Мы поздоровались, и я вручил ему журнал. Георгий Маркович полистал его тут же, на улице.
— Вирус? — сказал он. — Это не вирус. Это генетически детерминированное явление в масштабах всего человечества… Но тут есть прелюбопытные выводы о микрофлоре организма Буйных… Полагаю, это будет полезно.
— Какие исследования вы проводите? — спросил я.
Глаза ученого забегали на секунду.
— Антон сказал, что вы гости и вам можно доверять… Проходите в лабораторию, я покажу вам свою текущую работу.
Мы прошли.
Внимание сразу привлекли решетки на окнах и в дверях, приделанные недавно. В санаторном домике решетки выглядели жутко неуместно. Мы вошли в короткий коридорчик, из которого в помещения вели четыре двери. Все зарешеченные.
Мы с Тимкой с любопытством заглянули в ближайшую комнату. Она была почти пустой, без мебели. Лишь в центре находился широкий каменный горшок, а в нем росло дерево, но не простое, а Полип. Он имел темный, почти бурый ствол, и в его фактуре сложно было увидеть части человеческих тел. Листья были шире, чем те, которые я видел у станции; их покрывали “стрекозиные глазки”. Ветки подрагивали сами собой, но не так энергично, как возле станции.
Ушедшие становились все больше похожими на настоящие деревья…
К стволу крепились датчики с проводками. Проводки сливались в толстый провод, который уходил куда-то в сторону.
— Вот здесь… хм… Ушедший, — пояснил Георгий Маркович то, что и так было ясно. — Мы его выкопали из рощи к северу… Поразительное дело: Ушедшие излучают что-то, что глушит радиосигналы в определенном диапазоне… Вся эта новая биота будто бы враждебна технологиям. Нас будто сознательно хотят отбросить в первобытные времена.
Хотят, подумал я. И уже отбросили…
Маркович тем временем оживился. Похоже, не часто у него появляются слушатели.
Мы перешли к другой зарешеченной двери. Оно было совсем пустым. Но кое-что странное здесь имелось.
Стена напротив двери вместе с обоями в цветочек выпятилась огромным бугорчатым наростом и — я заморгал — едва заметно пульсировала!
— Это что такое?
— Оборотень, — спокойно сказал Георгий Маркович.
Я аж подпрыгнул.
— Что?
Ученый кивнул, довольный моей реакцией.
— Полагаю, они перешли в стадию цисты. В режим ожидания, иными словами. Они ждут чего-то, организм функционирует на грани. Они и не живут по сути, но и умереть не могут…
У меня зашумело в ушах, и стало дурно. Мои родители тоже не живут, но и умереть не могут? Они тоже приклеились к стенам нашей квартиры и слились с обоями?
Георгий Маркович, не замечая моего состояния, разглагольствовал:
— Когда мы сюда приехали, здесь жили два Оборотня. К нашему приезду они уже потеряли возможность перекидываться днем в настоящих людей. Круглые сутки пребывали в одном состоянии, боялись света. Одного мы выволокли из помещения, чтобы посмотреть, что получиться. А он просто умер, превратился в мумию, которая рассыпалась в прах. Но до этого он ужасно кричал. Видимо, для Оборотня выйти из помещения равнозначно сильнейшему болевому эффекту.
Я посмотрел на короткую шею Георгия Марковича, который чуть ли не с восторгом рассказывал об экспериментах над Оборотнями. Воткнуть бы под кадык финку! Вот так, одним плавным и быстрым движением!
Но нет, это будет неправильно. И речь не о том, что нас с Тимкой схватят. Георгий Маркович вовсе не изверг, и движет им не злоба, а научное любопытство. Вера ученых в познаваемость мира, как сказала бы Ирина Леоновна.
Но все же между супругами с противочумной станции и этим типом чувствовалась разница… Хотя не исключено, что и нет никакой разницы. Супруги ведь тоже пытали Буйного в клетке…
— А второй, — вещал Георгий Маркович, не подозревая, что его самого жаждут завалить, — прилепился к стенке и покрылся этой мимикрирующей коростой. Точнее, цистой. Микроорганизмы используют этот механизм, чтобы пережить трудные времена.
Я знал, чего ждут Оборотни. Прихода Падшего, чтобы стать его Жрецами.
— Я пытался его вскрыть скальпелем. Но он быстро заживляет рану, ткань похожа на волокнистое растение… Поскольку он может погибнуть от моих манипуляций, а других Оборотней в нашем распоряжении сейчас нет, я не рискнул продолжить вскрытие. Нам бы еще Оборотней! И Буйных, и Мурашей!
Я закусил губу и бросил взгляд на Тимку. Тот слегка побелел.
Больше в “лаборатории” ничего особенного не было. Мы вышли на свежий воздух и перевели дух. Возле нашего автодома прогуливался пухляш Рядовой с каким-то подозрительно напряженным выражением лица. При виде нас развернулся и быстро ушел. Я проводил его взглядом, залез в машину и наскоро осмотрел пожитки. Все на месте, в том числе оружие.
Странно. Может, у Рядового всегда такая рожа, а у меня паранойя?
Когда мы отправились в розовый домик, выделенный специально для гостей Базы, Тимка сказал:
— Тим, я хочу уехать отсюда…
— Я тоже, — проворчал я. — Ты же видал, как этот потрошитель кайфует от своих экспериментов? Сегодня над Ушедшими и Оборотнями измывается, завтра — над любым, у кого хоть малейшая телепатия обнаружится. Надо потихоньку сваливать. Предупредим Общину Матери Анфисы… и Матери Киры. Антон вроде говорит о дружбе и жвачке, но говорит он как политик, а политики в прежнем мире всегда говорили всё наоборот. Если бы политик сказал, что не нападет на Общину, сто процентов напал бы.
— И они нападут на наших? — уточнил Тимка, широко раскрыв глаза.
Все-таки судьба Общины, которую он с такой легкостью покинул, ему небезразлична, подумалось мне.
— Рано или поздно — да. Не зря у них столько военной техники. Завтра с утра уедем.
— А нас выпустят?
— Антон сказал, что мы гости. Не пленники.
— Но он же политик!
— Мда… — Я почесал затылок. — Придется рискнуть… У них есть дрон, машины… наблюдательная вышка в конце концов. Попытаемся бежать — спалимся по-полной. И догонят нас быстро, если мы вообще сумеем перебраться за забор. А так честно скажем, что хотим объехать побережье, оглядеться.
Сам подумал: если предупредим Общину, это будет означать, что я сделал окончательный выбор в пользу “мурашей”, а не обычных людей. Правильно ли это?
Возможно, тридцать тысяч лет назад человечество победило всех других “хомо” не просто так? Многие из них, как я слышал, обладали магическими способностями.
Ну и что? — возразил я сам себе. К чему это привело? К экологической катастрофе и бесконечным бессмысленным войнам? Не пора ли развить другую линию эволюции? Пусть в ней будут касты, вдруг так лучше?
Ярко вспомнились горящие глаза Георгия Марковича. Нет, не смогу я быть на стороне таких, как он. Мои родители стали Оборотнями, и это определяет мой выбор. Не говоря уже о том, что меня угораздило стать Палачом.
***
Утром после завтрака консервами и рыбными котлетами с пресными лепешками, которые пекла местная повариха, мы с Тимкой, демонстративно никуда не спеша, помыли автодом, очистили лобовое стекло от трупов тысяч мошек и жуков, после чего я пошел к домику Антона.
Радиолюбитель на веранде разговаривал с Рико. При виде меня оба умолкли. Я поздоровался и осторожно сказал, что хотел бы с Тимкой покататься вдоль побережья. Раньше мы и моря-то толком не видали…
Антон рассмеялся:
— А чего отпрашиваться-то? Езжайте, куда вам надо. Двери открыты. Бродяга Бродяге должен быть братом и другом.
— А, ну ладно, — слегка растерялся я.
Повернулся и пошел к машине, где ждал меня Тимка.
— Тим! — окликнул Антон, и я остановился, напряженный. Оглянулся вопросительно. Неужели он что-то заподозрил? — Вы на сколько дней примерно уезжаете?
— Да на недельку максимум.
Антон кивнул с улыбкой.
— Отлично. Берегите себя.
Я пробормотал:
— Спасибо…
Мужики потеряли ко мне интерес, а я поскорей заскочил в кабину; Тимка уже сидел на своем месте. Я завел двигатель и с трудом развернулся. Ворота охранники уже открывали — видимо, их предупредили по рации.