Реалити-шоу – вот, где ты никогда не будешь чувствовать себя одиноко.

После завтрака мы с Мариной и Варей сидели в гостиной, дожидаясь прихода Олега Викторовича. Все остальные ребята ушли на занятия.

– Доброе утро всем! Варя, как там у тебя с песнями? – продюсер сразу заговорил о деле.

– Никак. Творческий кризис, – пожала плечами она.

Варя уже неделю отказывалась от всех идей Олега Викторовича, связанных с выступлениями других участников.

– Я попросил вас втроём собраться, потому что мы с педагогами решили дать вам совместный номер, – объявил Меганцев. – Но нужна песня для трио, так что, Варя, ищи что-нибудь из невыпущенного или пиши новую. Что-нибудь весёлое, лёгкое, понятно? Может, кто-то ещё хочет написать песню? Марина?

– Из меня не самый хороший поэт, так что пусть лучше Варя.

– Аня?

– У меня в последнее время только грустные стихи получаются, – призналась я. – Так что действительно пусть лучше Варя.

Я посмотрела на неё и улыбнулась, чтобы она не подумала, будто мы с Мариной решили просто свалить на неё всю работу.

– Ну, мне, в общем-то, всё равно. Можете вместе попробовать. Но песню нужно записать к пятнице, а ещё выучить танец. Раз сейчас у вас всё равно ничего нет, давайте встретимся завтра, а сейчас идите на занятия. И позовите, пожалуйста, Диму Костина.

– Круто, будем петь вместе! – сказала Марина, догоняя меня в коридоре. Я шла впереди всех.

– Да, – согласилась я.

Я была рада не меньше неё. Хоть что-то подняло мне настроение в то утро.

Мы вошли в кабинет пения, извинились за то, что прервали упражнение для распевки, и сели с краю. Серёжа, к счастью для меня, сидел в другом конце комнаты. Я обещала себе не избегать его, но тем утром это вышло само собой. Я проснулась до того, как заиграла музыкальная заставка «Громче всех!», каждое утро будившая нас, и позавтракала в одиночестве, а затем отсиживалась в комнате, пока Марина не позвала меня в гостиную на встречу с Меганцевым.

Боковым зрением я видела, что Бутаков поглядывал на меня. Чтобы проверить, что мне не казалось, я уставилась в одну точку – на часы над пианино, – и, выждав немного времени, я резко посмотрела на Серёжу. Он отвёл взгляд и усмехнулся, но я не была уверена, разгадал ли он мою уловку. До конца занятия я смотрела только в листок с текстом и на Елену Ивановну.

Елена Ивановна была стройной, ухоженной, интеллигентной женщиной. О её личной жизни ничего не знала даже Марина, а она в данном случае являлась самым достоверным источником из всех, на какие приходилось рассчитывать. Елена Ивановна занималась с ней как частный педагог по вокалу ещё до «Громче всех!», но это подруга рассказала только мне, по секрету. В любом случае учительница была весёлой и дружелюбной и полностью отдавалась своей работе.

Может, за то, что её обожали все участники шоу, может, за то, что с ней часто советовался Меганцев, а может, по каким-то другим причинам, которые я не смогла узнать, но за что-то Елену Ивановну жутко не любили остальные педагоги, работавшие на проекте. Ей с трудом удавалось заставлять их уважать себя, несмотря на то, что её предмет был самым важным из всех, что вели в «Громче всех!».

Я считала её настоящим учителем, а не просто преподавательницей по вокалу. Елена Ивановна знала множество всяких техник, умела доступно объяснить, как их применять, могла помочь найти свой уникальный тембр и стиль пения. Я всё время задавалась вопросом: откуда она так много знала? Но никто не давал ответа, и мне оставалось только раз за разом удивляться её профессионализму и любви к делу. На своём примере Елена Ивановна доказывала, что учитель – это действительно не профессия, а призвание.

– Спасибо всем за занятие. Аня, хвалю за внимательность сегодня.

Елена Ивановна всегда искала повод похвалить меня за что-нибудь. Только на проекте я поняла, что похвала учителей на самом деле бесценна. Родители, друзья и близкие ведь любили меня за то, что я просто была собой, а учителя были заинтересованы непосредственно в моём успехе, и, когда они отмечали мою старательность, я понимала, что действительно двигалась в верном направлении.

– Катя, Вы сегодня немного не в голосе, можете лучше.

Я стала замечать то, о чём говорила Марина: от Свечиной действительно требовали больше, чем от других. Возможно, организаторы заставляли её выкладываться по полной, чтобы она оправдывала их решения отдавать ей лучше номера.

– Серёжа, будете продолжать отвлекаться, вылетите из шоу.

Елена Ивановна говорила ему подобные фразы каждую неделю. Как педагогу по вокалу ей, конечно, хотелось набирать в проект больше поющих участников. Он кивал головой, понимая своё положение.

– Кто-нибудь, пожалуйста, соберите тексты, а так все свободны. Увидимся завтра!

Обычно тексты после занятий вокалом собирала я, и все к этому привыкли.

– Тебя подождать? – спросила Марина.

– Да, можешь подождать. А можешь и помочь, – предложила я, хотя нужно было собрать всего девять листков.

– Ладно.

Серёжа вышел из комнаты.

– С тобой всё хорошо? – спросила Марина.

– Да, – ответила я, не задумываясь.

– Хорошо. А то мне показалось, что ты как-то напряжена.

– Не напряжена, а сосредоточена. – Я не собиралась врать подруге, просто не договаривала. – Я подумала: знаешь, я не против того, чтобы после шоу петь в группе. Раньше я была бы против, но теперь мне кажется, что в группе даже веселее и легче. Ты не одна.

– Ну не знаю… – засомневалась подруга.

– Да у тебя и голос не для группы.

– Почему?

– Он уникальный. Ты большая самостоятельная артистка. Тебе лучше работать одной. Но если что, я, конечно, всегда готова помочь, – серьёзно сказала я.

– Я тебе тоже, ты же знаешь.

– Это хорошо, потому что мне как раз нужна твоя помощь. Я хочу показать тебе песню. Написала её вчера вечером, но не знаю, стоит ли отдавать её Меганцеву. Напомни мне, чтобы я тебе её показала, пожалуйста. А то ты же знаешь, у меня из головы всё вылетает.

«Кроме одного», – додумала я.

Вечером Марина напомнила мне показать ей песню, хотя я уже пожалела, что предложила это. Я хорошо себя знала, поэтому выдавила эти слова из себя утром специально, предполагая, что сразу же передумаю. Таким образом, пути назад были отрезаны.

Я достала из прикроватной тумбы смятый листок. Как только вчера вечером на нём оказались все мои мысли, мне захотелось поскорее от него избавиться, и я смяла его, собираясь порвать и выбросить. Но что-то меня остановило. Это была моя первая полноценная песня, и стоило сохранить её хотя бы на память. Проснувшись рано утром, я перечитала стихи ещё раз и решила, что вышло неплохо, если говорить конкретно о тексте. Но мне нужно было мнение ещё одного человека, чтобы в этом окончательно убедиться.

– Давай ты сама прочитаешь, я не буду петь, – предложила я. Мне не хотелось, чтобы все слышали.

Марина внимательно читала. Я ждала её вердикта. Если бы она сказала, что эту песню не стоит никому показывать, я бы её послушала, потому что сама не представляла, что с ней делать.

– Я думаю, тебе стоит её спеть. На проекте.

– Правда?

– Конечно. В нашем сезоне мало таких лирических песен, а эта – сплошные чувства, и нетяжёлая.

– Я подумаю.

– Раз ты обнаружила в себе талант к стихосложению, может, попробуем написать песню для трио? – предложила Марина.

Это задание висело над нами, как грозовая туча, и мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. Мы до вечера только и занимались тем, чтобы придумать хотя бы четыре строчки, но без Вари у нас ничего не получилось, а она, раздражённая после очередной ссоры то ли с Катькой, то ли с Димой, сказала, что возьмётся за это только завтра. Мы легли спать. Я засыпала с мыслью о том, что за целый день ни разу не поговорила с Серёжей. Мне приснился сон, будто бы он покидал проект, а я с ним даже не попрощалась.