— Тим, — буркнул я.
Он кивнул, надувая щеки и задерживая дыхание. Наконец выдохнул густое пахучее облако.
— Будешь? — сдавленным голосом поинтересовался он, протягивая мне дымящийся косяк.
— Нет.
— Правильно. Мне больше достанется.
— Какие исследования ты проводил? — спросил я. — Ты ученый?
Он кивнул и закашлялся.
— Ага, ученый. В говне толченый. Профессор кислых щей, бля! — Хихикнул и продолжил: — Я был айти-специалистом… раньше. Ну ты понял. Еще я — конспиролог. И свободный исследователь. Изучаю Трансформацию Реальности.
— Ты про конец света?
Тип снова затянулся, и я брезгливо отодвинулся.
Этот укурыш никакой не ученый, а я-то обрадовался, что нашелся тот, кому можно отдать журнал Ирины Леоновны!
— Именно. Причем в том, что стряслось с миром, угадываются кое-какие аналогии с нашими древними мифами и легендами. Взять хотя бы Трех Всадников, которые и разрушили цивилизацию.
— Каких еще всадников? — вяло спросил я.
Мне уже все было про этого фантазера понятно, и я собирался потихоньку свалить.
— Апокалипсиса! — вскричал Ян. — Троих коней Апокалипсиса! Не слыхал, что ли? Вообще-то их четыре: Чума, Голод, Война и Смерть. В Библии написано. Сначала прибыл Всадник на рыжем коне — Война. Зомбаки крушили все вокруг, помнишь ведь? Потом Чума на белом коне. Чума из Откровения Иоанна — это какая-то сверхъестественная болезнь, не обязательно обычная чума. Люди заболели и ушли, чтобы превратиться в деревья. Всадник Голод — это Трансформеры…
— Оборотни, — поправил я.
— Ну да, это все вопрос дефиниций, как и что называть. Их гложет голод, верно?
— А четвертый Всадник еще не прибыл, надо полагать?
— Бледный Всадник Смерть, — удовлетворенно произнес Ян. Догоревший окурок обжег ему пальцы, и бывший айтишник бросил его на землю. Тщательно растер подошвой ботинка. — Он еще не пришел. Но придет, никуда не денется. Процесс Трансформации еще не завершен.
— Хочешь сказать, что всего должно быть четыре Волны после Дня Икс?
Не знаю, почему я медлил, не уходил. Наверное, боялся остаться наедине с мыслями. А еще Ян очень уверенно и вдохновенно вещал, слушать было интересно.
— Именно, друг Тим! Мало того, эти, как ты их называешь, Волны, были запрограммированы давным-давно, о чем свидетельствует хотя бы Писание! Просто сработал некий триггер, и бабахнуло!
— Какой триггер?
— Да мало ли триггеров в нашем старом мире было? Информационный переизбыток всех с ума свел.
— А кто запрограммировал? Бог?
— Это опять вопрос дефиниций. Что ты называешь Богом? Если некую абсолютную реальность, основу мироздания, порождающую бесконечное множество вариативных темпоральных линий… то нет. Не Бог. Скорее, божки второго порядка. Я считаю, что абсолют настолько выше нашего человеческого понимания, что никакого разумного диалога между нами выйти не может. Поэтому я — сторонник многобожия. С абсолютом Брахманом диалог невозможен, что бы там себе монотеисты не воображали, надо договариваться с богами помельче. Язычество, на мой взгляд, куда логичнее и рациональнее. Каждый из богов занимается своим делом — знаешь, к кому обращаться, какие жертвы приносить и какие молитвы читать… Хотя, по сути, хрен редьки не слаще.
Я повернулся и пошел к машине. Не было никакого желания тратить время на этого дурачка.
А укурыш, по ходу, и не заметил моего ухода — до того заболтался:
— Этих узкопрофильных богов еще считали родоначальниками человечества или праотцами…
Я застыл. Затем развернулся и подошел к Яну.
— Как ты сказал? Праотцами? Что знаешь о Праотцах? И откуда?
— М-м-м? — уставился на меня Ян одним глазом. Другой смотрел мимо. — Читал много. И думал. Слушай, пойдем чайку попьем, и я тебе все расскажу. У меня варенье есть. Че-то на сладкое потянуло…
Я удивился — где это у него чай с вареньем? Он что, лагерь здесь разбил? Но оказалось, что за поворотом лесной дороги спрятан автодом Adria Twin неприметного серого цвета.
Поваленная сосенка была защитой от неожиданных гостей со стороны трассы — Ян сам ее срубил и присыпал место сруба землей, чтоб не отсвечивало. Сейчас он ловко оттащил ее к обочине, и я подъехал вплотную к автодому. А Ян снова перегородил дорогу.
Я с восхищением оглядел автодом. Машина была почти новой и, кажется, пребывала в прекрасном состоянии. Я заглянул внутрь с молчаливого разрешения Яна — внутри был полный “фарш”. Нечто вроде крохотной кухоньки сразу за водительским креслом со столиком, газовой плиткой и полками, причем кресла водителя и пассажира поворачивались вокруг своей оси. Можно развернуться от руля прямо к кухонному столу. В задней части кузова — спальня, в которой прекрасно разместятся двое. А при желании и трое. Между “спальней” и “кухней” узкий проход мимо туалета и душа. Настоящая передвижная квартирка.
На стене напротив койки висел лист бумаги с пожелтевшей цитатой: “Когда машины выходят из строя, когда технология терпит крах, когда система привычных религий рушится, людям всё равно нужна какая-то опора. С. Кинг”.
Мы уселись за столик, оставив дверь открытой. Ян налил нам чая из закипевшего чайника на газовой плите, достал банку с клубничным вареньем. Положил передо мной ложку. Видно, он собирался почаевничать, когда услышал шум от “лося во время гона”. Как раз поставил чайник и вышел “любоваться природой”.
— Круто ты обустроился, — отметил я.
— Ага. Буквально на днях наткнулся на эту красоту. До этого на обычной легковушке ездил. Запарился спать буквой “зю” и умываться на обочине из баклажки.
Я поджал губы. Это мне до боли знакомо.
Сменил тему:
— Куда едешь?
Ян сунул в рот полную ложку варенья и отпил из кружки. Заулыбался и назидательно сообщил:
— Путешествует тот, кто имеет цель. А тот, кто имеет цель, закован в рамки движения к этой цели, он зависит от нее! Настоящий самурай не имеет цели — только путь. Я совершенно свободен, потому что у меня нет цели и я к ней не привязан. У меня есть выбор, куда ехать. Ветер подует направо, я еду направо. Ветер налево, я налево. Или прямо. Или назад. Могу и вовсе вернуться туда, откуда начал путь. Мой выбор максимально широк и свободен. В отличие от большинства людей.
Я хмыкнул, размешивая варенье в кружке.
— То есть ты считаешь, что болтаться, как говно в проруби, — значит быть свободным?
— У говна нет сознания и воли, — ничуть не обиделся на мое сравнение Ян. — Поэтому это неверная аналогия. Вот если бы у говна появилась воля, оно было бы совершенно свободно в рамках проруби.
— И захотело бы выйти за ее пределы?
— Не факт. Стремиться за пределы каких-либо ограничений — это как раз таки несвобода. Зависимость от оков, желание их непременно сломать. Истинно свободный человек абсолютно непредсказуем, его поступки и модель поведения невозможно спрогнозировать. Поэтому такие люди во все времена были неугодны правительствам. Чем предсказуемее человек, тем бóльшим рабом он является. Свободный свободен даже в карцере, а раб остается рабом на перекрестке семи дорог. Предсказуемость и запрограммированность — это прям самые качественные критерии. Дом — работа, работа — дом, один раз в неделю к любовнице, ну, ты понял. Бóльшая часть людей — это просто алгоритмы, биологические роботы, которые даже в своих мечтах предсказуемы. Вилла на Бали, яхта, загорелая подруга или муж-олигарх, все такое. Однообразные мечты! Не мечты даже, а калька с того, что нам продали на рынке грез.
— Каком рынке?
— На самом главном. Очень небольшое количество людей рождается не рабами, а свободными существами. Они-то и правят миром. А остальным рабам продают Идеи. На самом главном рынке. Религию, идеологию, мечты в утопию… Все это иллюзия, конечно же. А рабы и рады жрать эту хрень и блевать от нее радугой.
Ян развалился на кресле и закинул одну ногу на другую. Вокруг него завертелась муха, конспиролог попытался поймать ее рукой, но ничего не вышло.
– “Не суди и не судим будешь”, — проговорил он, — “подставь вторую щеку” и прочие лозунги — все это рабская философия. Никто не дает гарантии, что тебя не будут судить, если ты останешься паинькой. И что не выбьют тебе зубы к черту, если подставишь вторую щеку. Человек сам решает, как ему жить, без проданной ему на рынке по дешевке очередной нравственной и религиозной доктрины.
