– Тогда не стоит искать хорошего, раз они все мертвы.

– Господин Почитатель!

– Чего тебе, Горх? – вздохнул Вильгельм и опустил голову. В руках Горха он увидел кружку в цветочек. – Не говори, что и ты эту бурду делаешь теперь.

– Я ее и делал, – задумавшись, будто вспоминая собственные действия в прошлом, сказал Горх, поставил кружку перед Почитателем и уковылял.

– Пересмотреть бы состав их инъекций. Что-то любого человека превращают в карлика, похожего на крысу, – пробубнил Почитатель, провожая взглядом Горха.

Вильгельм поднес кружку к носу. Жидкость отвратительного темно-зеленого цвета булькала в ней, источая удушающий запах микстуры. Это было еще одно успокоительное. Вильгельм поморщился, но глоток все-таки сделал. Задумался.

– Не искать хорошего, говоришь… – хмыкнул Почитатель, отхлебнул еще успокоительного и сморщился. – Думаешь, к мерзавцам судьба более благосклонна?

– Это ты знать должен, а не я! – хохотнул Жак, но, встретившись с осуждающим взглядом Почитателя, закашлялся и поспешил исправиться. – Не думаю, что на Земле судьба хоть кому-то подбрасывает удачу. Вот, на себя посмотри. У тебя на лбу написано, что удача тебя не любит.

Вильгельм хмыкнул и, залпом допив успокоительное, попытался встать.

– У тебя просто чудное чувство юмора, – сказал он и, чуть пошатываясь, вышел из кабинета. Жак, чертыхаясь на родном языке отправился следом.

Если в кабинете было жарко, то в основном зале стоял собачий холод. Жак, привыкший к жаре, сразу же покрылся мурашками.

– Может, тебе сделать перерыв? Хоть на парочку дней! – повторял Жак, то обгоняя Вильгельма, то отставая от него. – Ты уже сколько, всю неделю, полторы только и делаешь, что смотришь на свое прошлое и расстраиваешься!

– Я не за прошлым тоскую, Жак, а ищу экземпляр подходящий, – вздохнул Вильгельм, усевшись на стул перед аппаратом. Он и в самом деле ужасно устал.

Жак стоял в сторонке и ковырял ботинком пол, все еще продолжая дрожать от холода.

– Ты всегда только хороших ищешь.

– Да, мне и нужны такие. – Вильгельм сидел и массировал виски монотонными движениями.

Жак отпихнул носом ботинка пустую банку газировки, которую пригнал сквозняк. Усмехнулся.

– А ты попробуй поискать все обратное, что-то плохое. Мало ли, может, к ним, как ты сказал, «судьба более благосклонна», – сказал он, а потом, изменившись в лице, хихикнул. – Ты хоть с мерзавцами общался? Или у тебя теперь аллергия на всяких подлецов?

Жак, конечно, надеялся, что какие-то «темные» воспоминания хоть немного развеселят Почитателя.

Вильгельм посидел пару минут, о чем-то размышляя. Пальцы крутили очки для просмотра воспоминаний, а глаза беспокойно бегали от кнопки к кнопке под экраном.

Жак даже испугался, что Почитатель вновь впал в транс. Но Вильгельм скривил губы в подобие улыбки, поставил кружку на пол и сказал:

– Я знаю, где искать.

– Мерзавцев?

Кривая улыбка все еще сияла на лице Почитателя. Он шел к Связистора пружинисто, словно пол превратился в батут.

– Почти. Если и не сволочей, то неприятных людей – точно.

– А тебе разве такие…

– Рядом с ними всегда есть другие люди.

– Другие?

Вильгельм отмахнулся.

– Потом, может, ты и все вы потом узнаете.

Жак вздохнул и отошел на безопасное расстояние. Вильгельм надел очки, ввел годы двадцатого века на панельке под аппаратом и пар окутал его пеленой воспоминания, вырывая из реального мира.

Жаку оставалось только ждать и ругаться на судьбу, что он не успел сказать все, что планировал.

Вильгельм не успел открыть глаза – теплые руки обняли, притянули к себе. В нос ударил сильный запах бренди и табака. Горячие и мокрые от выпивки губы прижались к его, холодным и сухим. Он попытался отпихнуть человека, навалившегося на него всем телом, уперся руками ему в грудь. Его не отпустили, лишь притянули к себе сильнее.

Вильгельм промычал что-то невнятное, вроде как в протест происходящему, но жар, исходящий от тела, ощущение мягкой кожи под пальцами, горячее дыхание, музыка, бившая в мозг, прямо в висок, успокоили настолько, что он расслабился.

Когда он распахнул глаза, никого рядом уже не было. Эффект опьянения, ничего более. Но шея все еще горела от прикосновений.

В комнате царил полумрак, на диванах, подсвеченных разноцветными лампочками, сидели и пританцовывали люди. На столах валялись бутылки и бокалы с алкоголем. Кто-то танцевал прямо на столе под восклицания зрителей, иногда сбрасывая с себя одежду.

Перед его диваном, на столике, были разбросаны сигареты, самокрутки, валялись пустые бутылки. Играла песня Дэвида Боуи «Heroes», четвертый или пятый раз подряд. Будто диджей уже напился и уснул, как и все вокруг.

Вильгельм пришел полчаса назад, но уже успел расслабиться. Он не пьянел просто так, только если помогал себе специальными таблетками, но на самом деле делал это редко.

– Джеки, ты проснулся? – раздался голос где-то наверху, но Вильгельма будто окружал вакуум. Он туго соображал.

Почитатель приподнялся на локтях, чуть не завалившись на мягкие подушки, и увидел блондинистую макушку Марка, который стоял у соседнего кресла, облокотившись на его бархатную спинку. Парень, как и всегда, надушен, одет в дорогую рубашку и джинсы. Зубы в темноте блестели.

– Для тебя я Джексон, Маркус, – проговорил Вильгельм, но слова путались, изо рта выходила каша.

Марк улыбнулся, уселся на стол, небрежным движением сбросив бутылки на пол, прямо перед Вильгельмом. Он знал, что Эльгендорф пьян и не мог сопротивляться. Марк нагло, быстро залез ему под рубашку, чтобы вытащить медальон в форме Солнца. Вильгельм позволил ему это сделать.

– Марк, отпусти медальон.

Марк усмехнулся. Он вертел Солнце и так и сяк, проводил пальцем по каждому лучику.

– Кто подарил его тебе? Девушка? Мама? Поклонник? Кто такой счастливчик, чей подарок носит сам Джексон Максгрейв? – прошептал он, хихикнул и вновь впился глазами цвета какао в Вильгельма. Его голос был тягучим. Он уже пьян. – Я постоянно спрашиваю, а ты никак не ответишь. Может, сегодня повезет?

– Сам себе купил, – огрызнулся Вильгельм и резким движением вырвал из рук собеседника медальон. Задумавшись, поддавшись воспоминаниям, он провел подушечкой пальца по солнышку, а оно будто нагрелось отвечая.

Он бы убил за этот медальон. Раскрошил любого, кто посмел бы тронуть его так, как не хотелось бы его хозяину. Черное Солнце на тонкой цепочке из метеоритного железа – больше, чем простая людская безделушка.

– Ты никогда о себе не рассказываешь, Джеки, я даже не знаю, сколько тебе лет. Двадцать? Тридцать? Сто? Тебе даже на вскидку не скажешь, – Марк театрально надул губы, будто расстроился.

– А это имеет какое-то значение? – протянул Вильгельм – его псевдо-пьяный голос был ниже обычного. – Я просто не хочу славы.

Марк ухмыльнулся, потянулся за самокруткой, закурил. В кровавой полутьме комнаты его волосы будто светились от лака и пенки, которые он на себя вылил. Вильгельма обдало пьянящим тухлым запахом. Почитатель закашлялся, но, чуть подышав ароматом вновь, еще больше расслабился и достал обычную сигарету. Фитилек казался звездой в темноте клуба.

– Ты опять? Может, еще в чай насыплешь чего-то для усиления вкуса? – Раздался нахальный голос у соседнего стола, чуть заглушаемый припевом неменяющейся песни. Вильгельм, конечно, узнал его.

Он посмотрел на приближающуюся фигуру сквозь ресницы – она сливалась в серое пятно табака и дыма.

– Привет, Габи. Ты тоже не меняешься.

Она и плюхнулась рядом с ним, по-хозяйски устроив руку на его колене. Ногти у Габи длинные. От нее пахло потом, скрытым за шлейфом дорогих французских духов, выпивкой и деньгами. Габи положила светлую голову на плечо Вильгельма, уткнулась носом в его тонкую шею. Пушистые волосы коснулись его скулы.

– А ты опять будешь молчать? Расскажи что-то нам. Как ты держись себя в форме? Не поправляешься ни на грамм, хотя так часто пьешь? Расскажи свой секрет, – прошептала она, обдавая горячим дыханием его ухо. Ее тонкая талия, стянутая поясом, оставалась неподвижной, будто Габи не дышала, боясь показаться толстой.