– Не думаю, что начальство пристало дергать, когда оно в отпуске.

– Вы же сами говорили, что у директора его не бывает, Валерий Константинович! – воскликнул Егор с воодушевлением, но, услышав, в ответ сдавленный злобный рык, поспешил добавить: – Валерий Константинович, простите, но у нас тут какие-то жуткие проблемы с поставками. Я пытался что-то сделать, но сделать ничего не получилось. База летит, данные пропадают, система лагает, нужно вводить пароли, а доступ к базе данных есть только у…

– Да ты можешь не трещать как сорока? – прошипел Вильгельм, ни на шутку испугав ни в чем не повинного секретаря и развеселил Лилиан. – Приеду сейчас, скажи, чтобы все были на месте! Если хоть кого-то не будет – пожалеете, что я не сменил номер!

На другой стороне запищали испуганные гудки. Вильгельм отложил телефон в сторону.

– Опять они! Опять. Чтоб они все под землю провалились! – бубнил он, стуча длинными ногтями по столу.

В принципе падение под землю можно устроить. Но Планету жалко – ей бы пришлось долго восстанавливаться, чтобы вернуть былую красоту.

Вильгельм был в ярости. Последние дни и он без того переживал, а его просили, нет, даже требовали приехать на другой конец города, чтобы решить какие-то проблемы, до которых ему нет дела. Но немного подумав о том, как полезен его бизнес, решил поехать.

Дрожащей рукой он взял миску и хотел положить ее в раковину, но ему вдруг стало так противно, так мерзко от всего на свете, что Вильгельм, сдавленно рыкнув, швырнул посуду об стену, а стоило за спиной раздаться шороху, развернулся, схватил поднос со стаканами и бросил его в сторону Лилиан. Стаканы, к счастью для Лилиан, пролетели мимо, но игуана прижухнулась, замолчала и испуганно глядела на Вильгельма.

На звук удара прибежал перепугавшийся Нуд, натянувший на шею новогоднюю гирлянду. Его глаза были такие круглые, что это, казалось, невозможно физиологически.

– Что случилось? На нас напали? – запищал карлик и вцепился в ножку высокого стула. – Куда прятаться? Что делать?

– Я просто уронил миску.

Карлик посмотрел на груду стекла с валявшимся рядом с ней подносом, на испугавшуюся Лилиан, подумал, но решил промолчать.

– Хорошо Вы уронили, Господин.

«Тебе бы микстурки успокоительной похлебать, Вильгельм, а то скоро совсем в психованного превратишься, а тут таких сразу на костер», – издеваясь, когда-то говорил Ванрав.

– Идиоты, которые на меня работают в человеческом мире, ничего без меня не могут решить. Придется ехать к ним, так что остаешься за главного.

– Вы еще и работаете?! – изумился Нуд. – Когда ж Вы успеваете? У Вас ведь столько забот!

– А я и не успеваю. – Немного уродливо улыбнулся Вильгельм, почесал переносицу длинным ногтем и сказал. – Лилиан не трогай – пусть ползает, но смотри, чтобы она провода не грызла. А если начнет грызть – подсунь ей синий. Она так быстрее скончается. Надеюсь, с Шурой вы поладили?

– Да, Господин! Ваш крыс милый и умненький! – Заулыбался Нуд и погладил рисунок котенка на футболке. – Вот только кота бы…

Эльгендорф пропустил это мимо ушей.

– Тогда весели его, пока меня не будет. Вернусь поздно. – Зачем-то добавил Вильгельм и, сняв испугавшуюся Лилиан со стола, пошел одеваться.

Вскоре он, нарядившийся в черное, вышел на улицу. Дождь уже закончился, дороги были в лужах, а Солнце пригревало совсем по-летнему.

Машина стояла на специальной стоянке – черная, с кожаным салоном и дорогущей магнитолой, которую даже можно было подключить к Связистору. Благо, в технике Вильгельм немного понимал, – Норрис постарался когда-то и объяснил все тонкости, что только знал. А Норрис Херц в технике разбирался, наверное, лучше, чем все хваленые механики и инженеры вместе взятые.

Вильгельм бросил сумку с документами и техникой на сидение рядом и потер глаза. Он очень устал, устал, наверное, даже больше, чем когда люди начали выдумывать разные языки, и Вильгельму в кабинете под землей приходилось днями заучивать разговорники, составленные Ванравом, чтобы понимать беседы людей. Но вот в бессрочный отпуск отправляться совсем не хотелось.

Он посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. На шее краснела полоса, оставленная хвостом Лилиан.

– Чертова Лилиан! Чтоб тебя чем-нибудь зашибло. Видеть тебя больше не могу!

Почитатель мог бы выбросить игуану на улицу, но так не хотел марать руки, что смиренно терпел выходки зеленой мегеры, каждый раз напоминая себе, что эта ящерица – особенная, и избавиться от нее просто так невозможно и даже немного опасно.

Ему пришлось, ворча и ругаясь на своем не очень благозвучном языке, застегнуть рубашку на все пуговицы, чтобы скрыть полосу, которую обыватель мог вполне спутать с отметиной, оставшейся после неудачного опыта с веревкой и мылом. Он включил погромче любимую музыку, выехал на проспект, где, как обычно бывает в послеобеденное время, люди галдели и трещали, носились куда-то, сигналили, шумели, кричали, обзывались, перебегали дороги и вели ту суетливую и бессмысленную жизнь, что дана лишь людям. Необъяснимо насыщенную, но короткую и хрупкую.

Вильгельм направлялся на другой конец города, где его должны ждать. Во всяком случае, он надеялся, что звучал достаточно устрашающе и никто не решился улизнуть. Он выехал с проспекта, пронесся мимо спящего цирка и банка, заросшего розами и флагами, и направился в «правый» район, который расположился за «правым» длинным мостом. Названия Вильгельм упорно не запоминал. Дома в городе все практически одинаковые.

«Позорище. А когда-то люди строили Пантеоны», – грустно подумал Вильгельм, проехав длинный дом-червь, облепленный утеплителем.

Вильгельм каждый раз говорил, что переедет в другой город, но последние десять лет даже не мог покинуть собственной квартиры, которая далека от идеальной. Извращенная и грязная гармония. То, что так нужно в мире-карусели.

Вильгельм пролетел на красный, немного облив водой из лужи кого-то на остановке. Новый поворот, новая безликая улица. Обиднее всего за природу, которую люди, поселившиеся в коробочных лагерях железа, стекла и бетона, уничтожали. Рубили и жгли леса, загрязняли воды и воздух следами своей жизни. Люди плевали в лицо Почитателю, сами того не понимая, но он-то понимал все.

Когда Вильгельм свернул с основной дороги и выехал на проселочную, он включил музыку еще громче. Он любил, когда из-за музыки невозможно ничего слышать – словно мир немел на четыре минуты, и в эти моменты Вильгельм отдыхал.

Склад находился за длинной проселочной дорогой, окруженной деревьями. Покатые облезшие бока склада были скрыты за высоким забором, над которым болталась табличка «Глина. Стройматериалы. Щебень». Эльгендорф глянул на нее и усмехнулся. Он никогда и подумать не мог, что людей так легко обмануть. Железные двери раскрылись, и машина заехала в пустой двор. Вильгельм владел складом и всеми его пристройками, включая бесконечные линии туннелей под городом, которые были ему и его помощникам нужны. Когда-то он выиграл все это у какого-то пьянчуги в покер – тогда в азартных играх ему везло.

На улице парило, а за деревьями виднелся завод, выбрасывавший в голубое небо облака красного пара. Вильгельм взял вещи и, даже не поставив машину на сигнализацию, направился к одной из пристроек, бока которой изувечены ржавчиной. За железной дверью ждала пустота, разбросанные там и сям бумажки, пакетики чая, пыль и открытая дверь, ведущая в подвал, откуда доносились громкие разговоры. Вильгельм подошел ближе.

– Я тебе говорил – не надо было ему звонить! Мы и без него справимся, а сейчас кто-то огребет по полной! – тараторил мужской низкий голос, слегка хриплый от курения.

– Огребет, не огребет, а без него мы ничего не сделаем! – ответил второй голос, принадлежавший тому самому секретарю, звонившему утром. – Мы же сами виноваты! А у него из-за нас могут быть проблемы!

Вильгельм знал – вся правда говорится за спинами героев обсуждений. Он присел на табуретку у лестницы и продолжил слушать.