыты, довольны, хвалили мои блюда. Может быть, обслуживая маму и сестру, заботясь о них, я чувствовала себя нужной? Каждый сам ищет способ самоутверждения, а мне был близок именно этот.

Однажды наши местные врачи поставили маме диагноз «мастопатия» и направили на обследование в московскую онкологическую больницу на Каширском шоссе. Как раз в то время Алевтина поступала в музыкальное училище, и мама, которой предстояло уехать не меньше чем на месяц, отправила меня гостить к своей сестре Фаине в узбекский Бекабад.

От тети я вернулась настоящим специалистом по узбекской кухне! Дядя Рустам, муж тети Фаины, был военным, в Бекабаде они жили временно, спустя какое‐то время дядя, получив повышение, увез семью в Ташкент. Я очень рада, что удалось провести целый месяц в уютном маленьком городке, в традиционной обстановке, где принято дружно жить, вместе готовить и отдыхать, поддерживая старинные традиции.

Все время, проведенное в Узбекистане, я записывала в тетрадку рецепты местной кухни: плова, самсы, первых блюд, мантов, разных видов теста, солений, маринадов. А если удавалось попрактиковаться в приготовлении, то это было счастье! Однажды тетя и дядя собрали гостей, и я, шестнадцатилетняя девочка, самостоятельно приготовила угощение на два десятка человек и накрыла стол. Этот труд был в удовольствие.

Секретам узбекской кухни я училась и у тети, и у дяди, причем дядя любил готовить и частенько оказывался в роли повара возле домашнего очага. Тут был один особенный момент: я оказалась вовлечена в маленькое жульничество тети Фаины и, разумеется, не выдала ее. Как и моя мама, тетя не рвалась выполнять роль хозяйки, жертвенно обслуживающей всю семью. Выражаясь современным языком, она была, скорее, бизнес-леди – заведовала мебельным магазином, посвящая себя работе. Иногда вечером тетя Фаина возвращалась домой и, подмигнув мне за спиной мужа, заявляла:

– Ах, как голова разболелась. Пойду прилягу ненадолго, а ты, Рустам, позаботься об ужине, пожалуйста! Как же я устала, ох, как же мне нехорошо…

Тетя удалялась в спальню, а наивный дядя Рустам бежал на кухню, надевал передник и принимался жарить, нарезать, варить. Я, конечно же, помогала ему, удивляясь про себя игре тети Фариды. У меня не было права обвинять ее, но эта ласковая ложь, эти милые хитрости казались мне непонятными и нечестными. Дядя Рустам тоже устал, разве не так?.. В нашей семье ничего подобного не было. Мама – человек прямолинейный, она не утруждала себя притворством.

В Бекабаде поддерживалась традиция проводить много времени с родственниками и друзьями, поэтому мы часто ходили в гости на самые разные семейные мероприятия. Семьи, в которых мы бывали, относились к обеспеченному кругу. Отцы занимали солидные должности: директор мясокомбината, высшие чины военной части, где служил дядя Рустам, и другие подобного уровня, поэтому женщины в изобилии готовили сытную еду из лучших продуктов, какие только можно достать. А в этом уже есть свое удовольствие.

Вот так, на чьих‐то уютных кухнях, во дворах, где стояли тандыры, я и освоила множество блюд, которые готовлю и теперь.

Между прочим, готовка в тандыре – это особое искусство, которое я постигала с большим любопытством, учась ставить тесто для лепешек, раскатывать их, пользоваться специальными инструментами для украшения, пропекать лепешки на горячих стенках. Ах, какими же румяными, пышными, ароматными они получались!

В Узбекистане я попала в настоящее женское царство, где каждая женщина была богиней домашнего очага – и это не преувеличение, ведь все они жили ради своих семей, не жалея ни труда, ни времени на то, чтобы их мужья и дети были сыты, здоровы и веселы. Как же мне нравилось, что вместе на одной кухне собирались и мать семейства, и невестка, и дочки! Готовили быстро, весело, со смехом, сопровождая работу рассказами о традициях рода, воспоминаниями о забавных и грустных случаях. Женщины с радостью делились со мной всем, что умели и знали, а это было очень немало.