Наталья замолчала и удивленно посмотрела на Инку.

– Ты что не приседаешь? – спросила та Наталью. – Давай. Это очень полезно.

Она подошла к ней, взяла ее за руку и силой заставила приседать. Та пару раз присела, потом споткнулась и растянулась по полу. Когда поднялась, на лице у нее была кровавая ссадина. А вокруг стояли пришедшие на шум девчонки и ребята и дружно смеялись.

– Да я им всем! – зашипела она. – У меня есть права.

– У тебя много прав, кроме права приходить на работу в нетрезвом виде, – объяснили ей подруги.

Та замолкла. А потом через два дня, как ни в чем не бывало, чирикала и по-деревенски приставала к двум из пострадавших парней.

Виктор Максимов наотрез отказывался убирать лабораторию, где старшей была Элла Грушецкая. Разговор от «Сделай, я тебе говорю» перешел на «Если не сделаешь, пеняй на себя». Виктор ответил грубостью, и разозлившаяся Элла не нашла ничего лучшего, как доложить о случившемся в штаб. Там ей сказали, что на Виктора будет наложен «наряд вне очереди».

После обеда Виктора вызвали в штаб. Новость быстро облетела весь корпус.

Первой к Элле подскочила Лена Карпова:

– Ты что, дура, наделала?

Тут же оказалась моя мама:

– Ты сошла с ума! Ну, скажи, что ты сошла с ума.

Но были и другие:

– Их иногда надо приводить в чувство. Это только в первый раз такая реакция, – говорила маме Соня Оборина, – Потом они привыкнут. Привыкнут и будут бояться.

Мнение большинства было едино:

– Ты опозорила нас всех. Немедленно извинись перед ним.

Грушецкая поспешила в лабораторию, стала ждать Виктора. Явился он часам к трем.

– Прости меня, я погорячилась. Я не права, – начала было оправдываться Элла и почувствовала, что от Виктора очень сильно пахнет спиртным.

– Да пошла ты!

К вечеру стало известно, что санкции, наложенные на Виктора, были выполнены весьма своеобразно. Как только лейтенант хозчасти, под чьим командованием Виктор должен был переносить какие-то ящики из одного склада в другой, узнал, что наказание наложила одна из дам-офицеров, которых он на дух не переносил, он дел Виктору первую и последнюю команду: «Перекур». После десятиминутной беседы в курилке решили: Виктор принесет из лаборатории полколбы соответствующей жидкости, а лейтенант сгоняет за колбасой. К ним присоединился капитан из санчасти, и они пару часов побеседовали за закуской и выпивкой. Главной темой беседы были «сволочи-бабы», как офицеры, так и бабы вообще.

На следующий день Виктор пришел в лабораторию как ни в чем не бывало, Элла тоже сделала вид, что ничего не произошло.

А еще через день, когда Элла сидела на подоконнике в коридоре и болтала с ребятами, кто-то ей сказал, что у нее проблемы со змеевиком. Она влетела в лабораторию, зацепилась за натянутую веревку и упала, а хитрое устройство вылило на нее банку, на которой было написано «H2SO4», то бишь «серная кислота».

– Срочно раздевайся, пока жидкость не дошла до кожи, – заорали ребята.

Элла, прекрасно знавшая, что такое серная кислота, начала поспешно раздеваться. Когда осталась в чем мать родила, ребята принялись обливать ее холодной водой. Но и этого было мало.

– Срочно беги в санчасть!

И она побежала. Через плац, прикрывая голое тело тряпкой.

В санчасти ее поставили под душ. За это время в лаборатории выяснили, что, «к счастью», в бутыли оказалась простая вода.

После этого пыл ревнительниц командных отношений заметно поостыл.

Надя Карамзина, крупная девушка с большими зовущими глазами с первых дней совместного пребывания, не отставала от Эдика Мещерякова, грубоватого, не очень ладно сложенного парня. Любовь любовью, но всегда аккуратная Надя требовала от Эдика четкого выполнения его обязанностей по лаборатории.

Однажды она выговаривала ему в очередной раз и в очередной раз по делу. Тот отвечал «Заткнись». Она не заметила, что он уже солидно навеселе и перешла на высокие ноты.

Он слушал, слушал, и как только она приступила к угрозам и упоминанию своего офицерского звания, толкнул ее. Она отлетела к стене и упала, задев лицом стол. Он повернулся и ушел.

Не сказав никому ни слова, Надя отправилась в штаб к полковнику. Губа у нее распухла, и полковник сразу понял, что произошло. В это время у него в кабинете сидел Игорь Колесов. От него все и узнали, как протекала беседа.

Надя на наказании не настаивала:

– Я понимаю, что он погорячился. Парень он хороший. Он ничего особенного не сделал, просто толкнул, а я упала. Наказывать его не надо. Просто поговорите, чтобы он больше не допускал подобного. Другого ничего мне не надо.

Полковник поморщился, немного подумал, потом заговорщически подмигнул Игорю и суровым голосом изрек:

– Пишите рапорт. Сразу после того, как я получу рапорт, вы можете ехать домой. Честь офицера, которому солдат нанес оскорбление, не позволит вам более носить погоны. На суд вы прибудете в гражданском.

– Какой суд? – испугалась Надежда.

– Сразу же после получения от вас рапорта Мещеряков будет арестован. Мы не можем оставлять на свободе солдата, который при наличии отягощающих обстоятельств может быть приговорен к самому строгому наказанию.

– К какому? – обомлела Надежда.

– В военное время его бы расстреляли.

Надежда обалдела:

– Эдика расстреляют?

– Солдат поднял руку на офицера.

– Эдика из-за меня расстреляют?

– В военное время.

Этого она перенести не могла и решительно заявила:

– Я не буду писать никакого рапорта.

– А действительно он вас толкнул? Есть свидетели? Учтите, что за лжесвидетельство – трибунал. Словом, подумайте, взвесьте все как следует и, если сочтете нужным, приходите.

Надя стрелой вылетела из кабинета.

Полковник повернулся к Игорю:

– На всякий случай найдите девчонку, которая сказала бы, что именно она толкнула эту дуру. А то, неровен час, явится в санчасть, и тогда шуму не оберешься. Найдете?

– Найдем, товарищ полковник.

Тем временем Надежда, влетев в лабораторию, заорала:

– Эдик, я только что спасла тебе жизнь.

И начала, сгущая краски, пересказывать беседу с полковником, из которой выходило, что тот уже было написал приказ об отправлении Эдика под трибунал, где того должны были расстрелять, и только она слезно упросила пожалеть бедного мальчика.

Ей не верили, но слушали с ужасом, а к тому времени отрезвевший Эдик начал просить прощения:

– Надя, вообще-то я…

В это время вернулся Игорь и разъяснил, что для спасения Эдика необходимо, чтобы одна из девчонок взяла избиение Нади на себя, ибо, если один офицер ударит другого офицера, то это рассматривается не как преступление, а как хулиганство. В этом случае Эдик останется на свободе, а хулиганка проведет неделю дома под домашним арестом. Выяснилось, что желающих неделю посидеть дома, а заодно и спасти жизнь товарищу, хоть отбавляй.

А потом Надя вспомнила, что упала сама, поскользнувшись.

На этом и порешили. Дело было закрыто.

Нина Голубева никак не могла выяснить отношений с Игорем Озерновым. А он не только работал спустя рукава, но и мешал ей. Как-то уже к вечеру она, усталая, сидела за приборами, а он стоял рядом и рассказывал занимательные истории двум девицам, и в том числе сопернице Люде Соломиной.

Нина попросила его помолчать, попросила раз, другой. Никакой реакции. Она разозлилась:

– Ну-ка, ты. Стань-ка смирно.

Сказала так грозно, что тот замер и сложил руки по швам.

Но тут же подлетела Люда и завопила:

– Рядовой, вольно.

– Смирно! – закричала Нина.

– А я говорю «вольно».

Смирно – вольно, смирно – вольно. Игорь послушал и сказал:

– Вы тут покричите, а я пойду погуляю. Приду через час, когда вас обеих увезут в психушку.

На следующий день Нина извинилась перед Игорем, но с Людой разговаривать перестала.