– Вы выступили просто замечательно! – раздалось за спиной.

Маша обернулась и увидела улыбчивого молодого человека, который сидел на первом ряду. Одним движением руки он поправил очки и мог бы выглядеть серьезным и взрослым, если бы не растрепанные светлые волосы.

– Конечно, над вашим телом еще нужно поработать, – добавил он.

Щеки Маши залились румянцем. «Неужели он намекает, что я толстая? Как не стыдно!»

– Вы слишком зажаты, у вас иногда получается тело и душа отдельно. У настоящего актера все должно быть в согласии, именно тогда он может показать, что живет на сцене, а не играет. В остальном очень неплохо, вы играли по правде жизненной, надо заметить это очень удивляет. Вот ваш стих, например, – молодой человек замолчал.

– А что не так с моим стихом? – как можно спокойнее спросила Маша, поглядывая на сцену, на которой уже появилась скатерть, и будущие новички усаживались выпить чай с настоящими профессионалами, как им казалось.

– Ваш стих очень глубокий и трагичный, что для вашего возраста в нынешнее время не свойственно. Согласитесь, что услышать такое от человека старше было бы привычнее?

Маша кивнула. Бабушка часто говорила, что не верит, что её внучка могла испытывать такие сильные чувства, для нее она всегда останется маленьким озорным ребенком.

– Я вас заболтал, пройдемте к столу. Хочется чего-нибудь согревающего. Особенно после такого теплого монолога про счастье. Это редкий дар находить такие чудесные строки. Ох, простите, мне мою невежливость. Забыл представиться. Меня зовут Антон.

– Я не заметила вас среди выступающих, Вы актер? – спросила Маша, пожимая ему руку.

– Был когда-то, – Антон снова перестал быть серьезным и улыбнулся: – а сейчас я помощник режиссёра. Вы будете чай или кофе?

Всю ночь Маше снилась сцена. Вот она стоит в красивом алом платье и поет какую-то партию из мюзикла, потом читает самое проникновенное стихотворение, а зритель искренне сочувствует, кто-то даже плачет. Из глубин сознания появлялись странные образы, которые заставляли её забывать о реальности.

***

– Доброе утро, – улыбнулась Мария своему отражению в зеркале.

Девушка по ту сторону, как ей казалось, была на нее не похожа. Особенно пугал этот новый блеск в глазах. Что это? Влюблённость? Страх или азарт? Мысли о том, примут её или нет, настолько отвлекали от насущного, кашу пересолила, а чай заварила слишком крепко.

На парах Маша жутко хотела есть и спать, и с большим нетерпением ждала вечера. Приняли? Не приняли? Понравилась ли она Ивану? Или Антону? Хотя сколько можно думать о мальчишках? Маша старалась не влюбляться в таких красивых. Тех, что приносили много проблем, разбивали сердца, ведь и она не раз была среди таких дурёх. И что же с ней сейчас? Почему она не может выкинуть их из головы?

– Гринева, ты какая-то задумчивая. Все хорошо? – полюбопытствовала соседка по парте.

Маша заверила, что всё отлично, так ли это на самом ли деле ей предстояло узнать немного позже.

***

Подниматься на четвертый этаж с непривычки было тяжело. Первые несколько пролетов она почти бежала, но в узком платье и пальто это было не очень удобно. Девушка, быстро запыхавшись, сбавила темп. Высокие потолки, винтовая лестница, обшарпанные стены. Казалось, что здесь все было особенным. Ей нравилось это старое здание, где когда-то учился ее дедушка. Именно здесь через года между ними устанавливается невидимая связь.

Оказавшись на нужном этаже, в конце длинного коридора она увидела дверь. Дверь, ведущую в театр, в мир иллюзий и грез. Именно на ней написаны результаты. Маша пыталась справиться с дыханием и сделать следующий шаг.

– А чего ты боишься больше? Что там нет твоей фамилии или что она там есть? – напугал её Иван.

– Ты всегда так подкрадываешься? – резко ответила она.

Он улыбнулся, но не ответил и пошел вперед. Его ждали и другие дела, и другие девушки, которым нужно было уделить внимание. Маша пошла вслед за ним, чеканя каждый шаг, не зная, куда она идет: на взлетную полосу или на эшафот. Самое главное, что пока она шла, отчетливо поняла, что совершенно неважно какой сейчас будет результат. Главное, что она точно хочет играть в театре. «Не получится с этим, тогда пойду в другой». В ней зажегся огонёк, жажда быть на сцене, быть в центре внимания и, самое главное, принадлежать миру искусства.

Список из фамилий и имен был коротким, но когда Маша только увидела его, то казалось разучилась читать. Она не могла сосредоточиться, знакомые буквы не складывались в слова. Но тут подошла Венера и быстро справилась.

– Ура! Мы прошли! – рыженькая на радостях даже обняла Машу. Но, быстро вспомнив, что они все еще соперницы снова стала холодной.

Маша не заметила странного поведения Венеры и всё еще искала глазами свою фамилию. Почему-то она значилась последней в списке, выбиваясь из алфавитного порядка.

Далее все шло по намеченному организаторами из театра плану. Здесь оставались только ребята из труппы и те, кто прошли во второй тур. Отверженные понуро уходили домой, что еще больше придавало драматичности всему происходящему.

Всем было жутко интересно, что же там внутри? Что делает элита, когда простые смертные расходятся по своим делам?

На самом деле было напряженно, но ни капли не волшебно. Режиссер сидел в сторонке и пил кофе, все помогали приготовить чай, накрыть на стол, что-то убрать, старались быть нужными и самобытными, но выглядели при этом навязчиво, беспомощно и как-то совсем буднично. Маша стояла в стороне и держалась подальше от всего этого подхалимства.

Девушка знала, что возьмут ее только если она выдаст максимум, а среди этих ребят сделать это будет ой, как сложно. Как ей шепнул вчера Антон, когда они собирались расходиться, выбрать должны были только пятерых, из которых девушкам отводилось только два места. А представительниц прекрасного пола здесь было много, одна краше другой.

– Боишься, что они лучше тебя? – подкравшись спросил Антон, они с Иваном видимо сговорились пугать Машу.

– Думаю, что мы все достойны. – она улыбнулась и старалась не выдать волнения. Мысленно проговаривая про себя слова, которые готовила на второй отборочный день. Уходить тоже нужно уметь красиво и достойно.

– Стоит заметить, что голубой цвет идет вам больше, чем черный, – подметил Антон, – Хотя, верно, вчера вы нарочно выбрали ту гамму. Да?

– От вас ничего не скроешь, – ей было лестно, что он понял ход её мыслей.

Но молодой человек тут же добавил ложку дегтя:

– Правда, сегодня я подобрал бы вам другую прическу, например, в греческом стиле, но это уже придирки режиссера.

Маше казалось, что она видит картинку со стороны. Вот камера снимает весь театр, а потом крупным планом их сосредоточенные лица. Музыка, тоже становилась идеальным саундтреком. Следующий кадр. Вот она стоит рядом с Антоном, изображает из себя такую особенную, пусть и сильно смущается. Именно помощник режиссера казался ей главным критиком на этом вечере. Камера выхватывает, как Иван флиртует с очередной глупышкой, которая строит ему глазки и постоянно хихикает. Они точно пойдут на свидание, но она точно не пройдет дальше. Акцент на режиссере, которые постоянно делает какие-то пометки в блокноте, хотя второй тур ещё даже не начался.

При всей этой киношности, это был проседающий момент в фильме их жизни, не хватало зрелищности. Маша поняла, что если сцена так тянет ее, то стоит за нее побороться. И она тихо начала напевать.

Громкость ее голоса увеличивалась по нарастающей, он точно вплетался в этот гул, проникая в уголки душ. Теперь мелодия этой песни становилась главным лейтмотивом вечера.

Маша начала ходить между людей, точно ища себе спутника, кто же споет с ней эту песню. Все только удивленно переглядывались. Никто не мог понять, заранее ли это все спланировано или «вне рамок» и только ее инициатива. Девушка специально стала петь, сочиняя на ходу, чтобы влиться могли только действительно бесшабашные и творческие.