Прошло несколько лет такой тягостной жизни. Потом произошло то, от чего все всегда убегали в словах, но что болью постоянно всплывало в мыслях о будущем. Старики ушли из жизни – быстро, один за другим. Они будто стали уже единым целым и не могли жить друг без друга.

Уход стариков стал ударом для семьи, особенно для матери Ивана. Он хорошо помнил похороны – угрюмую сестру, приехавшую издалека с мужем и маленьким сыном, мать с красными, сухими от бессонной ночи глазами. Помнил себя, свою ноющую боль в груди… Это была настоящая скорбь, без тени дежурного траура и притворства. Все помнили, чем были обязаны ушедшим, чувствовали, что потеряли что-то очень важное, то, что долго являлось фундаментом, опорой жизни. Крепкими стенами их общего дома.

Но время лечит. Постепенно жизнь наладилась и пошла своим чередом. Дом пустовал – никто не знал, что с ним делать. Мать приезжала иногда, наводила порядок, не давая воцариться запустению. Летом его использовали как дачу, и в нем собиралась вся семья. Приезжал Иван со своей невестой и мать с мужем, иногда даже привозила издалека свою семью Лена. Тогда в нем снова загоралась жизнь, скрипели половицы, стучали двери. Где-то шумел старый телевизор, звенел смех. В такие вечера, когда семья собиралась на дворе, казалось, что всё совсем как прежде. Что сейчас и бабушка выйдет из дома, держа в руках какое-нибудь особое варенье, а с наступлением темноты вернется от соседа слегка хмельной дед…

Но в остальное время в году, когда люди покидали дом, он стоял одинокий, смотрел на степь холодными, потухшими окнами-глазницами. Словно ждал чего-то…

О том, чтобы продать дом, поначалу никто не говорил. Мысль эта была какой-то неудобной, постыдной, что ли. Да и кому нужен он на окраине полузаброшенного поселка?

Но всё изменилось, когда Иван женился. Своего жилья у молодоженов не было, и оно даже не маячило на горизонте – они жили на съемной квартире. Обговорив всё на семейном совете, решили-таки выставить дом на продажу. Авось купят – можно будет взять ипотеку, а до того копить деньги. Как и ожидалось, желающих приобрести хоть и справное, но старое уже здание у южной окраины города сразу не нашлось. Прошел год. Казалось уже, что на этой идее можно ставить крест. Но что оставалось делать? Ждали…

Однажды мать завела странный разговор. Это был какой-то семейный праздник, Иван на кухне намывал посуду. Мать незаметно покинула гостей, присоединилась к сыну. Она начала с какой-то глупой темы, а потом вдруг спросила – не хотел бы Иван взять опустевший дом на себя? Он растерялся. Честно говоря, он и сам иногда вертел эту мысль в голове, без особой, правда, серьезности. «Что, если, – думал он, – найти в поселке каких-нибудь бодрых мужичков-старичков, купить с ними вскладчину насос, кинуть трубу до Волги – будет вода и хозяйство, – но он тут же тормозил себя, – да нет, как же работа… Да, это проблема. Ездить оттуда далеко, да и Соня (так звали жену)… Нет, не согласится она на такую авантюру».

И вот теперь мать с этим вопросом. Он ответил ей то же, что отвечал себе. Что работы там близко нет, а ездить с его завода – не наездишься. Да и жена наверняка будет против. Мать не настаивала. Она будто и не рассчитывала особо на согласие сына, а словно просто хотела очистить совесть, убедиться в чем-то, успокоиться. Дескать, ну вот, я предложила, теперь ничего не остается – только продавать.

Когда все уже начали думать, что дом не удастся продать никогда, покупатель вдруг нашелся. Иван хорошо помнил то, как он впервые приезжал смотреть дом. Сухой, поджарый бизнесмен с нагловатым взглядом. Иван не любил таких. Покупатель расспрашивал всё больше про грунт, фундамент, как глубоко уходят в почву стены, какие проложены во дворе коммуникации. Иван сперва не понял, зачем такие странные вопросы, но потом мужчина сам рассказал, даже скорее похвастался. Дом был ему ни к чему, он собирался снести его и построить на освобожденном месте большой гараж – автомастерскую. Земля тут, на окраине, была в разы дешевле, чем в городе. Покупатель не впервые проворачивал подобную сделку, бизнес быстро развивался, у него уже были мастерские на северной и западной окраинах города. Вот теперь настал черед южной.

Во время разговора Ивана больно кольнула и долго потом не отпускала мысль о том, что дом будет снесен. Он снова и снова возвращался к идее переехать в него и взяться за хозяйство. Сказал даже об этом жене. Она выслушала внимательно. Но у нее были свои доводы: работа, его и ее. Детский сад и школу, куда Иван ходил в детстве, который год грозились закрыть из-за нехватки детей. В общем, от идеи он вновь отказался, да и не защищал ее толком. Так, закинул удочку, совсем как его мать во время их давнего разговора.

Делать нечего, начали оформлять документы на продажу. И вот скоро должны были разобраться с последними формальностями. Новый «хозяин» перечислит обещанную немалую сумму – и они навсегда распрощаются с домом. Тяжесть лежала на сердце у Ивана. Как проще было бы, если бы это была семья, если бы в нем поселились, пусть и чужие, но люди. Дом бы жил… Но всё будет иначе – пригонят тяжелую технику, или наедут рабочие с отбойниками и ломами, стены будут долбить, курочить. Дом умрет. Точнее, его убьют.

Иван с женой и матерью приезжали сюда несколько дней назад, чтобы выбрать ценное из старых вещей. Что-то хотели увезти в квартиру молодых, что-то заберет мать. Они стащили оставшуюся в хорошем состоянии мебель в центр зала, обшарили все комнаты в поисках фотографий, бумаг, тетрадей с записями. Весь нехитрый скарб был собран по старинке в узлы, для которых пригодились старые простыни и покрывала. На выходные была заказана грузовая машина.

А теперь он приехал сюда один. Завернул после работы, сказав жене что-то неопределенное, что будет позже, потому что… он и не помнил уже сам, что выдумал. Еще когда они все вместе собирали вещи, к нему пришла эта идея – приехать и как бы проститься с домом, но наедине. Чтобы никого не было, чтобы никто не мешал воспоминаниям… И вот Иван здесь.

Некоторое время мужчина стоял при входе в зал, будто в нерешительности. Давно он не был тут совсем один. А было ли вообще когда-нибудь, чтобы Иван оставался с домом наедине? Он попытался вспомнить, но не смог. Всегда тут кипела жизнь. Стряпала на кухне, часто напевая под нос, бабушка. Во дворе или на крыльце мастерил что-нибудь дед. Сестра его вечно не давала ему покоя, призывно кричали с улицы друзья, за что-то выговаривала мать. Нет, не помнил он, чтобы дом пустовал. А теперь вот – накануне конца – они наедине… Странное чувство охватило Ивана. Грусть – не грусть, вина – не вина. Что-то защемило под сердцем. Даже влага замутила глаза. Он разозлился на себя – что он, реветь сюда приехал? Нет, он пришел за другим.

Мужчина медленно пошел вдоль зала, заглядывая в прилегающие к нему комнаты: вот та, в которой спали старики, вот их, детская, вот материна. Под ногами негромко поскрипывали ссохшиеся половицы – дом будто зашептал что-то, проснулся. Иван вспоминал.

Смутные обрывки из далекого и не очень прошлого возникали в его памяти. Как он ребенком бегал тут слишком быстро и бойко, сшибал что-то, и мать бранила его, норовила поймать и отшлепать. Как пацаном крался после лихих гулянок в свою комнату. Половицы скрипели под ним, совсем как сейчас, выдавая полуночника. Мать или бабушка вставали, отчитывали, дед ворчал что-то из темноты, а он, делая виноватое лицо, пытался протиснуться к своей двери. Как уже зрелым парнем Иван приезжал сюда с города, навестить болеющих стариков. Это были тягостные свидания. По дому распространился запах болезни, слабости, немощи. Старики всё больше лежали в своих кроватях, много спали, но, завидев внука, бодрились, стряхивая с себя сон. Они не жаловались, вообще о себе почти не говорили, спрашивали его. Как он учится, живет, есть ли невеста? Он помнил, как просияло лицо бабушки, когда он однажды признался «Да, есть… невеста». Она улыбнулась, и на минуту показалось, что болезнь отошла от нее, что она снова стала та суетная подвижная бабушка из его детства.